Вересковый мед
Когда мы с младшим братом Пашкой были маленькими, наша семья жила в деревне. Отец был директором совхоза, мать бухгалтером. Летом на наши гречишные поля часто приезжал с пасекой дядя отца – дедушка Шурик. Обычно он еще с зимы звонил нашему отцу и узнавал, будет ли совхоз сеять гречиху. И если ответ был положительным, то непременно приезжал. Обычно с ним был еще как-то мужик, с которым они на паях держали пчел, иногда сын Сергей и наш троюродный брат Алексей приезжали помочь. Он был на год младше меня и серьезно занимался вольной борьбой.
Останавливались они обычно в роще в стороне от асфальтовой дороги, в километре от растянувшейся мертвой змеей вдоль дороги деревни Бодрянка, возле поворота на Устье. У них было два КУНГа, свой электрогенератор и они примерно с месяц там стояли лагерем. Лешка к нам на велосипеде ездил за молоком. Обычно в первые дни приезда отец совершал «визит вежливости», чтобы иметь законный повод напиться и, при возможности что-нибудь украсть или выпросить. В конце же сезона непременно ехал опять – поживиться свежим медом и «обмыть» успешное завершение. Понятно, что по деревенскому этикету его в поездку сопровождала жена и дети. К родне все-таки ехали.
Ранним вечером папаша прикатил домой.
– Валь, собирайтесь, к деду Шурику поедем! – с порога проорал он.
– Не поеду я с тобой, опять нажрешься как свинья!
– Да и хрен с тобой! Оставайся дома. Будешь, как нематода пятнистая тут киснуть. Дети, в машину!
– Я не поеду, – робко пропищал Пашка. – Там собака!
В прошлый визит на пасеку брата укусила сначала пчела, а потом собака деда и теперь он боялся.
– Ты что, трус? – спросил папаша. – Какой-то Каштанки испугался?
– Ничего я не испугался. Просто опасаюсь.
– Может, ты и плотников со столярами боишься?
– Да.
– Почему? – неожиданно заинтересовался отец.
– Столяры гробы делают, а плотники с топорами ходят.
Тогда как раз нам новый сеновал достраивали рабочие с завода, бывшего «шефом» нашего совхоза и мать, на время забыв про наркоманов, пугала Пашку строителями с топорами.
– Логично, – был вынужден признать правоту сына отец, – но все равно собирайся, мучачо[1]. Там плотников нет.
– Вить, смотри, чтобы ребенка никто не укусил, – вышла из спальни мать. – Под твою ответственность отпускаю.
– Без паники!
– Кепку не забудь одеть, – наставила Пашку.
– Следи там за батей и братом, – поручила мне. – Смотри, чтобы медом не обожрались, а то будете, как сухие цубылки в степи, там торчать.
– Все, писем не ждите, читайте в газете. И подпись Вася, – одной из своих любимых фраз попрощался отец.
– На такой жаре обожраться медом не страшно, – разглагольствовал он, ведя нас к машине, усаживаясь и трогаясь с места. – Я однажды в детстве обожрался.
– И не помер? – любознательный брат вытащил из кармана карандаш, украденный в школе и записную книжечку в синем коленкоровом переплете путем шантажа полученную от двоюродной сестры.
– Не помер, как видишь, – самодовольно хохотнул папаша. – Еще и двоих придурков породить сумел.
– А как ты остался в живых? – не обратил внимания на эпитет Пашка.
– Меня мамка, бабушка Дуня, на печку натопленную положила. Я стал потеть и мед на животе выступил. Так полежал на печи сутки и все лишнее вышло.
Брат старательно записывал какие-то каракули.
– Ты как Емеля, – поддел я родителя в отместку за придурков.
– Я лучше, – хвастливо заявил, сворачивая с трассы на пыльный проселок. – Я директор! Это, как говорится, звучит гордо! Ладно, почти приехали. Смотрите, ведите себя пристойно. Паш, ты задом не поворачивайся к Каштанке, а то на этот раз загремишь на уколы, ха-ха-ха.
Машина подъехала к роще, остановилась и мы вышли из нее. Брат опасливо смотрел по сторонам, а отец ломился вперед как носорог.
– Здорово, бортники! – еще издали заорал он.
– Привет, Виктор, – обреченно откликнулся вылезший из КУНГа дед. – Хорошо, что заехал.
– Да вот, ехали мимо и решили навестить, – угнездившись на раскладном стуле возле стола и водрузив согнутую правую ногу на левое колено, ответил он.
– Это вы как раз вовремя. Медок продегустируете, – по очереди пожимая нам руки, обрадовал дедушка. – Паша, как нога?
– А что нога? – подозрительно поинтересовался брат, затравленно зыркая из-под очков.
– Отец говорил, что тебя Шарик укусил прошлый раз.
– Шарик? Нет, Шарик не кусал. Каштанка укусила.
– Мальчик шутит, – вальяжно пояснил отец. – А где Семен?
– По грибы пошел.
– Да, грибы и рыбалка у нас чудесные. Как говорится, хорошо в деревне в этом. Шурик, ты что-то про мед говорил?
– Сейчас все будет, – дед стал выносить и ставить на стол плошки с медом. – Пробуйте, какой кому больше по вкусу.
– А медовуха? – потирая руки, как большая муха лапки, нацелился на мед папаша.
– Витя, один момент.
На столе появилась литровая бутыль зеленого стекла и стаканчики.
– Мне много нельзя, я при пчелах, – символически плеснул себе старичок. – А ты за рулем…
– Ничего страшного, тут совсем недалеко, не спеша доедем.
– А что Валька не приехала?
– Прихворнула. Следила за рабочими, что сеновал нам строят, и обгорела на Солнце. Облезла вся, как чучело, – самозабвенно врал папаша. – Сидит теперь дома, плачет и сметаной мажется.
– А что старый сеновал?
– Так одного мало, еще коров брать будем.
– Это правильно. Хозяйство надо расширять.
Вкратце поясню. Старый сеновал представлял собой четыре высоких вертикально вкопанных в землю столба с просверленными отверстиями. На этих столбах была одета легкая двухскатная крыша из еловых жердей и зеленого рубероида. Крыша опиралась на четыре металлических штыря, продевавшихся в столбы. Когда сеновал был пустой, то крыша поднималась на самый верх, и до нее набивалось сено. Потом, когда сено постепенно выбирали сверху, то крышу опускали. Отверстия шли с шагом в полметра. Так до самой земли опускалась крыша, когда сено кончалось. Понятно, что незащищенное с боков сено гнило. Да и всякая живность в нем заводилась. Одно время даже хорек там жил.
– Новый сеновал здоровый, на целое стадо хватит, – похвалился отец. – Давай, старина, еще наливай.
Снова выпили. Отец с сосредоточенным лицом осьминога начал как огонь поедать мед.
– Влад, Паша, а вы почему не кушаете мед? – поинтересовался дедушка.
– А что за мед? – вновь проявил подозрительность брат. – Мед он всякий бывает, даже неправильный.
– Не переживай, тут правильный. Пробуй.
– А какой он бывает? – не отставал Пашка, достав карандаш с книжечкой и приготовившись записывать. – Какой правильный, а какой неправильный?
– Мед много из чего бывает, – зачерпнул ложкой и не спеша смаковал дедушка. – Например, бывает багульниковый. Он ядовитый и его нельзя есть, не прокипятив. Называют «пьяный мед» и используют в основном сами пчелы.
– Там же при нагревании какой-то яд выделяется? – блеснул я осколками эрудиции.
– Правильно. Оксиметилфурфурол называется.
– Дед, ты того, как говорится, не выражайся, – налив себе полный стакан и махом опустошив его, сказал папенька. – Тут же дети, а ты со своим фуфлоролом.
– Он в меду не опасен. Его в кофе и то больше, чем во всем улье. Да и образуется только если мед кипятить, а если мед с водой, то не будет его, – объяснил дедушка.
– Кофе вредный! – сделал вывод Пашка.
– И дорогой! – папаша наш был тот еще сквалыга. – Поэтому выпьем еще медовухи!
– А еще какой мед опасен? – не отставал Пашка. – Надо же знать.
– Например, с белозера болотного мед ядовит. С болиголова.
– Болиголовом Сократ отравился, – вновь высказался я.
– Что ты трепешься? – заспорил отец. – Сократ цикутой траванулся, это все образованные люди знают!
– Нет, болиголовом. Раньше думали что цикутой, а потом уточнили, – не согласился я.
– Умный шибко стал, – недовольно проворчал отец, вылизывая очередную плошку.
– Со всего, что на Б начинается мед ядовит? – попытался обобщить я.
– Нет, почему же? Например, барбарисовый мед очень вкусный и нежный, золотисто-желтый такой. А вот с живокости полевой, хотя она отличный медонос, мед ядовитый – «пьяный».
– А бабушка Дуня живокость овцам давала, от паразитов, – вспомнил я.
– Вон тот цветок ядовит, – дед ткнул в пурпурно-желтый цветок, росший неподалеку, – а пчелам дает много нектара и пыльцы.
– Как называется? – деловито уточнил Пашка.
– Пикульник красивый.
– Ядовит, – пометил брат, взглядом ощупывая цветок.
– А больше медовухи нет? – перебил эти изыскания отец. – И вообще, Паш, зачем тебе ядовитый мед? Отравить кого-то хочешь?
– Нет.
– А зачем?
– Чтобы меня не отравили! – отрезал брат.
Челюсть дедушки, слушающего разговор, стремилась на встречу с грудью.
– Ты поэтому мед не кушаешь? – поинтересовался он.
– Жду, как на отца и Влада подействует…
– Он шутит, – поспешил я сгладить неловкость брата.
– Дед, меда тащи. И медовухи, – не потерял присутствия духа отец. – А ты, следи, младшОй, следи. Пока ты следишь, мы тут все съедим!
Дедушка принес еще меда и бутылку.
– Вот этот мед попробуйте. Паш, да что ты, честное слово, я же сам мед ем.
– Мало ли, – продолжал отнекиваться брат. – Вон батя в детстве чуть не сдох.
– От меда не умрешь!
– Все так говорят, а потом мед на животе выступает.
– В меде уродов консервировали для кунсткамеры, – вновь «блеснул» я знаниями.
– На вас двоих никакого меда бы не хватило, – высказался вновь наливший себе отец. – Таких уродов ни в какой кунсткамере нет.
– Вить, как ты с детьми разговариваешь? – возмутился дед. – Нельзя же так!
– Да я в курсе, – вновь опрокинул в себя стакан папаша. – Как говорится, на вопросы мягше, с детями ширше.
– Наоборот, – поправил педантичный Пашка. – С детями мягше, а на вопросы детей ширше.
– И чего вам не хватает? – как плачущий павиан сморщил лицо отец. – Мультфильмы вон какие чудесные вам показывают. Американские, правда… Но хорошие же, душевные! Прикинь дед, утка два нуля! Это же про меня!
Теперь уже челюсти отпали не только у дедушки Шурика, но и у нас с Пашкой.
– Пьяный мед, – высказался Пашка, со значением посмотрев на дедушку.
Дед взял бутылку и понюхал горлышко.
– Вить, я перепутал. В этой не медовуха, а самогон пшеничный. Ты не пей.
– Отличное пойло. Прямо как скотч у ковбоев, – папаша сложил пальцы пистолетиком и изобразил выстрелы в меня, Пашку и деда. Затем сдул воображаемый дымок и продолжил. – Я секретный селезень! Супергерой по найму.
– Вить, развезет тебя по жаре.
– Косил Ясь конюшину, косил Ясь конюшину, косил Ясь конюшину! – истошно заверещал отец.
– Вить, хватит, не в лесу!
– А ведь я Гагарина видел, – понизив голос, таинственно продолжал отец. – Вот как вас сейчас.
– Какого Гагарина? Юру? – не выдержал я, прикидывая в уме год рождения родителя.
– Ясное дело, что не Васю или Петю. Конечно, Юру.
– Живого? – уточнил Пашка, вновь что-то помечая в книжечке.
– А то! – рассказчик вновь наполнил стакан.
– Вить, может тебе хватит? – с тревогой наблюдал за этим дедушка. – Ты и так уже несешь не то что-то.
– Видел я его! – хрястнул крепким кулаком по столу папаша. – Делом партии клянусь!
– Так тебе лет десять было? – уточнил я.
– Двенадцать. Я пионером был, и нас повезли в Москву, а там Гагарин. Вот! – победно потряс кулаком и, раскинув руки, начал изображать летящий самолет. – Отдать швартовы! От винта! Право руля! Иду на бреющем! Захожу в вираж!
На это «вираже» он и рухнул лицом на стол, опрокинув его. Мы втроем с трудом подняли грузную тушу и уложили на спину. «Летун» мирно спал.
– Придется вам ночевать тут, – сделал вывод дед. – Ему за руль в таком состоянии нельзя.
– Я тут ночевать не буду! – наотрез отказался Пашка.
– Да, мы домой лучше пойдем, а то мать волноваться будет, – поддержал я.
– Да как же вы пешком-то?
– А что тут идти? Полчаса ходьбы и дома будем.
– Ладно, вот вам мед, – подал сумку с трехлитровой банкой, – а в сотах мед с Витькой передам. Спасибо, что навестили. Валентине привет передавайте.
– Непременно передадим. До свидания, – вежливо попрощались мы, и пошли домой. Пашка на протяжении всего пути через рощу напряженно оглядывался, опасаясь нападения собаки и пчел, но никто его не тронул. Мы, загребая ногами горячую пыль, прошлись проселком, миновали искрученную сосну и выбрались на асфальт.
– Думаешь, и правда, Гагарина он видел? – не выдержал Пашка.
– Брешет, скорее всего. Вспомни, он как-то раз рассказывал, что ему Гайдар свою книжку подарил.
– Так есть же книжка, – не понял брат. – В шкафу стоит.
– Гайдара в сорок первом убили…
– Значит, брешет, – вздохнул брат.
– Чего вздыхаешь?
– Да хотел у деда спросить, как вересковый мед делают…
– Так он тебе и сказал бы. Тайна сие есть…
Мы замолчали и всю дорогу до дома шли молча.
– Что мамке скажем? – перед калиткой спросил брат.
– Скажем, что батя фурфуролом отравился.
– Хорошо.
[1] Видимо, у кого-то из однокурсников услышал это мучачо. У них в первом вузе много иностранцев училось.
«Наследники Мишки Квакина. Том I» https://ridero.ru/books/nasledniki_mishki_kvakina/
-
-
-
-
-
"А мне костёр не страшен, пускай со мной умрёт
Моя святая тайна - мой вересковый мёд".
-
-
приятно встретить в наше легковесное время людей, помнящих классику
-
-
-
ты готов разбанить меня? Или Винни? Новый Год всё -таки! я не причиню Вам зла
-
-
-
Читаны в уважуху расшаркиваюцца, што Моршока помнют. Фчерась с тобаретки декламировали?
-