Нерождённый

Эх, братцы, а ведь август сорок третьего самым жарким был. И дело тут, конечно, не в погоде. Сколько народу тогда в землю полегло, насквозь её кровью горячей пропитало.

Но больше всех мне одна могила запомнилась, а ведь даже не военного. Потому как человек тот только август и пожил.

Вышел он к одной из рот прямиком из болота. Ту местность бывалые разведчики стороной обходили, потому как брод отыскать так и не смогли. А тут, глядят солдаты, что привалом неподалёку встали, идёт к ним парень как ни в чём не бывало. До линии фронта рукой подать, а этот идёт, улыбается, каждый кустик рассматривает.

Ну, его, конечно, остановили, отвели куда следует. Может, шпион вражий. Замполит у них искусный был: в душу как червь в яблоко вгрызался. А тут — толку ноль: ни кто, ни откуда, ни где и когда родился. Памяти в голове — с понюшку табаку.

Остался паренёк в роте. А что было делать? До ближайшего жилья дойдёт, сотрёт не только подошвы, но и сам сотрётся по макушку. Назвали Иваном Непомнящим. Шефство над ним взял старик-лейтенант, дядь Миша.

Удивлял Иван по десятку раз на день. Увидит стрекозу, глаза выпучит — «это кто?!». Сорвёт ягоду и не налюбуется, осмотрит со всех сторон, обнюхает, лизнёт, только потом на вкус пробует.

Однажды огорошил дядь Мишу так, что тот чуть цигарку не проглотил.

— А что, — говорит, — и другие месяцы есть кроме августа? А какие они, расскажи, дядю.

К тому же заговорённый был. Его хоть и берегли, но шальная пуля или осколок паспорта не спрашивают. А Ивану хоть бы хны, ни царапины. Комроты шутил: «Так он же нерождённый. Вот и умереть не может».

И сам воякой не был. Хотели Ивана научить стрелять из винтовки. Чтобы защититься мог в случае чего. Он поначалу протянул руку, но едва коснулся, одёрнул.

— Нет, — говорит, — дядя Миша, прости. Она холодная. Она сама души не имеет и мою высосет по капельке...

И ушёл он почти так, как и пришёл. Август вышел, и Ивана не стало.

В тот день рота должна была взять сильное укрепление фрицев, что закрывало выход из ущельица. Бой ожидался опасный, кровавый.

Накануне вечером Иван долго смотрел на дядю Мишу. А потом говорит:

— Не надо тебе завтра идти. Я видел тебя вон там, на холме. — И показывает на склон. — Лежишь и смотришь в небо. Только уже не видишь его.

Дядь Миша только посмеялся в седые усы.

А Иван ночью пропал. Как смог караулы обойти, никто так и не понял.

Утром сделали вылазку к вражеским блиндажам, а там тишь как на кладбище. Даже соловьи поют.

Внутри ни одного фрица не нашли. Словно испарились. Только оружие с амуницией от них и остались.

А позже на склоне обнаружили тело Ивана. На том самом месте, которое он дядь Мише показывал.

На теле ни одной раны. Только подушечки пальцев обожжены. Лежал, раскинув руки, и смотрел в небо, которое уже не видел.

Дядя Миша после войны туда вернулся и поселился бобылём недалеко от могилы Ивановой. Тянуло его туда что-то.

Вот такая вот история, братцы, о человеке, который только август один и пожил.