Больше никогда | Рассказ № 1
Я больше так не могу.
Я познакомился с Аней, когда мне было восемь. В тот день я сосредоточенно собирал из веток и лески арбалет, когда услышал за кустами радостный собачий лай. Выглянув, я увидел сидевшую на траве бесконечно милую девочку, вокруг которой носился ушастый щенок. Он прыгал, пытаясь облизнуть её лицо, а она заливисто смеялась. Я наблюдал за ними минут пять, не решаясь подойти, но желание погладить щенка пересилило стеснительность.
— Привет. Я Вова, — поздоровался я и помахал рукой. — У тебя очень красивый пёс.
Девочка улыбнулась.
— Это правда, он такой. А ещё он очень умный. Я Аня, — она протянула мне руку. — Помоги встать.
Я помог ей подняться, она отряхнулась, а потом заговорщески прищурила глазки и сказала:
— А ещё он волшебный. Хочешь покажу кое-что?
— Конечно.
Она взяла щенка на руки.
— Он умеет летать. Смотри.
Аня, словно заведённый волчок, стала кружиться вокруг себя, всё быстрее и быстрее, а потом со всей силы подбросила щенка в воздух.
— Ты чего?! — крикнул я и бросился его ловить, хоть и прекрасно понимал, что не успею. Каково же было моё удивление, когда щенок взмахнул своими огромными ушами — раз, другой — и не просто не упал, а наоборот, поднимался всё выше. Он действительно летел! Щенок кружился над нами и звонко лаял, а я стоял, разинув рот, и смотрел то на него, то на смеявшуюся Аню, не в силах поверить, что всё это происходит на самом деле.
А этого на самом деле и не происходило. Это был сон.
Когда я открыл глаза, мне понадобилось несколько минут, чтобы понять — нет никакой Ани, нет никакого летающего щенка. Всё это мне приснилось, хоть и казалось таким реальным.
Я завтракал и думал о них. Я шёл в школу и думал о них. Я делал вечером уроки и думал о них. И за ужином я поймал себя на мысли, что впервые в жизни хочу лечь спать пораньше, чтобы снова встретить Аню и её волшебного щенка.
В кровати я был уже в девять. Зажмурил глаза, напрягся и решительно стал стремиться заснуть. Но чем больше я старался, тем меньше у меня получалось. Я лежал на левом боку, на правом, на спине, на животе. Мне было не удобно и так, и эдак. Руки, куда их не сунь, всюду были не на своём месте. Ногам под одеялом было жарко, а вне его — холодно. Не знаю, сколько я на самом деле так метался, по ощущениям — целую вечность. Но в какой-то момент я понял, что вместо бледного потолка смотрю в летнее голубое небо, а бульканье увлажнителя воздуха сменилось шёпотом травы.
Я вскочил на ноги, огляделся, и разочарованию моему не было предела: куда ни посмотри — до самого горизонта расстилалось бескрайнее поле, прямую линию которого изредка искривляли выпуклости кустов. Вокруг только небо, только ветер, только одиноко парящая большая ярко-красная птица, рассекающая своими необъятными крыльями небосвод на две половины.
Стоп. Я пригляделся: никакая это не птица, а самый что ни на есть воздушный змей. Аня! Наверняка, это она — кто же ещё! И я со всех ног понёсся в её сторону.
В тот день — или правильнее в ту ночь? — мы играли со змеем, пили чай из термоса и болтали. На следующий, я нашёл Аню в парке аттракционов, где мы катались на колесе обозрения, касающимся своей верхушкой мягких, как тополиный пух, облаков, ели бесконечную сладкую вату и болтали. На следующий, мы приручали в диких прериях таких же диких необузданных пони, кормили их морковкой и болтали. Аня была первым человеком, с которым мне было так интересно общаться. Мы разговаривали обо всём на свете: начиная от выяснения как же всё-таки правильно есть бутерброды — колбасой о нёбо или на язык, и заканчивая выяснением кто кого победил бы в честном бою один на один — слон или носорог.
И с каждым днём мы знакомились всё ближе и узнавали друг друга всё лучше. Ане, как и мне, было восемь. Она, как и я, училась во втором классе. У неё, как и у меня, не было друзей. Она обожала передачи о животных и «Холодное сердце». Сколько раз она пела мне «Отпусти и забудь» из этого мультфильма, я сосчитать не в силах. Но мне очень нравилось, как она поёт.
Сбылась моя давняя мечта — я нашёл друга. Не знаю, сколько это продолжалось. Наверное, года два. С каждым днём меня всё меньше интересовало то, что происходило со мной в реальной жизни, и я всё с большим нетерпением ждал ночи, чтобы вновь оказаться в каком-нибудь необычном месте с единственным близким человеком. Хоть и выдуманным.
— Слушай, — обратился я однажды к Ане, когда мы сплавлялись на плоту по Амазонке, — у меня вопрос. Только ты не смейся.
— Давай, — сказала Аня, оттолкнув шестом очередного назойливого крокодила.
— А ты настоящая?
— Чего? — уставилась она на меня.
— Ну, это... Ты есть на самом деле?
— А на каком деле мне ещё быть? — рассмеялась она. — Самая-пресамая настоящая.
— Но ведь ты понимаешь, что мы во сне?
Она на секунду задумалась, достала шест из воды и положила его на плот.
— Если бы мы были во сне, дурында, то разве бы ты не проснулся от ВОТ ЭТОГО?! — прокричала Аня, подпрыгнула ко мне и стала щипать меня за руки.
— Ай! Ай! Хватит! Да, блин, перестань!
Я отбивался как мог, пока мы, полностью запыхавшись, не повалились на пол.
— Вот видишь! — торжествующе сказала Аня, отдышавшись. — Я — самая настоящая на свете.
— Подожди. А что будет, если я ущипну тебя? — спросил я, протянув к ней руку. Мои пальцы коснулись её кожи, я со всей силы сжал её и тут же проснулся.
И понял. Это не мне снится Аня. Это я снюсь ей. И это не мои сны, а её.
Весь следующий день я думал об этом, силясь понять, как это происходит. Я не нашёл ответа тогда, не знаю его и по сей день. Каким-то образом каждую ночь я оказывался во сне самой-пресамой настоящей девочки. Тот факт, что она не просто мой воображаемый друг из мира грёз, а реальный человек, довольно сильно меня напугал и заставил усомниться — а настоящий ли я? И утром я впервые рассказал обо всём со мной происходившем маме.
Мама, уже давно беспокоившаяся о моей отстраненности, апатии и нелюдимости, внимательно меня выслушала, и уже на следующий день мы оказались на приёме у психиатра. После долгой беседы меня попросили подождать в коридоре. Я не слышал, что ей сказал врач, но вышла она с заплаканными глазами. Позже я узнал, что в реальность девочки Ани никто из взрослых не поверил. А вот в реальности моей развивающейся шизофрении тогда никто сомневаться не стал. И то, что после разговора с врачом, мне надолго перестали сниться сны, оказалось действием таблеток, которые мне, словно собаке, тайно добавляли в еду. Никому из взрослых даже не пришло в голову проверить — а вдруг, вдруг Аня на самом деле есть?
Я не видел снов четыре года. Каждые три месяца мы с мамой ходили к психиатру, где он задавал мне глупые вопросы, а в конце каждой встречи удовлетворённо хмыкал. Я не знаю, уменьшили мне тогда дозу или у меня появилась невосприимчивость к таблеткам, но однажды ночью я оказался в абсолютной темноте. Испугавшись по началу, уже через минуту я был готов плакать от счастья: где-то вдалеке, будто из параллельного мира, я услышал Анин голос. Он очень изменился, стал более женственным, но я всё равно его узнал.
Я кричал Ане изо всех сил, но она не слышала меня. И всё, что мне оставалось — это прислушиваться, с жадностью глотать каждое пойманное её слово, вместе с ней смеяться и грустить. Я слушал её разговоры с подружками, был вместе с ней в школе, на танцах, спасал африканских диких зверей и кормил на пруду уток. С каждым днём темнота понемногу отступала, я начал различать контуры. И лишь когда я увидел Анин туманный силуэт, я понял, как я соскучился по ней. Я понял, что самым натуральнейшим образом в неё влюблен.
И я был бесконечно счастлив, когда вновь смог увидеть её лицо. Как она изменилась, как похорошела! Вряд ли я узнал бы её, встретив на улице — от детского хулиганистого личика остались только озорные веснушки и задорный огонёк в горящих жизнью глазах. Она по-прежнему меня не слышала и не видела, и я каждую ночь бродил за ней, словно призрак, любуясь ею и радуясь самой возможности быть рядом.
Я был свидетелем Аниных радостей и плакал вместе с ней о её наивных, но искренних, несчастьях. Днём я, точно таракан, отстранялся от мира, забивался в угол и впадал в дрёму наяву, ожидая ночи, когда я смогу выбраться, чтобы жадно питаться крошками её жизни. Но ничто не вечно, и через несколько лет, совсем незаметно, мои сладкие сны полные любви превратились в самый настоящий ночной кошмар.
Всё из-за него. Я замечал его и раньше время от времени в Аниных снах о колледже. Иногда он появлялся на каких-то дружеских посиделках. Но однажды я увидел, как он держит Аню за руку, и понял, что ничего и никогда уже не будет так, как прежде. Моя Аня влюбилась. Она ласково звала его Мишенькой, я же его иначе как говном назвать не мог.
Было до одури больно смотреть, как она мечтает о нём все больше, а сны её становятся всё интимнее. Я был на множестве их прогулок и свиданий. Я наблюдал, как его говённое хайло жует Анины нежные губки в поцелуе. Я видел Аню невестой, счастливой женой и матерью говённых отпрысков. С десяток раз я, будто сидящий в шкафу извращенец, смотрел, как это говно лишает её девственности.
Горе разрывало меня на части, и я решился сказать психиатру, что мои сны вернулись. Он увеличил дозировку таблеток, но это больше не помогало, и каждую ночь я страдал, наблюдая за счастьем любимого человека. Я убеждал себя: главное, чтобы Ане было хорошо. Она живой человек. Она меня не видит. А значит, мне нужно просто отстраниться — отпустить, забыть, наблюдать за её жизнью, как за дешёвым подростковым сериалом. Но всем этим позитивным мышлением можно было смело подтереться, и ничего кроме зависти и злости я, на самом деле, не испытывал.
Это продолжалось до моих восемнадцати лет, когда я с горем пополам сдал экзамены и чудом поступил в университет в другом городе. Первое же, что я сделал, избавившись от материнской опеки и докторского контроля — перестал пить таблетки в надежде, что именно они не дают мне воплотиться в Аниных снах. Прошла неделя, вторая, но ничего не менялось. Я не знал — то ли был силён накопительный эффект лекарств, то ли я в принципе больше не мог стать для Ани настоящим. Всё, что мне оставалось — продолжать вести наблюдение за чужим счастьем и рвать на голове волосы.
Пока однажды она, наконец, снова меня не увидела. Это случилось во время их прогулки по Сенной площади. Они шли под ручку и о чём-то болтали — я давно перестал обращать внимание на их приторные разговоры. Я привычно шёл за ними следом, думая о своём, пока не заметил, что они остановились и о чём-то шепчутся. Это было необычно, поэтому я решил подойти поближе. Но стоило мне сделать несколько шагов в их сторону, как Аня резко повернулась ко мне и спросила:
— Молодой человек, вы что-то хотели? Зачем вы ходите за нами следом?
— Ты... Ты меня видишь? — ответил я, растерявшись. Я ждал этого момента столько лет, но оказался совершенно к нему не готов.
— Все прекрасно видят, что вы зачем-то нас преследуете. Отстаньте, пожалуйста.
Я выглядел как дурак, но не мог сдержать улыбки.
— Аня! Анечка! Ты не узнаешь меня? Это же я, Вова!
Она нахмурившись смотрела на меня, не понимая, откуда я знаю её имя.
— Мы дружили в детстве, — продолжал я. — Ну, вспомни! Летающий щенок, сплав по Амазонке. Мы с тобой...
— Пацан, отвяжись, а, — сказало говно, сделав шаг в мою сторону.
— Ой, да иди ты на хер, — ответил я ему, шагнув навстречу, и ударил локтем говну в солнечное сплетение, отчего тот замычал и рухнул на колени.
— Мишенька!
Аня кинулась к своему скрючившемуся возлюбленному, но я схватил её за руку и потянул к себе.
— Аня! Здесь нет никакого Миши! Он не настоящий! Настоящие здесь только... мы...
Последнее слово я произнёс уже проснувшись в своей комнате. Не знаю, причинил ли я ей боль, когда схватил, или она просто испугалась и оборвала связывавший нас сон.
Весь день я обдумывал, как же поступить при следующей встрече. Головой я понимал, что бить настолько в лоб больше нельзя, но как подступиться к Ане, как не оттолкнуть её от себя не знал. Ссылаться на наше сонное детство не имело смысла — она давно забыла обо мне. Ещё бы, столько лет прошло. Единственное, что мне оставалось — это вновь познакомиться с ней. Вновь подружиться. Заставить забыть о своём говённом Мише и полюбить меня.
Гениальный и простейший план. Единственной загвоздкой в нём было то, что я понятия не имел, как всё это делается. Все эти годы Аня общалась, дружила, влюблялась, в то время как я лишь наблюдал за ней во сне и мечтал о ней наяву. И все мои навыки общения и обольщения заканчивались на уровне — «привет, меня зовут Вова, ты красивая, я люблю тебя». Что, может, хоть как-то допустимо в восемь лет, но выглядит довольно пугающе в восемнадцать.
Поэтому следующей ночи я ждал с опаской. И не зря. Я нашёл Аню на концерте, где она танцевала со своим говённым Мишей посреди безликой смазанной толпы. Её движения были легки и естественны, а лицо светилось от счастья. До тех пор, пока она не поймала сквозь мутные полупрозрачные танцующие фигуры мой взгляд и не увидела, как я, не шевелясь, стою и пристально за ней наблюдаю.
Как изменились в эту секунду Анины глаза! Она потянула своего Мишу за руку и начала протискиваться сквозь людскую массу к выходу из зала. Гремела музыка. Мелькали огни. Удушающе пахло пивом и потом. Я шёл за ними. Распахнув дверь, они вывалились в прохладу бесконечно длинного коридора.
— Бежим! — слышал я её крик сквозь громыхавшую музыку.
— Зачем? Анют, мы же только пришли! — спрашивал, упираясь, её Миша.
— Бежим, пожалуйста!
Увидев, что я уже вышел в коридор, она отпустила Мишину руку и побежала. А я побежал за ней. Но это был её сон, её кошмар — поэтому с каждым шагом Аня бежала всё медленнее, пробираясь к спасению сквозь сковывающий руки и ноги невидимый кисель. Я догнал её в два счёта, схватил за плечи и повернул к себе.
— Ну же, Аня! Вспомни меня! Вова! Вова! — умолял я.
— Отпусти! Пусти, мне больно!
— Давай же! Летающий щенок, помнишь? Как пони приручали?
— Пусти, ненормальный! — крикнула она, и мою щёку обожгла её ладонь.
— Да твою мать! Вспоминай, ну же! Детство счастливое помнишь?! Помнишь, мы с тобой дружили?! Ну?!
Я с силой прижал её к стене.
— Ну же, да... вай...
И снова пробуждение. И снова жгучая досада, что сделал только хуже. Но ничего. У нас впереди бесчисленное количество попыток всё исправить.
Я приходил к Ане каждую ночь. Я пытался улыбаться. Я дарил цветы. Я извинялся. Но при каждой нашей встрече я читал в её глазах всё более глубокий ужас. Менялись и места наших свиданий. Все реже я отыскивал её на концертах, дружеских посиделках, площади Трокадеро или на реке Чусовой. Сами сны Ани стали мрачнее. Я встречал её в серых дворах нескончаемых панелек. Преследовал в ночном парке. Загонял в ловушку на краю карьера. Исчез куда-то её говённый Миша. На всём свете остались лишь мы вдвоём.
В ту ночь мы оказались в каком-то подъезде с бесконечной лестницей. Она бежала наверх, этаж за этажом, стучала в безответные двери, плакала, кричала, умоляла оставить её в покое. Но, как и всегда, я поймал её.
— Ты вспомнила?! — кричал я, повалив её на плиточный пол.
— Господи, Господи, Господи... — зажмурившись причитала она.
Я сидел на Ане, прижав её руки к полу своими. Моё лицо находилось у её шеи, и я жадно вдыхал её — Анин — запах. Аня, которую я так любил, к которой я так хотел... Которую я так хотел. Сам не понимая, что делаю, я начал стягивать с неё футболку. Как она визжала, как просила не делать этого! Это была первая из сотен ночей, когда я изнасиловал её.
Я повторял этот её кошмар несчётное количество раз. Каждую ночь, как только она погружалась в сон, она оказывалась полностью в моей власти. В какой-то момент, она даже перестала убегать, осознав бессмысленность сопротивления и надеясь на какую-то милость с моей стороны. Но без этой борьбы я перестал чувствовать в Ане жизнь. Перестал ощущать возбуждающий запах её страха. Теперь от неё тошнотворно и сладковато пахло смирением.
Тогда, в крохотном подвале, где я в очередной раз взял её силой на какой-то замызганной куртке, я впервые её убил. Я душил Аню голыми руками. С упоением чувствовал, как перестаёт биться её сердце, как жизнь покидает её. С её последним вздохом мы проснулись. Я — с чувством покоя и удовлетворения. Она... Я до сих пор не могу представить, как просыпалась она.
После я убивал её множеством образов. Резал ножом, топил, скидывал в шахту лифта. Каждый божий день я занимался только тем, что воображал — в какой ад превращу её ночь.
— Ты больше никогда меня не увидишь, — сказала как-то Аня, наблюдая, как я перекидываю через сук сухого дерева верёвку с петлёй для её нежной шеи.
— Ты не права, Анечка, — ответил я, улыбаясь. — Мы увидимся с тобой, как и всегда, примерно через шестнадцать часов.
— Больше никогда... — повторила она, наверное больше для себя, чем для меня, за секунду до того, как я выбил пень из под её ног.
И вот, заснув в последний раз, я оказался там, где оказался. Ани здесь действительно не было. Здесь не было никого. Здесь ничего не было, нет и не будет. Нет цвета, нет света, запахов, звуков.
Ни. Че. Го.
Совершенная и абсолютная пустота.
Лишь только моё сознание на бесконечном свидании с Вечностью.
Я не знаю, сколько я здесь нахожусь. Был ли я когда-то вне этой пустоты?
Здесь нет Времени, поэтому я не могу сказать, в какой момент я понял, что произошло. Наверное, я знал это всегда.
Аня умерла. Вряд ли по естественной причине. Скорее всего, я настолько замучил её, что она не выдержала и покончила с собой. Раскаиваюсь ли я? Конечно! Да! Да! Миллион раз да! Раскаиваюсь ли я? Разумеется, нет! В этом нет моей вины! Я рассказываю эту историю бесчисленное количество раз бесконечному количеству воображаемых собеседников. Я раскаивался, я отрицал свою вину, я раскаиваюсь, я отрицаю свою вину, я...
Я пытаюсь проснуться, но не могу. Я нахожусь в вечном сне навечно мёртвой любви и ненависти моей жизни. Я отказываюсь признать, что никогда не проснусь, хотя и прекрасно это знаю.
Я больше так не могу. Я схожу с ума. Или уже сошёл? Или всегда был сумасшедшим?
Не знаю. Не знаю. Не знаю. Не знаю.
Не знаю.
Я знаю только одно.
Своей смертью самая-пресамая настоящая на свете Аня обрекла меня на полное муки вечное существование наедине с собой.
И я никогда больше не проснусь.
Больше никогда.
Больше никогда...
-
Замечательно.
Вопрос: неужели практично локтем бить под дых? Это снизу, что ли?
2 -
Пацаны! У кого получалось лишить даму девственномти 10 раз. Я одну даму за раз тока единожды. А в следующий раз другую. Но не одну и ту же.... Парню не завидую.
3 -
-
-
-
Очень хорошо, но финал предсказуем. Возможно, правда, это особенности личного восприятия. В целом всё равно замечательно
2 -
Ну и, собсно, всем ещё раз огромное спасибо, что прочитали и отписались.
2 -
Харэ уже кривляцца, выиграл и выиграл.
1 -
Я с этой победой буду знаешь сколько носиться?
1 -
Антоша Думмкопф, пральна! ) И в профиле напиши: победил тьму. ))
1 -
Ого. Перенесли на мой акк, ничего себе. Спасибо огромное)
Блин, я б ещё чей-нибудь рассказ себе бы забрал)
1