Апология Балабанова

Если бы не события последнего года, фильма «Балабанов. Колокольня. Реквием», вполне вероятно, мы бы никогда не увидели. Во всяком случае, об этом прямо заявила сама режиссер Любовь Аркус, когда представляла фильм на презентации, проходившей при участии Первого канала (один из продюсеров — Константин Эрнст). Здесь вышло всё неслучайно: и Первый канал, когда-то вместе с Аркус и её журналом «Сеанс» делавший долгоиграющий проект «Закрытый показ», и сама Любовь Аркус, закончившая «Колокольню» из желания защитить образ любимого режиссера, реабилитировать его в глазах публики и — возможно — Вечности.

Напомню, что именно в выпуске «Закрытого показа» состоялась премьера и обсуждение самого провокационного и сущностного фильма Алексея Балабанова «Груз 200» на российском телевидении 10 октября 2008 года. Алексей Октябринович тогда с трудом отбивался от нападок злобных критиков, и Любовь Аркус, как могла, пыталась защитить друга. Собственно, и жанр «Колокольни» будто повторяет сценарий «Закрытого показа»: сначала нам показывали короткие эссе об авторе и его творении, сделанное кинокритиками «Сеанса», а потом следовал показ художественного фильма.

В этом смысле «Колокольня» — классический фильм-кентавр, жанр, о котором любили талдычить критики 90-х: у кентавра, как мы знаем, верхняя часть от человека, а нижняя — от коня. Начало «Колокольни», своего рода длинный эпиграф к фильму — это звучащий текст Любови Аркус, ее действительно «блестящее эссе», посвященное творчеству Алексея Балабанова. Проиллюстрировано эссе эпизодами из фильмов Балабанова, весьма прихотливо и искусно смонтированными.

Получился такой как бы интеллектуальный видеоклип на 16 минут, в котором Любовь Аркус растолковывает для зрителей образы, смыслы и приемы творчества Балабанова, и это именно что классическая апология в прямом значении слова, то есть защитительная речь адвоката — перед судом публики и, опять же, Вечности. Посыл у Аркус такой: возможно, да почти наверняка! — вы не понимаете Балабанова как художника, так я вам сейчас всё разъясню и растолкую.

На семнадцатой минуте на экране появляется титр с названием: «Балабанов. Колокольня. Реквием», и вся следующая часть — полтора часа документальных съемок, сделанных Любовью Аркус и ее оператором, тоже апология, но другая. Сначала нам показывают похороны Алексея Балабанова в Санкт-Петербурге, обряд отпевания и Смоленское кладбище, а затем под титром «Двумя годами ранее» мы возвращаемся на кухню в квартире Балабанова, где он еще живой, но мы его не видим, поскольку он, как мы понимаем, в запое, — «вообще никакой. Я зашла, даже испугалась», комментирует за кадром происходящее Аркус. Потом мы оказываемся в больнице, где врач на камеру, говорит нам, что Балабанову осталось примерно с год-полтора жизни.

Это и есть завязка, «точка входа», после которой начинается какое-никакое действие: репортаж со съемок последнего фильма Алексея Балабанова «Я тоже хочу», съемки его поездок в Кострому и Белград, в Ипатьевский монастырь, съемки в его петербургской квартире, где он лежа вместе с Любовью Аркус смотрит свои ранние фильмы и поясняет, что там и откуда. Это и есть «Реквием», или, если хотите, хроника умирания Балабанова, показанная предельно честно и откровенно.

И зритель заново узнает своего режиссера и доходит с ним до той последней черты, за которой — могила. Вся вторая часть фильма, тягостная, бытовая, — опыт медленного умирания человека. Мы видим смертельно уставшего, больного, слабого, чуть ли не разлагающегося у нас на глазах Балабанова, который, однако, пытается что-то делать, снимает свой последний фильм, просит оператора снять эпизод получше («Саша, сделай талантливо, пожалуйста!»), по просьбе Аркус рассказывает о себе, и у него это, пусть урывками, толчками, междометиями, через мычание, но получается.

У Аркус — другая задача: художественная. Она, повторюсь, действует из желания реабилитировать посмертную репутацию Балабанова, защитить от попыток присвоить его творчество не столько пропагандистской машиной, сколько наивной публикой, принимающей послания Балабанова «в лоб», считывающей лишь верхние, самые простые слои его фильмов.

Аркус, как и всякий режиссер, манипулирует зрителем, осуществляет, извиняюсь за неуклюжие термины, не «деконструкцию», а именно «реконструкцию» Балабанова, «выпрямляет» его художественный мир, в надежде придать ему определенную тенденцию. Грубо говоря, пытается превратить Демона в Ангела, тогда как сам Балабанов, уж давайте не будем кривить душой, если и Ангел, то «падший», разумеется, в мильтоновском смысле — как потерявший, утративший Рай.

Получается у неё это плохо. Потому что Балабанов, вернее, его фильмы, этой «реконструкции» сопротивляются. Аркус действует как типичный кинокритик и проговаривает про Балабанова какие-то сущностные вещи. Например, она сравнивает его метод творчества с феноменом «проклятых поэтов»: искусство — это прорыв в новые смыслы. Чтобы этот прорыв осуществить, нужно обладать некой психической аномалией, болезнью. Балабанов, как и его любимый Кафка, имел эту аномалию в гениальной степени.

Однако художник как целостное явление — это всё-таки не его разговоры на кухне, пусть и самые откровенные, художник — это его произведения, и вот как раз фильмы Балабанова нельзя перетолковать и отменить. Они шире, глубже, объемней, противоречивей, актуальней, чем сам их создатель. Точнее, они существуют сами по себе, уже независимо от автора, как некие модели Вселенной, где герои ведут себя не так, как задумал автор, по шутливому, но верному замечанию Пушкина: «что за штуку выкинула моя Татьяна — взяла да и вышла замуж».

Фильмы то и дело «выкидывают штуки»: вот мы, допустим, привыкли считать, что название культового фильма «Брат» — это про Данилу Багрова, который «своих не бросает». А что, если истинный герой фильма — вовсе не Данила, а его брат — быдлочел по кличке Татарин, бывший мент, а ныне бандит, мерзкий, неприятный тип, который, между прочим, только тем и занимается, что предает родного брата, подставляет его, кидает (и не один раз!). На самом деле «Брат» — это герой Сухорукова, конченый мудак и кидала.

От этого жесткого откровения делается как-то особенно горько, но это и есть настоящая балабановская Россия. Грубая и некрасивая. Без сантиментов и прикрас. И в счастье её не возьмут. Но — объясняет непонятливым журналистам на пресс-конференции больной, но всё ещё живой Балабанов: «Это — наша Родина. Вот и всё».

Балобанов умер, а фильмы его живут, и герои продолжают «выкидывать штуки». В фильмах Балабанова всё вроде наотмашь, а на самом деле — исподволь. Вот мы в очередной раз слышим культовую фразу: «Сила — в правде», и как-то теряем из вида, что это чистый Кафка, театр абсурда, потому что сама фраза абсурдна, и доказывает обратное: «Правда — в силе».

Аркус зачем-то пытается с этой истиной спорить, а с ней спорить бессмысленно. За попытку — спасибо, но фильмы Балабанова всё равно докажут обратное, точнее, они покажут то, что захочет увидеть зритель. В этом и заключается подлинный смысл кино.

#creativemarket #балабанов #любовь_аркус #балабанов_колокольня_реквием