Лёгкий флирт (часть 4)

9

После окончания института Лера, ни под каким видом не собиравшаяся возвращаться в родной городок, любовно называемый ею Мухосранск, поработав в Бюро переводов, удачно устроилась персональным помощником директора в модную архитектурную контору. Алик Ципкис, директор и совладелец фирмы, тут же стал для Леры целью номер один. Роман с непосредственным работодателям на фоне его неудачной семейной жизни закрутился почти мгновенно и длился уже три года. И, судя по последним сведениям, битва за свадебный марш Мендельсона вступала в последнюю и решающую стадию.

Алик был хорош абсолютно всем — спокойный, щедрый, в меру симпатичный, с чувством юмора и вкуса. У него был лишь один недостаток — его мама, Софья Наумовна, Сонька, как её окрестила Лера. Даже наличие экс-супруги и двух детей не отравляли жизнь Лере так, как это с невероятным искусством и вдохновением делала энергичная Софья Наумовна.

Статную рыжеволосую красавицу с громким голосом и решительными манерами после окончания школы в начале семидесятых привезла в Ленинград из провинциального местечка в Винницкой области Сонина мама, справедливо решившая, что не пропадать же в захолустье такому сокровищу. Соня была устроена в семью дальнего родственника, давно и плодотворно трудившегося скорняком в небольшом ателье. Для начала новой жизни Соня получила 30 рублей и строгий материнский наказ поступить в институт и выйти замуж за дантиста. После отъезда родственницы, которую так и не удалось вспомнить никому из членов семьи скорняка, глава семьи, грустно посмотрев на Сонины оценки в аттестате, понял, что даже несмотря на обширные связи во всех кругах большого города, приобретенные им в силу своейпрофессии и холодного ленинградского климата, пристроить девицу в какое-то приличное учебное заведение вряд ли удастся. Почесав блестящую лысину и полистав записную книжку, добрый человек отправился звонить кроличьему полушубку 48 размера с кожаными вставочками, в миру — декану экономического факультета Северо-Западного политехнического института. И быть бы Соне очередным скромным экономистом на каком-либо заводе, если бы она не принялась с присущей ей энергичностью выполнять второй материнский наказ — выйти замуж за зубного врача.

Оставалось только найти жениха. По Сониному разумению проще всего было найти будущего зубного специалиста среди студентов медицинского института. Выбрав осенний день потеплее, чтобы можно было еще выйти на улицу в расстёгнутом пальто и без шапки, демонстрируя копну густых волнистых волос цвета медового пряника и пышную грудь под кофточкой-«лапшой», Соня отправилась на Петроградскую в Первый медицинский институт. Она побродила по скверику на территории вуза, послушала разговоры веселых студентов в одинаковых белых халатах и поняла, что определить, кто из них станет в будущем стоматологом практически невозможно. Знакомиться вслепую ей не хотелось, так, не ровен час, можно нарваться и на будущего гинеколога. Профессия, конечно, тоже денежная, но Соня рисковала всю свою замужнюю жизнь на вопрос: «Где работает твой муж?» отвечать в рифму.

Еще одним вариантом мог быть визит к зубному. Разглядывая в зеркале свои тридцать два белоснежных, абсолютно здоровых зуба, Соня прикидывала причину, по которой можно было попасть в стоматологическое кресло. И тут судьба пошла ей навстречу: пройдя по Дворцовой площади в колонне своего института на ноябрьской демонстрации, не привыкшая к пронизывающему ледяному ветру с Невы, Соня подхватила сильную простуду, которая вдобавок к насморку и кашлю украсила ее лицо здоровенным флюсом с левой стороны.

Отстояв час в очереди в регистратуру в районной стоматологической поликлинике и получив синенький номерок, Соня уселась на жесткую скамейку в коридоре, приготовившись к томительному ожиданию. Через некоторое время рядом с ней приземлился щуплый паренек невысокого роста с аналогичным флюсом, но только с правой стороны. Разговорившись, молодые люди обнаружили, что оба учатся на экономистов, только Сема Ципкис — в престижном Финансово-экономическом институте, ну а Соня там, где получилось.

Рядом с внушительной красоткой Соней невзрачный Сема казался уж совсем никаким, но нет такой крепости, которую не мог бы взять в середине семидесятых годов шустрый молодой человек в умопомрачительных вельветовых джинсах Levi Strauss, билетами на неделю французского кино, новеньким пластом Beatles, made in UK и ленинградской пропиской.

Когда следующим летом Соня привезла жениха знакомиться с родней, Сонина мама, увидев будущего зятя, чуть не заплакала от его неказистости. Но дочка быстро успокоила её одной единственной фразой: «Мама, он умеет делать деньги».

К тридцати годам Соня обладала всеми признаками счастливой жизни: трехкомнатной кооперативной квартирой на Васильевском острове, бриллиантами на руках и в ушах, норковой шубой в пол, Ялтой в июле и Мацестой в сентябре, а также новейшей маркой «Жигулей» и сыном Аликом в престижной музыкальной школе. Настоящее имя сына было Ален, он был назван в честь французского киноактера, поразившего своей красотой Сонино сердце в памятную неделю французского кино не меньше, чем способность Семы обеспечивать её растущие потребности. Соседям по парадному оставалось только удивляться безграничным возможностям Ципкиса-старшего, доросшего до должности заместителя директора магазина «Охота и рыболовство».

Этот же вопрос заинтересовал и работников соответствующих органов, и Сема Ципкис неожиданно для себя был арестован на последних вздохах советской власти. Услышав приговор «десять лет колонии строгого режима» (к счастью для Сони без конфискации), Сема очень удивился и умер от обширного инфаркта прямо в зале суда. Умелое обращение Семы с лесками, крючками и удочками, а также шалости с валютой позволили Соне поставить на ноги сына и не потеряться в лихие девяностые. Правда, в скором времени обнаружилось, что зеленые бумажки с американскими президентами были не единственной тайной страстью покойного мужа. Финансового гения Семы Ципкиса хватало еще почти на такой же набор жизненных благ: бухгалтершу Танечку с однокомнатной квартирой на том же Васильевском острове, песцовым полушубком и подержанным «Москвичом».

Музыкальная карьера Алика Ципкиса не задалась, он стал архитектором и вместе с Соней создал фирму, занимающуюся проектированием вилл и особняков для тех, кому посчастливилось заняться бизнесом после того, как вместо уголовной статьи любители валюты стали получать депутатские мандаты или контрольный выстрел. Все в городе знали Алика — талантливого архитектора, прекрасного организатора и абсолютного маменькиного сынка. Почти каждую свою речь на планерках и обсуждениях он начинал словами: «Мама сказала». Его не смущали ни хихиканье сотрудников, ни насмешки приятелей. Сонино слово было для Алика закон.

Оставшись без мужа и тем самым без пополнения источников своего благополучного существования, Соня решила, что единственным мужчиной, который сможет до конца жизни служить ей верой и правдой, будет сын. Надо только направить его на верный путь и не выпускать из виду. Что она и принялась делать со свойственной ей энергией. Соня провожала Алика в школу до десятого класса, караулила на лавочке у парадных его друзей, если о шел к кому-то в гости, снимала дачу на два летних месяца в Новгородской области, а в августе вывозила его в Крым, строго следя, чтобы в радиусе километра не появилась ни одна смазливая соплячка, которая могла бы увезти у нее Алика.

Памятуя печальную судьбу своего покойного мужа, Соня не рискнула отправить сына учиться коммерции и бизнесу, а согласилась с его желанием стать архитектором, решив, что хороший архитектор в условиях повальной приватизации и рождения класса бандитов и олигархов не останется без работы. А в том, что Алик станет хорошим архитектором, дальновидная Соня не сомневалась. Но после четвертого курса Инженерно-строительного института ее замечательный план на всю оставшуюся жизнь чуть не сорвался. Посредине ночи Соню прихватила резкая боль в пояснице. Промаявшись до утра, Соня дала взволнованному Алику увезти себя в больницу, где ей поставили капельницу и велели полежать до вечера. К вечеру боль немного отступила, и материнское сердце позвало в дорогу. Не дав уговорить себя остаться в больнице на ночь, Соня вызвала такси и явилась домой нежданно-негаданно в совершенно неподходящий для Алика момент. Распахнув дверь в комнату сына, чтобы порадовать его свои чудесным выздоровлением, она обнаружила сына в постели, а за его спиной пряталась худенькая белокурая девушка. Но это было не самое страшное, девушку можно было отправить домой, выдав ей энную сумму на такси, но Алик, казалось бы застигнутый на месте преступления, вместо того, чтобы сконфузиться и отправить барышню восвояси, заявил, что любит свою однокурсницу Таечку из Майкопа больше жизни, собирается жениться, заявления у них уже поданы, жить они будут у него, чтобы было кому ухаживать за их первенцем, который должен родиться через полгода. Скорая приехала быстро, и ночь Соня таки провела в больнице.

Следующую пятилетку Соня воевала с Таей. Несмотря на появившихся на свет с разницей в один год двух прелестных мальчишек, Соня ни на минуту не оставляла мысли избавиться от невестки, не простив той коварного вмешательства в ее жизнь. Она придиралась по мелочам и по крупному, ходила к ворожеям и гадалкам, сыпала соль в компот и сахар в борщ, сваренные Таей, лила воду ей в туфли и бесконечно кляузничала Алику, который настолько ошалел от домашней обстановки, что готов был дневать и ночевать в офисе, лишь бы не видеть и не слышать домашних концертов. И Соня добилась своего. Доведенная почти до безумия Тая, превратившаяся за эти годы из кроткой барышни в разъярённую фурию, забрала мальчишек и уехала к родителям в Майкоп. Последней каплей стала измазанная ярко-красной помадой белоснежная рубашка Алика, заботливо оставленная Соней в ванной на видном месте после возвращения сына из поездки к заказчику в Выборг. Эту невольную услугу Соне оказала новый персональный менеджер ее сына Лера, недавно принятая на работу и сопровождавшая его в краткосрочной командировке.

Благополучно доведя дело до развода, Соня облегченно вздохнула, но оказалось, что она рано успокоилась. Вдохновленная романтическим путешествием к финской границе, Лера почувствовала запах добычи. Поначалу Соне казалось, что эту провинциалку она сожрет с легкостью Тотоши, проглотившего килограмм калош. Так бы, наверное, и было, если бы этой провинциалкой не была Лера. На примере несчастной Таи все действующие лица сделали свои выводы. Лера в первую очередь всегда и во всем старалась угодить Соне, охмуряя её едва ли не больше, чем Алика. Соня, помня свой роковой просчёт, бдила Алика денно и нощно, проводя весь день в офисе в своем кабинете, разделенном с кабинетом Алика стеклянной стеной, и уезжая вместе с ним домой. Понимая, что против физиологии не пойдешь, она иногда милостиво разрешала Алику и его помощнице исчезнуть на пару часов из офиса, но не более того. Ни о каком отпуске вдвоем, поездки куда-либо без Сони или приглашении Леры домой не могло быть и речи. А Алик был с Лерой нежен, платил хорошую зарплату, отправлял за счет фирмы за границу, делал дорогие подарки и не женился.

Но Лера не была бы Лерой, если бы не нашла элегантный выход. После победы над Таей у Сони появилась новая забава — она увлеклась светской жизнью. Всевозможные выставки, премьеры, фестивали и вернисажи манили её, как манит щедрая приманка проголодавшуюся щуку. Возможность увидеть воочию медийных персонажей и себя показать стали настоящей страстью Софьи Наумовны. Давние признаки удачной жизни в виде квартиры на Васильевском острове и норковой шубы давно превратились в роскошные апартаменты на Большой Конюшенной окнами почти на Невский, загородный дом в Репино и в кокетливую шубку до колен из нежного уральского кидуса, гибрида куницы и соболя. В новой жизни пригодились лишь старые бриллианты. Алик, конечно, не стал владельцем заводов, газет, пароходов, но мог обеспечить красивую жизнь Софье Наумовне, ставшей настоящей жертвой «скромного обаяния буржуазии». И этой жизнью она собиралась наслаждаться от души.

Большую часть своего рабочего времени Лера посвящала поиску различных светских мероприятий для Софьи Наумовны. Вручая своей эрзац-свекрови очередной пригласительный билет на тусовку, Лера слегка закатывала глаза и доверительным шепотом произносила: «Там будут все!» Именно в этих трудах у Леры созрел очередной матримониальный план: она решила вывести любовь Софьи Наумовны к гламурной жизни на международный уровень. А заодно и обеспечить себе как минимум три недели долгожданного отдыха тет-а-тет с Аликом. Лера считала этот срок вполне достаточным, чтобы наконец-то увидеть перед собой коленопреклонённого Алика с кольцом в руках. Ну, или в зубах, если руки будут заняты корзиной с цветами.

В качестве европейской премьеры Софьи Наумовны Лера выбрала королевскую регату на Майорке — ежегодные гонки на яхтах в заливе города Пальма-де-Майорка, в которых традиционно принимал участие король Испании Хуан Карлос и наследный принц Филипп. По этому случаю на благословенный остров съезжаются сливки высшего общества Испании и окрестностей.

Всю информацию Лера профессионально оформила в виде красочного буклета с фотографиями и газетными статьями и представила на суд Софьи Наумовны. Не щадя красок, Лера расписывала все прелести жизни европейского аристократического общества так, словно сама участвовала в приемах на высшем уровне. Когда Лера произнесла свою волшебную фразу: «Там будут все», перед мечтательным взором Софьи Наумовны по синей глади Средиземного моря уже плыли грациозные яхты под испанским королевским штандартом. Клиент был готов.

Единственным условием поездки стало наличие личного переводчика, которому щедрая Софья Наумовна была готова оплатить из кармана своего сына перелет, гостиничный номер и выдать небольшую зарплату. Конечно, Софье Наумовне хотелось бы отбыть в испанский вояж с Аликом и, бог с ним, даже с Лерой, которая владела испанским языком, но Лера и тут подсуетилась. Сдача Аликом очередного объекта толстому владельцу сети супермаркетов «Изобилие» была назначена на тот же день, что и старт королевской регаты. Хозяин «Изобилия» торопился закончить отделку дома к свадьбе с очередной моделью, чтобы потрясти воображение молодой жены с грудью, ногами и мозгами куклы Барби. Дом был построен в виде ячеек для яиц, как того захотел заказчик. Именно торговля свежими яйцами на заре российского капитализма стала источником благосостояния нувориша. Сам он был характера вздорного и капризного, так что ни одно из важных событий —королевскую регату и сдачу дома — отменить было практически невозможно. Причем, второе даже посложнее первого.

Кандидатки на роль переводчицы-компаньонки для бесплатного путешествия в Испанию нашлись быстро среди студенток Лериной Alma mater. Девушек пригласили на кастинг к Софье Наумовне. Пока Лера проверяла претенденток на знание испанского языка, будущая звезда европейской тусовки придирчиво изучала экстерьер соискательниц. Частично знакомая с русской классической литературой, она считала, что в человеке, ее сопровождающим, должно быть все прекрасно: и лицо, и тело, и туфли, и платье. В конце собеседования она задавала один единственный вопрос очередной кандидатке. Софью Наумовну интересовало, нет ли у девушки родственников в Майкопе.

В спутницы была выбрана миловидная девушка Нина из Петрозаводска. Нине было велено принести загранпаспорт и похудеть на пять килограмм за оставшиеся два месяца.

10

Звонки в дверь раздавались непрерывно, словно звонил тот, за кем гналось, по меньшей мере, разъяренное стадо бизонов. Катя и Ира выбежали в коридор одновременно: хозяйка дома из кухни, где она резала вынутый из холодильника «Наполеон», а гостья из гостиной, где она безуспешно пыталась оторвать Шило от очередной книги, добытой на вечер в книжном шкафу. Углубившись в «Зверинец» Хулио Кортасара, Шило настолько выпал из реального мира, что отвлечь его могло разве что землетрясение. И в этом случае удача зависела от количества баллов по шкале Рихтера.

Взмыленная Лера влетела в квартиру и, пронесшись небольшим ураганом в гостиную, рухнула на диван.

Все пропало, — трагически сообщила она, повторив знаменитую фразу Наполеона-Бонапарта, которую он произнес во время битвы при Ватерлоо при виде гвардии Веллингтона. — Она сломала ногу.
Сонька? — дуэтом воскликнули Катя и Ира.
Какая Сонька? — удивилась Лера, не понимая, как можно было быть такими непонимающими подругами в столь ответственный момент в ее жизни.
— Эта жирная карело-финская дурочка Нина, — добавила Лера, проявив в очередной раз неожиданное знание истории. — Бегала в парке, худела и налетела на велосипедиста. И теперь, вместо того, чтобы собираться в Испанию, лежит в больнице и лелеет свою загипсованную ногу. Лучше бы ела меньше.
— Кстати, — Лера внезапно отвлеклась от грустных событий, — а где «Наполеон»?
— Она налетела на велосипедиста или он на нее? — уточнила обстоятельная Ира, не обращая внимания на Лерин вопрос.
— Господи, — трагически продолжила Лера. — Какая теперь разница! Сонька категорически отказывается лететь одна, а где я ей найду еще одну жертву в конце июня? Самолет через две недели.
Можно сделать объявление в газете или даже по телевидению, — предложила Катя, которая еще помнила законы юных пионеров: «пионер — честный и верный товарищ».
Ага, — кивнула Лера. — Я даже текст представляю: «Сумасшедшая старуха с запросами и без комплексов ищет дурочку со знанием испанского и готовым загранпаспортом».
Не надо преувеличивать, — возразила Ира. — Бесплатная поездка на море в Испанию на всем готовом, некоторые могут об этом только мечтать.
Кстати, а где «Наполеон»? — прозвучало эхо из-под торшера, где забытый всеми Шило вынырнул на минуту из мира человеко-зверей.

Катя отправилась на кухню, куда, несмотря на добротные стены, доносился гневный голос подруги, жалующейся на превратности судьбы и идиотов-велосипедистов. Когда Катя вернулась в комнату с чаем и тортом на подносе, ее встретила пугающая тишина.

Катюша, — сладким голосом древнегреческой Сирены пропела Лера. — А как ты проводишь отпуск?
Как обычно, на даче, — не чувствуя подвоха, ответила Катя и на всякий случай посмотрела на Иру, которая старательно пыталась выложить из сладких крошек слово «вечность».
Я просто подумала, что ты давно не была на море, — с деланным равнодушием сказала Лера. — А тут такой шанс, еще и заработаешь.
Даже не пытайся, — возразила Катя. — Я прекрасно отдохну и без моря.
Еще бы, — начала опять заводиться Лера. — Даже не сомневаюсь, молодость уходит, а ты будешь в сотый раз перечитывать «Мастера и Маргариту» и нюхать свои георгины. А могла бы отдохнуть и выручить подругу!
До старости мне еще далеко, георгины не пахнут, а читать Булгакова я могу и миллион раз, — парировала Катя. — А отдохнуть ты мне предлагаешь с сумасшедшей старухой с запросами и без комплексов? То есть, я и выступлю в роли дурочки со знанием испанского и готовым загранпаспортом.
А он у тебя хоть есть, загранпаспорт? — поинтересовалась Лера, продолжая битву за свою светлое будущее.
Есть-есть, не волнуйся, — порадовала Леру Катя, которая ездила в мае со старшеклассниками в Эстонию и даже открыла многоразовую шенгенскую визу.
В самом деле, Катя, — присоединилась к дружеской беседе Ира, застрявшая на мягком знаке. — Вспомнишь язык, покупаешься, загоришь.
Вы окончательно решили испортить мне две недели отпуска, — вспылила Катя.
Три. Три недели, за две недели я не управлюсь, — сообщила Лера, которая уже по дням расписала свои боевые действия по превращению Алика из эфемерного любовника в законные супруги. — И тебе тоже надо подумать о личной жизни, может быть, ты там закрутишь роман или хотя бы легкий флирт.
Нет, — уперлась Катя. — Не хочу ни романа, ни повести, никакого флирта, ни легкого, ни тяжелого!
Ну вы только посмотрите, — картинно развела руками Лера, словно в зрителях сидели не три человека, а, по крайней мере, несколько десятков. — Она не хочет! Её же отправляют на Колыму, работать на рудниках, добывать уголь и нефть в условиях вечной мерзлоты!
Нефть на рудниках не добывают, — поправила Ира, любившая точность абсолютно во всем.- Нефть добывают на буровых вышках.
Неважно, где ее добывают, — отмахнулась Лера и продолжила свой монолог. — Не хочешь помочь мне, свое подруге, попавшей, можно сказать, в беду, подумай о себе, сидишь на своей даче и ждешь одинокую старость. Тебя скоро вообще никто замуж не возьмет, у тебя из потенциальных женихов только Шило, — и Лера ткнула пальцем в Шило, притаившегося в кресле у книжных полок. — Да, и то вряд ли, я даже его видела на прошлой неделе на Невском с мелкой блондинкой пэтэушного вида.
И вовсе не пэтэушного, — подал недовольный голос Шило. — Это Симочка из начальной школы. Мы дружим.
Это учительница или ученица? — решила разрядить накалившуюся обстановку Ира и ехидно хихикнула.
Дуры! — неожиданным басом вскричал обидевшийся Шило и захлопнул книгу. — Какие же вы дуры, причем, все трое!

И впервые за пять лет покинул «девичник», не доев свой кусок торта

и громко, по-театральному, хлопнув напоследок тяжелой входной дверью, ввергнув подруг в состояние жены небезызвестного Лота.

— Вылет четырнадцатого, — как о чем-то, давно решенном и не подлежащем обсуждению, сказала Лера, когда девушки вновь обрели способность соображать.- И можешь тащить с собой своего Мастера с Маргаритой. Надеюсь, им отдельные билеты не нужны?

Продолжение следует.