Фифти / Фифти

Хризантемы, может быть, и отцвели уж давно, но Семён Семёныч увядать не собирался. Тут все от подхода зависит. Тут все зависит от того, с какой точки зрения свой возраст оцениваешь. «Полувековой юбилей» или «полтинник разменял» — сразу чувствуется категорическая разница.

Да в пятьдесят лет Игги Поп только первые два кубика пресса накачал.

Но в пятьдесят лет Пушкин уже тринадцать лет, как помер.

Пятидесятилетний Эрнест Хемингуэй написал «Старик и море».

А пятидесятилетний Уиллем Дефо первый раз женился.

Поэтому у Семёна Семёновича Чревошейкина после вчерашнего дня рождения было только два пути. Или писать, или жениться. Третьего — не дано! Потому, что спорт он ненавидел даже больше, чем смерть.

Где найти жену? Да ещё и хорошую? Как написать роман? Да ещё и неплохой?

Если поставить перед собой обе задачи разом: и жениться, и писать, то легко можно надорваться. И в результате — облажаться на двух фронтах. Иметь одномоментно и женщину и литературные муки творчества, Чревошейкин себе позволить не мог. Да и дико ревновать они будут друг к другу — женщина и литература. Они же обе требуют огромного количества времени. И усилий...

Василий! Вот кто может помочь другу дельным советом бывалого многоженца и творца-кустаря с собственной гончарной мастерской в гараже скончавшегося от дряхлости «Москвича — 408».

«Спросим! Обязательно спросим. Но не сейчас. Сейчас надо подобрать кандидатуру». И Семен Семеныч зашуршал страницами записной книжки. Пошлые, приземленные люди обычно используют такие записные книжки для складирования телефонных номеров своих амурных побед. Возвышенный Чревошейкин заносил в книжку параметры. И слово параметры — это слово с большой буквы.

Ведь что в женщине главное? Переливчатые модуляции её смеха, шаловливый локон за розовым ушком, лёгкая поступь, отзывчивость, знание Бродского (не всего!) наизусть, незлобивость, объём груди, размер бюстгальтера, разница между обхватом груди и обхватом под грудью, она же — полнота чашки. Тут мелочей нет!

Обзвонив три кандидатуры с оптимальными параметрами, Семен Семеныч загрустил. Одно дело — параметры, и совсем другое — совместное проживание. Ведь не с параметром жить, с живым человеком. А это дело очень непростое, если без любви.

А любовь, как доказали английские ученые, это вам не прогулки у скамейки и не вздохи при луне. Это всего лишь буйство гормонов, разлёт феромонов и полный расколбас всей эндокринной системы.

«И откуда я вам в пятьдесят лет столько гормонов выделю? Спокойный, размеренный ежедневный супружеский двухчасовой секс их уже не устраивает. Им чувства подавай. Страсть чтоб пылала и уши торчком. И чтоб аж дыханье перехватывало от поцелуя. До обморока. И чтобы обязательно, вот просто непременно главное условие: чтобы краснеть удушливой волной, едва соприкоснувшись рукавами. А иначе — и не любовь это вовсе, а просто телефонный номер из записной книжки».

Семен Семеныч вышел на балкон и закурил.

Это очень важный момент. Тут в произведении сюжетное распутье. Как на картине Васнецова. Направо сюжет повернешь — в эротику скатишься, налево — в фантастику вляпаешься, а прямо пойдешь — «в камень упрешься». Кстати, на картине мелким шрифтом Васнецов так на камне и написал.

Впрочем, «распутье» — громко сказано. Пускай будет «сюжетная развилка».

Вариант первый.

Семен Семеныч вышел на балкон и закурил. Выщёлкивая окурок за борт, увидел с высоты своего третьего этажа, что возле гаражей мелькает долговязая фигура друга Василия. Залихватски свистнув в четыре пальца, он привлек его внимание и жестами показал, что есть дело и он сейчас спустится в гончарную мастерскую. И не пустой.

Вариант второй.

Семен Семеныч вышел на балкон своего особняка и патриотично закурил Sobranie «Black Russian».

Ну и какому из Семёнов Семёновичей будет сочувствовать и сопереживать читатель? Кто из Семён Семёнычей более достоин стать в пятьдесят лет мужем и/или писателем в первый раз? Кто из этих двоих Чревошейкиных вызывает больше симпатий?

Конечно не тот, кто негигиенично сует немытые пальцы в рот, чтобы свистеть, как малолетний хулиган, бросает тлеющие «бычки» прямо с балкона, идет в гаражи бухать и «тереть за жизнь» с Василием, который, мало того, что горшки кривые лепит, так ещё и женат уже в четвертый раз. И каждый раз — на жгучих брюнетках! Вот тебе и Василий!

Усилий! От читателя потребуется немало усилий, чтобы посочувствовать и посопереживать. «За полвека женой не обзавелся, бобыль конченый, бухает наверное или латентный педераст. Да ещё и курящий! Двушка в Свиблово — это ещё не повод, чтобы в 50 лет жениться» . Вот такой нынче озлобленный читатель пошел.

Итак, Семен Семенович вышел на балкон своего особняка и патриотично закурил Sobranie «Black Russian». Развеивая ароматный дым над кронами кипарисов, Чревошейкин обдумывал начало своего дебютного произведения. Первое слово он уже придумал. И это слово было прекрасно, душисто и ошеломляюще гениально: «хризантемы».