Поэма Ерофеева «Москва — Петушки»

И в поле моего внимания ворвался-таки шедевр одной из граней русского народа под названием «Москва — Петушки». Поэма в прозе влетела на всех парах, втиснулась, а если говорить точнее, с оглядкой на форму и содержимое сего творения, то влилась горькою честною струёю слезы. И упаси вас бог повестись на громкое название железнодорожной станции Петушки, что во Владимирской области в ста километрах от МКАДа — вместе с главным героем и страдальцем поэмы вам никогда и ни за что не достичь Петушков. Ибо не может попасть в Петушки тот, кто не знает, куда он движется, как феноменально, так и ноуменально.

Вливание сего нетленного произведения в мой список для прочтения произошёл ненавязчиво через аналогию и сравнение главного героя моего рассказа «Жажда» Мигеля с Веничкой Ерофеевым — протагонистом «Москва — Петушки». Хотя, на мой взгляд, они, подобно всем, имеют как нечто общее, так и нечто их разделяющее. Они оба любят прибухнуть. Но Мигель однажды осознал, что дружба с горячительным ядрёным зельем начинает ему создавать помехи. А Веничка наслаждался процессом крепкой неразделимой и многолетней дружбы. В былые молодые годы я, наивный, полагал, что прибухиваю регулярно, и доза выпиваемого, что синхронно есть крепость моего тщедушного тела в целом и печени в частности, росла. Но по сравнению с Веничкой Ерофеевым, оказывается, я просто стоял рядом с бутылкой. А Мигель нюхал пробку. Истинно поглощал, с великим наслаждением, умением и одновременно душевным страданием лишь Веничка, тут он несвергаемый и неоспоримый царь и бог.

Велеречивый слог великорусского беспробудно пьяного духа пронизывает поэму с первых строк, мягко берёт вас под локоток и течением уносит в народные массы и их фантазии и бредни, что тесно и неразличимо сливаются с такими же суровыми пьяными и психоделическими буднями. И не разобрать, то ли реальность такова, то ли восприятие сквозь призму пары литров горячительного смешала в кучу коней, людей и залпы тысячи орудий.

Как русская необоримая тройка-Русь мчится, несётся вперёд, не разбирая дороги, по мостам, по городам и весям, как и вся наша жизнь, так же аллегорически проносится в поезде в пьяном угаре жизнь Венички Ерофеева как одного из ярких представителей своей социальной страты того красного совка образца начала семидесятых. Не даёт ответа Русь, куда она несётся. Не даёт ответа выпивший Веничка. Конечно, если его взять за грудки и твёрдо спросить, куда он таки едет, он от неожиданности соберётся и выдаст, что едет в Петушки, к своей ненаглядной многопользуемой даме, но это будет обман чистейшей воды. И обман будет честнейший. Искренне и самозабвенно люди лгут сами себе. Судя по всему, протагонист поэмы бодро нёсся в бездну трэша, угара и полнейшего саморазрушения и саморазложения. Есть шанс, что он даже осознавал это в глубине своей потёртой и потрёпанной в переживаниях души. А душа его вместе с сердцем истрепались в боях и философских диспутах с жизнью, с её сложностью, многомерностью, непознаваемостью и непонятностью, особенно когда периодически сознание выключалось наглухо с перепою.

Никому и никогда не понять мытарств и страданий главного героя, кто не был в его шкуре, кто не бухал на дне маргинальной прослойки. И чистый, с лёгким перегаром, порыв души Венички к некой особе с косой до пояса можно назвать почти святым. Потому что рождённый пить ебать не может, посему лишь священные недоразложившиеся остатки зёрен в душе толкали его в Петушки к даме. Исключительно платонически мог лобызать он эфемерный ментальный песок, по которому Она ходила. Смутные воспоминания о нечто высоком и запредельном толкали куда-то туда, вдаль, в неизведанное. Но неизбежно приводили на Курский вокзал. Пойдёшь налево — попадёшь на Курский вокзал. Пойдёшь направо — попадёшь на Курский вокзал, пойдёшь прямо — попадёшь на Курский вокзал.

Веничка, сжигая внутренности, душу и печень, сгорая неосознаваемой любовной страстью, рискуя здоровьем и здравым смыслом, мчится в железной конуре по Руси-тройке, надеясь вдохнуть запах высокого эмпирея, что чудится ему в даме с косой до пояса. Но, как сказал другой великий классик: «Хотел встать и крикнуть. А получилось лечь и пукнуть».

Глубинное понимание сути бытия, его духовного и геополитического аспектов проявляется у гигантов мысли, у писателей и поэтов-проводников и в абсолютно трезвом состоянии. Это их умение, способность, особенность. Алкоголь, как и другие вещества, изменяющие восприятие и состояние сознания, могут мешать истинному творчеству, а могут и помогать, выступая катализатором, истончая преграду между подлунным миром и высшим эмпиреем.

Веничка (Венедикт) Ерофеев остро понимал действительность и осознавал глубину происходящих в обществе и межличностных отношениях процессов не потому, что бухал. А бухал, потому что осознавал, осознавал и бухал одновременно. Он не исключение. Александр Блок бухал, употреблял кокаин и морфий. Михаил Булгаков вкалывал морфий. Ему же уподобился Владимир Высоцкий. Есенин бухал регулярно, иногда поднюхивая в процессе пития. Маяковский постоянно нюхал южноамериканский порошок. Шолохов в качестве ежедневной нормы вливал 2-3 бутылки коньяка.

Филипп Дик множество своих шедевров написал под веществами-ускорителями. Стивен Кинг несколько лет творческого процесса провёл в алкогольно-кокаиновом угаре. Кен Кизи тоже много всякого употреблял. Олдос Хаксли из своего опыта вывел в люди термин «психоделика». Льюис Кэролл опиумничал.

Вещества не дают потенциал. Грузчик, начинающий бухать и нюхать, не превратится в гения литературы. Он останется грузчиком. В какой-то мере изначальный потенциал может быть усилен за счёт выброса резервов и истончения психики. Но это разрушение тела и мозга. Хороший пример соотношения и способности веществ раскрывать потенции личности показан в фильме «Области тьмы». Были там волшебные таблеточки NZT, которые консолидировали и связывали воедино разрозненные способности и возможности человека, гармонизировали их, скрепляли в возможно лучшую форму цепочки. И эти таблеточки послужили главному герою — писателю Эдди — мощнейшим подспорьем, сделали из него практически супермена. Эти же таблеточки уличного гангстера «возвысили» настолько, что после их приёма он догадался приодеться и взять себе в помощники пару человек для грязной работы. У каждого свой потолок. Эдди имел в себе огромный бездонный потенциал, нужен был лишь катализатор, некий концентратор. Его способности и умения УЖЕ у него были. NZT только помогли и усилили, но не проявили их волшебным образом из небытия.