Своробный человечишко

А кто смирения не просил?
Я рождён в рубашке счастливых блудней,
постоянный дур-ной, и псих -
в мягкотелой тюрьме уютной.

Я гляжусь в тихом омуте смеха,
нитяных ресниц - ржи, подпаливая.
Закаты глаз чужих и успеха
шелестят любопытством пламенно.

Я скажусь - лишь на мятой ткани,
полос черных в изгибе беленьком.
Непорочно на-дев в страдании
я свободу и жажду сей... ни в ком.

Я не слышусь - но глушит тесно:
ласкуток жизнь, резвясь, кастрирует
в квази-модное - повсеместное
тело жёсткое и страптивое.

Только истое и отчаянное
тело праздников вечный двигатель;
формой смерти же начинали
повторяемую всеми исповедь.

А без тела мы тряпки пола,
две трясучки безумных сил.
Но в рубашке скрываем голову, ведь:
Я не псих! Я не псих! Я не псих!