Толин Новый год (Часть третья)

Фарцовщик Сидор стоял в тени галереи на Садовой и сосредоточенно ел мороженое в вафельном стаканчике. Толя увидел издали его немного нелепую долговязую фигуру.

— Привет, Сидор.

— Хай, морячок! Как моря-океаны, бороздишь? Слушай, тут трутся две курицы, по говорю с югов, похоже. Хотят дойчмарки купить. Ко мне подошли. Простые такие. А если бы я из спецуры оказался? Вон они ходят, — Сидор кивнул головой по направлению к Апраксину двору.

Толик посмотрел вдаль. Ближе к углу с Ломоносовской линией увидел две массивные женские фигуры в цветастых сарафанах с большими дорожными сумками в руках.

— Подойду, спрошу, чё да как, — Толя не спеша двинулся по направлению к сарафанам.

Женщины были мощные. Толик сразу «считал» их. Явно южанки, судя по глубокому загару. Не городские, кисти рук были натруженные, черты лица грубоваты. Такими они бывают у людей, много времени проводящих на улице, под беспощадными солнечными лучами. Женщины изображали скучающий вид, при этом цепко рассматривая проходящих.

— Добрый день, гости великого города. Вижу, находитесь в замешательстве. Могу помочь? Интересуют товары повышенного спроса?

Тётки переглянулись. Та, что постарше, настороженно спросила, — И тебе не болеть. А что, есть конкретные предложения?

Толя улыбнулся, — Смотря какие. Мужчина я положительный, как вы успели заметить.

Молодая, с лицом ударницы животноводства, как подумал Толя, молчала. Та, что постарше, её Толя про себя обозначил «бригадир», подозрительно рассматривала его.

— Модный ты парень, погляжу. Из этих, что ли? Фарцовщик? — прямо спросила «бригадир».

— Ну, что вы так сразу... фарцовщик... я делаю жизнь советских людей лучше и моднее. Мой товарищ сказал, что интересуют дойчмарки? Их есть у меня! Или «грины» нужны?

— Есть немецкие?

— Есть, они есть у меня.

— Есть пятьсот?

— Серьёзно, — Толя понизал голос, — по трёшке.

— Да ты что! Дорого! — «бригадир» нахмурилась.

— Ладно, тогда каждый идёт дальше по своим делам, Моё дело предложить, — он изобразил равнодушный вид и посмотрел на ограду Суворовского училища.

Женщины отошли к запылённой витрине магазина. На выцветших кусках плотной ткани за стеклом стояли невзрачные вазы и заварочные чайники.

— По два восемьдесят? — «бригадир» смотрела вопросительно.

— Ну, женщина, это не деловое предложение. По три. Надёжный продавец, разумные покупатели — всё хорошо, не надо торговаться.

— Ладно. Договорились.

Толя улыбнулся, зевнул и, улыбаясь, обратился к «бригадиру».

— Сейчас в сторону площади Мира пойдет трамвай, номер три. Садитесь на него, вон остановка, чуть подальше... Выйдите на остановке «Площадь Тургенева», там увидите сквер посередине. Идите в него и садитесь на скамейку. Я подойду к вам. До встречи.

Он прошёл до угла и свернул на Ломоносова, направо. За магазином «Нитки-пуговицы» была открыта дверь. Ателье по ремонту электротоваров. Толя, мельком оглянувшись, вошёл в полутёмную прохладу мастерской.

Здесь работал Аркадий, партнёр Толика по валютным операциям. Он выполнял роль хранителя налички для каждодневных нужд. Аркаша, как называл его Толик, был тёртый калач. Он отсидел свои восемь лет за спекуляцию, потом привлекался за тунеядство и, примерив роль скромного работника системы бытового обслуживания, остался, вроде и при теневом бизнесе мира фарцовки, но в то же время для закона был «чистым».

Толик, немного подождав, получил от Аркаши десять банкнот немецкого банка, перекинулся с ним парой фраз и вышел в июльский день.

Тётки сидели в тени большого куста сирени, прячась от жаркого солнца. К вечеру, наверное, ливанёт, подумал Толик.

Дело было сделано. Толик пересчитал банкноты, пока тётки внимательно рассматривали немецкие марки.

— Милые дамы, вы верите в Деда Мороза? — Толик, улыбаясь, рассматривал двух подруг.

Неожиданно заговорила младшая, «молчунья», как обозначил её для себя Толя.

— К чему вопрос, хлопчик? Я верю, и в Деда Мороза, и в лохнесское чудовище, и просто в чудо. Как без веры такой жить? А ты что, ни во что не веришь, только в бабки? В деньги?

— Ну, я не такой прожжённый торгаш, как кажется вам, барышни.

— Торгаш не торгаш, а педали себе отхватил знатные. Какой размер? — «бригадир» рассматривала кроссовки «New Balance» на толиных ногах. Кроссовки на самом деле были хороши. На подошве «утюгом», с верхом из дышащей сетки и красивой серой замши. Толик купил их в «Альбатросе» на Двинской. Точнее, купил их на чеки «Внешторга» бывший коллега Толик по пароходству, получив за свою услугу десять рублей.

— Нравятся, женщина? — Толик улыбнулся, — у меня сорок третий.

— Слушай, парень, продай, а? Моему мужу как раз будет. Я ему на День рождения их подарю. Будет первый красавчик у нас в станице. Продай, а? Сколько хочешь?

В Толике проснулся коммерсант. В принципе, он особо никуда далеко и не отходил от него.

— Сложный вопрос. Эти кроссовки подарок моей девушки. Она за ними ночь стояла, не спала, не пила, всё для того, чтобы мне подарок сделать. Это подарок!

— Тише, парень. Не волнуйся так. Всегда же можно договориться, да? Вижу, хорошие кроссовки, и ты человек хороший. Сто пятьдесят, да? По рукам?

— Женщина, это редкие американские кроссовки, мейд ин Юэсэй, между прочим.

Толик вздохнул, — Ради вас, ради вашего семейного счастья. Двести пятьдесят.

— Да ты шо, хлопчик, края попутал, шо ли? — «бригадир» заволновалась, — это ж такие деньги! За тапочки спортивные!

— Ничо се, тапочки! Это фирма! Америка! Потом, подарок от любимой женщины!

— Двести двадцать, хлопчик! Последние деньги!

«Да уж, последние... арбузы машинами продают здесь, потом у себя там домины из красного кирпича строят в три этажа... как же... последние...» — Толик смотрел на «бригадира», улыбаясь.

— И потом, уважаемая, в чём я по городу пойду? Босиком что ли?

— Так это, смотри... вот, сыну кеды купила... у него тоже сорок третий, — «бригадир» вынула из баула коробку серого картона, достала изделие советской резиновой фабрики, — двести двадцать и кеды, хорошо?

— Мда, женщина, с вами не соскучишься, — Толик вздохнул, ладно, понимаю, муж ваш наверняка положительный человек. Хочу, так сказать, укрепить ваше семейное счастье, — Толя сел на лавку, начал расшнуровывать кроссовки.

 

Сидор рассматривал толины ноги.

— Да... братишка... классные онучи... что, опять по репе получил и кроссы сняли? — и Сидор радостно заржал.

— Да не, Сидор, это стиль такой, новый. Называется «скромность украшает». Ты вот что, продай мне гринов на полторы штуки. Или где взять, у кого, подскажи.

— Дак это, того... это к Самуилычу... хотя не, могу и я, только триста есть. Возьмешь? Видок у тебя, конечно... рожа помята, на ногах говно из сельмага. Не хватает бидончика с пивом в руках. — и Сидор опять рассмеялся.

 

В ателье проката от фирмы «Невские зори» пахло пылью и лыжной мазью. Толя подумал, что это очень странные сочетания для июльского дня. На стенде, за пыльным оргстеклом, висел прейскурант на прокат различных необходимых советскому человеку товаров. Пылесосы, балалайки, туристические палатки. Было даже фортепиано.

Народу не было. Ателье находилось хоть и на проходном месте, в десяти минутах ходьбы от площади Мира, но здесь, в переулке Бринько, прохожих всегда было мало.

Стоял полумрак и Толя не сразу заметил тётку в синем халате, сидящую у края длинного прилавка из полированной фанеры. Она сосредоточенно что-то писала на газетном листе. «Кроссворд решает», — догадался Толя и негромко кашлянул. Женщина посмотрела на него равнодушным взглядом.

— Здрасьте... мне это... есть костюм Деда Мороза? Ну, там... это... тулуп, шапка и борода накладная... есть такое?

— Зачем вам в июле костюм Деда Мороза? — тётка с любопытством смотрела на него.

— Надо. Очень надо.

— Да, есть костюмы. Висят вон, дожидаются декабря. Есть синий и красный. Вроде, даже размер ваш можно подобрать, — сотрудница проката рассматривала Толю. — В комплекте шаровары на резинке, тулуп, борода и шапка. Сапоги не положены.

— Да это... ладно, без сапог. Сколько стоят сутки?

Толик вышел из ателье с грязно-серым мешком в подозрительных разводах коричневого цвета. Взвалил на плечо. Настроение у него улучшилось. Он казался сам себе настоящим Дед Морозом, просто прохожие, идущие навстречу ему по Садовой, не догадываются об этом.

Дома, на Обводном, Толя разложил на тахте весь костюм, осмотрел ещё раз и, вздохнув, пошёл доставать одеяло и утюг для глажки.

Затрещал телефон. Толя почти закончил и, отставив тяжёлый утюг, подбежал к стулу в коридоре.

— Алло, Толя? Это Мага. — голос был явно кавказца, говорил гортанно и немного напряжённо. Толя понял, что собеседник стоит в телефонной будке, были слышны уличные шумы.

— Да, я понял.

— Завтра хочу встретиться. Давай в семнадцать, на Кораблестроителей, около залива. Как, подъедешь?

— Не, давай на площади Тургенева, в пять тридцать.

Мага замолчал.

— Хорошо. В пять тридцать на площади Тургенева. Я буду на в красной «шестёрке», на углу с Маклина.

— Замётано. До завтра.

Толе почему-то стало неприятно. Даже тревожно. «Да ну, ерунда, просто этот Макс выкручивает руки. Пользуется своей властью, мудак», — Толя достал из холодильника банку чешского пива. Сел на стул у окна, начал смотреть на канал. Вид воды, как говорили ему, успокаивает.

Опять телефонный звонок. Надя.

— Толя, ты как там? Чего-то я вдруг забеспокоилась. Тревога какая-то. У тебя всё нормально, мальчик мой?

— Надюш, всё нормально. Хорошо всё. Завтра давай я к тебе после семи приеду.

— Не, давай после десяти вечера. У нас тут свадьбы будут. Три свадьбы. Важные люди приедут. Сама наших девок проконтролирую, чтобы не было потом претензий. Сам знаешь, глаз да глаз нужен везде. Всё, сахарный мой, бегу я. Там салаты надо принимать, дегустировать.

— Ну ты это... Надь, особо не налегай на салатики с майонезом. Хотя, бочка у тебя очень даже, так что давай, налегай! И попа у тебя ух! — Толя выдохнул в трубку, — мне очень даже!

— Муррр... целую тебя, мой сахарок!

Остаток вечера Толя лежал на тахте, выпил еще две банки пива. Курил, слушал «Пинк Флойд», потом Крис де Бурга. Настроение у него улучшилось.

Приснилась Варя в костюме Снегурочки. Она кружилась в каком-то очень красивом танце на ярком ковре из ярких цветов и трав. Толя спрашивал её о чём-то, проснувшись, он даже не смог вспомнить вопросы. Кажется о лете, почему в костюме Снегурочки... сердце его стучало, он волновался первые секунды после пробуждения.

За окном по набережной канала с лёгким шуршанием проезжали редкие машины раннего утра.

Стул, стоящий около стола у лестницы на этажи, был пустой. На спинке висел синий халат. Толя благополучно скользнул на лестницу, стараясь идти быстро и не сильно шуметь. Он находился в крыле онкологического отделения детской больницы. Внезапно его окликнули, когда он был уже на площадке третьего этажа.

— Мужчина, постойте! Это что, это кто... вы кто вообще? Что за маскарад? — пожилой дядечка в белом халате внимательно рассматривал Толю в красном кафтане и с накладной бородой, барашками спускающейся почти до его пояса.

— Я дедушка Мороз! Ну, у которого борода лопатой... я подарочки принёс всем ребятам... то есть не всем. Одной очень хорошей девочке, вот!

Дядечка потёр друг об друга кисти рук. Толя увидел, какие они натруженные, его руки. Объёмные вены, сильные пальца. Руки врача, машинально подумал он.

Раздался стук женских каблуков.

— Михаил Степанович, а мы вас ищем. Там анализы принесли по крови для седьмой и одиннадцатой палаты. О, а это что у нас? Новый год же только через полгода! — полная блондинка с «химией» на голове подозрительно смотрела на него. — Товарищ, а вас кто пустил вообще-то сюда, а? Знаете, что посторонним вход на отделения запрещён?

— А потусторонним можно? Я же Дедушка Мороз, вот! — Толя развел руки в бархатном кафтане. — Я вас поздравляю с наступающим новым годом! Ура!

— Так, товарищ, объясните, кто вы, зачем и почему, — дядечка говорил спокойно, но Толик почувствовал жёсткость интонации.

— Михаил Степанович, уважаемый Михаил Степанович! Я к Лизе Осокиной, ну... которая в онкологии у вас... это... лечение проходит.

Михаил Степанович посмотрел на блондинку. — А, это наша Лиза. Так, понятно... А что, с мамой согласовали ваш визит? Это её инициатива? Почему я не знаю ничего? Заведующего отделением должны предупреждать о таком представлении, молодой человек!

— Так это... да, согласовали. Лиза очень хотела досрочно отправить письмо Деду Морозу, вот. И, это самое, мама решила обратиться к нам, в службу этих... Дедов Морозов. Я из «Невских зорь»!

Блондинка поджала губы, — Очень странно, мама утром уехала от Лизы, мне ничего не сказала. Хотя да, верно, девочка писала письма Деду Морозу. Это, Михаил Степанович, отвлекало её от болей. Химиотерапия штука такая...

— Так, а что у вас в сценарии? Зачем визит этот? — дядечка смотрел уже более дружелюбно.

— У меня-то? Это... это самое, просто визит. Стишки там, песенки... вот... игрушку подарить! — Толя махнул красным мешком с завязками. Там лежала большая немецкая кукла, которую Толя купил по случаю в «Гостином Дворе», так, про запас. Фройлян дождалась своего часа.

Врач помолчал. Посмотрел на блондинку. Пожал плечами.

— Пусть сходит к Лизе. Хуже не будет, да, Марина?

— Ну да, если только быстро. Девочка слабенькая. То есть на десять — пятнадцать минут, молодой человек, — блондинка строго посмотрела на Толю.

 

На Толю смотрело лицо с большими серыми глазами. Он сначала подумал, что ошибся палатой. На кровати лежал мальчик, с почти наголо стриженой головой. Толя замешкался, присмотрелся. Нет, это была девочка. Со стрижкой почти «под ноль» она казалась мальчиком. Кровать в небольшой палате была одна. Рядом тумбочка. На её крышке Толя заметил три яблока и несколько книг в ярких обложках. Наверху лежала «Витя Малеев в школе и дома».

— Добрый день, Лиза! Я дедушка Мороз! Приехал навестить тебя. Знаю, скучаешь ты по зиме, морозам, новогодней ёлке!

Толя подумал, что надо говорить более витеивато, что ли. Толком не подготовился, всё в режиме импровизации. Он начал подтанцовывать, вспоминая новогодние стишки.

Но зачитать их не успел. Девочка улыбнулась и привстала, положив худые руки поверх одеяла.

— Здравствуйте, дедушка! Какой вы смешной! То есть нет, — девочка смутилась, — не смешной, конечно, но в июле так странно встретить Деда Мороза.

— Ничего странного, Лизонька! Я работаю весь год, у меня есть небольшие каникулы, конечно. Но вообще, езжу по ребятишкам круглый год, в разные края, вот!

Девочка с любопытством рассматривала Толю. «Блин, какая она измученная... худая вся... ручки вон прозрачные почти... а, да, это же химиотерапия, сестра же сказала...» — Толя с жалостью смотрел на Лизу.

— Я вам три письма отправила. Через маму передавала, она должна была в почтовый ящик конверты опустить. А какой у вас точный адрес? Я вот даже поспорила с мамой. Я ей говорю, что надо писать «Северный полюс, Деду Морозу», а она ответила, что уточнит. Может быть, говорила, надо до востребования отправить на главный почтамт, в Москву. А я вот думаю, что у вас есть же свой домик, ну, как это, дворец Деда Мороза. Да? Нам про него в детском саду Майя Витальевна рассказывала.

— Конечно, есть! Здоровенная такая изба... хозяйство там, куры, хрюшки... ну, как и положено в деревне. Вот. Это всё находится на границе Архангельской и Вологодской областей, в лесу. Тайга, в общем. — Толя лихорадочно думал, как ещё добавить красок в описание жилища, — Да! Ещё там живёт Снегурочка!

— А сейчас она где?

— Отпуск. Лето же. Поехала моя Снегурочка на Чёрное море... то есть нет, на Белое море! На Чёрном она растает, — Толя неожиданно запел, — Расскажи Снегурочка, где была, расскажи-ка, милая, как дела! И тра-ля-ля!

Лиза рассмеялась.

— Смешной ты, дедушка. Скажи, а письма ты прочитал?

— Да, конечно! Всё знаю, про всё помню! И вот, — Толик достал из мешка куклу в большой коробке с окошком в крышке. Дома он заботливо перевязал капроном и попытался сделать бант сбоку, на крышке. Вроде получилось.

— Это тебе, Лиза! За то, что весь год вела себя хорошо, слушалась маму и врачей, и вообще... до конца декабря будешь себя вести хорошо!

— Ух ты, какая!... — глаза у Лизы округлились и она рассмеялась, — спасибо тебе, Дед Мороз!

— Всё, Лизонька, пора мне ехать дальше. Точнее, лететь на санях моих. Дел ещё невпроворот.

Толя быстро завязал мешок, сунул его в карман. Потом вытащил обратно и перекинул через плечо, подумав, что так будет естественнее.

— Постой, дедушка. А вот скажи... Дяде Саше ты привет передал? Спрашивал его, почему он не пишет?

У Толи перехватило дыхание. Захотелось почему-то заплакать.

— Конечно передал! И привет, и поклоны от тебя, дорогая! А не пишет он потому, что выполняет важное государственное задание. Очень важное и секретное. Ты же знаешь, если есть секрет, то никому нельзя рассказывать про него. Верно? И он тебе просил передать горячий пламенный привет!

Лиза кивнула, улыбаясь. Она уже открыла крышку коробки и прижимала к себе куклу.

— Вот, Лиза, он выполнит это важное задание и сразу же приедет. Он же человек военный, живёт по приказу. Родина приказала, он и выполняет задание. Нельзя свою страну подвести, Лиза, никак нельзя!

Девочка кивнула.

— Я знаю. Если Родина просит, то надо.

— Ну вот, Лиза, я знал, что ты умная девочка. Всё, дорогая, пора мне в дорогу. Не скучай, слушайся врачей. И маму, маму обязательно! И бабушку, да.

Толик подошёл к кровати и погладил девочку по голове. Взял в руку кисть Лизы. Ладонь была холодная, а сама рука показалась ему невыносимо лёгкой. У Толи опять засвербило в горле. Он быстро вышел, на прощание повернувшись к кровати с маленьким человеком и махнув девочке рукой.

 

В коридоре у окна его ждала медсестра. Лицо у неё было не очень довольное.

— Всё, молодой человек? Почти уложились. Девочку нельзя сильно нагружать общением, сами понимаете, более она тяжело. Сейчас капельницы на полдня ей ставить будем.

Толя кивнул, начал снимать тулуп, отстегнул бороду. Блондинка безразлично смотрела на него.

— А как вы прошли сюда? Очень странно.

— Да так как-то... хотелось очень, — Толя пожал плечами.

— А ведь мама Лизы не вызывала никакого Деда Мороза. Это ваша личная инициатива или от коллег мамы, ну, по работе?

— Да не... не от коллег. Считайте, что сам.

Блондинка смотрела на него с интересом.

— Понятно. Типа волшебник, который в голубом вертолёте. Хорошее дело сделали. Девочке сейчас очень тяжело. Вы знаете, такой диагноз у неё. Будем надеяться, что детский организм справится. Удачи вам, волшебник.