БЕРРОУЗ

Книги Уильяма Берроуза — это прежде всего война, война против всех, против себя, против общества. Он писал книги так, как если бы хотел спалить ими дотла Вселенную. Слова «компромисс» не существовало в его голове в виде оформившейся идеи. И он здорово, надо честно признать, постарался над тем, чтобы, как следует, разложить Западное общество потребления: все мыслимые и немыслимые пороки чувствуют на страницах его обжигающих душу книг как у себя дома.

ДАЙТЕ МНЕ ЖИВУЮ ЧЕЛОВЕЧЕСКУЮ ДУШУ, И Я НАСАЖАЮ В НЕЙ НЕ ДЕРЕВЬЯ, А ЗЕЛЕНОГЛАЗЫХ И ХОХОЧУЩИХ ЧЕРТЕЙ.

И он делал это...

... делал самозабвенно.

В этом смысле, его книги есть ничто иное, как вход в преисподнею со всеми вытекающими последствиями для души неосторожного читателя. Врата, за которыми таятся кошмары, которые Уильям видел не то что во снах, а наяву, грезил ими, переживал их, вечно трансформируясь и изменяясь в лихорадке мусорной болезни и патологического жопараздирающего фантазирования.

И вот парадокс!

Он был — нью-эйджером. Это не скажет ни одна, я уверен, биография писателя, поскольку это расходится с общепринятым и растиражированным его образом: шляпа, плащ, зажатая под мышку печатная машинка... «мусор», пистолет. Но главное — расходится с образом битника.

Он не был битником ни по своему менталитету, ни по образу жизни, чтобы кто не твердил на этот счет... Да и можно ли представить в роли битника выпускника Гарвардского университета?.. Впрочем, сточная канава марокканского Танжера всегда принимала его за родного, как принимала она всегда за родных отражавшихся в ее зловонных водах звезды и луну.

Беспорядочные половые связи, главным образом, гомосексуальные, собственный палец, отрезанный ножницами для разделки индейки в каком-то дешевом мотеле и врученный в знак любви какому-то парнишке, психушки, наркоклиники, попытка найти в Южной Америке Супернаркотик — эквивалент атомной бомбы, чтобы, как следует встряхнуло и его самого и весь этот «Гребаный Сортир». Наконец, убийство собственной супруги... что, собственно, и подвигло его к писательству.

Писать Берроуз начал очень поздно, если я ничего не путаю, даже позже, чем начал писать Руссо.

Он испытывал к писанине отвращение. Но после насильственной смерти Джоан, он уже испытывал отвращение не к писанине, а к самому себе... чувство вины, боль от утраты... это надо было куда-то девать... Непроницаемый чехол «мусора» время от времени давал прореху... прошлое неумолимо возвращалось во время «протяжек»... и тогда мозги Джоан снова ползли по стене напротив... А он стоял и смотрел... смотрел... и не мог никуда деться от этой картины. И тогда, возопив, он бросался за Ундервуд и стирал в пыль клавиши печатной машинки.

Его книги есть ничто иное, как одна Большая энциклопедия человеческого безумия... «мусор» в крови... мусор и на бумаге.

Основное направление: сюрреализм. 

Любимые темы: «пушки», наркотики, секс... и, особенно, вирусные эпидемии.

По вирусам Берроуз болел всей душой. Нет ни одной книги, из тех, что я у него прочел, на страницах которой не свирепствовали бы самые разнообразные, выходящие за рамки всего разумного эпидемии. Болезнь Христа, болезнь Хуя... тысячи и тысячи других.

Мой любимый: вирус мистера Харта. Он не был изобретен в секретной лаборатории. Потому что вирус мистера Харта был обыкновенным герпесом, растиражированным миллионом печатных и информационных изданий. Поданным на блюдце с голубой каемочкой в каждую американскую семью:

«Не выходи из дома Мэри»

«А что там?» 

«Там герпес!»

Контролю понадобился герпес, чтобы контролировать, как несколько лет тому назад Контролю понадобился...

Что-что, а мозги у чувака были... Гарвард абаплы все же не заканчивают.