Куры Бориса Пономарёва

Вечный лицеист Борис Пономарёв год от года пишет один и тот же текст, где зыбкая художественность едва прикрывает острые политические инвективы. Рабская сущность россиян, попранные свободы, нищета, развал и кошмар противопоставляются близкой к Калининграду Европе. При этом взгляды Пономарёва не разворачиваются в метафизику или хотя бы в чёрную кетаминовую дыру, а остаются удивительно скучным, официальным потрескиванием, будто поймал в приёмнике передачу полувековой давности.

На сей раз калининградский прозаик напечатал в «Волге» повесть с удачным названием «Слава настенных мозаик». Повесть основывается на вселенной Самосбора, самого своеобразного достижения российской сетевой культуры. Мир Самосбора — это постсоветская антиутопия, где в бесконечной Гигахрущёвке, разворачивающейся, как фрактал, выживают жители бетонного постапокалипсиса. В Гигахруще случается явление невыясненной природы — Самосбор — пурпурный туман с мясным запахом, который извращает любое неизолированное гермодверью пространство. Вселенная Самосбора возникла в 2018 году в анонимной сетевой случке, в которой поучаствовали манга «Blame!», «Град обреченный», «Дом в тысячу этажей», польский «Observer», НИИ-треды, отчасти «Метро» и даже «Ядерный титбит». Получился безысходный soviet-панк, который коллективно пишут сотни самых разных людей. Но при всей свободе у вселенной есть несколько правил — из Гигахруща нет выхода, природа Самосбора неизвестна, а без гермодвери пережить его невозможно.

«Слава настенных мозаик» рассказывает о Никите, сотруднике станции культивирования корнеплодно-овощных культур ЗЕА-61. С помощью древних настенных мозаик Никита размышляет о том «Единственном, Кто Вышел и Вернулся» и мечтает сбежать от осточертевшей рутины.

Борис Пономарёв верно понял возможности Самосбора. Обладая феноменальной глухотой к языку и воспринимая метафору как врага народа, Пономарёв сумел скрыть блеклость своего письма в бесцветной рутине Гигахруща. Канцеляризмы, казёнщина, официальная сухость, повторы, общая удручённость слов — теперь это не баг, а фича. Кроме того, в Самосборе удобно прятать личные политические убеждения, ведь эта обшарпанная вселенная строится на диком социальном неравенстве. Это плесень без единой капельки мёда, полный рассчеловеченный мрак, в котором нельзя наследить так, чтобы обвинили в предвзятости.

То есть Борис Пономарёв был в шаге от того, чтобы свой недуг в подвиг определить.

Вместо этого Борис Пономарёв совершил подвиг иного рода: вселенную Самосбора, где НЁХ-и пожирают людей, а власти подчёркивают, что в белковом концентрате нет человечины, он превратил в ещё одну, четвёртую по счёту критику современной России. Фрактальное великолепие Гигахруща оказалось нужно Пономарёву, чтобы подытожить: «Мясокомбинат вполне может быть родиной <…> Но верно и обратное: родина может быть мясокомбинатом».

Остаётся развить эту великолепную мысль: мясокомбинат может быть мясокомбинатом.

Так Пономарёв нарушил фундаментальные установки Самосбора. И дело не в том, что герои «Мозаик» носят футболки с кроссовками, хотя должны ватники и кирзачи, а в том, что Пономарёв говорит о Гигахруще со стороны, из какой-то ненаблюдаемой позиции. Никита описывает бесконечные коридоры и жилячейки так, будто созрел где-то снаружи. Он использует внешнюю лексику, то есть говорит не как наследственный узник блочной тюрьмы. Он будто знает какой-то другой мир, где вместо семисменки есть вторники и понедельники, и постоянно сравнивает с ним Гигахрущ. Но в рамках вселенной это невозможно, так как её насельники никогда не знали альтернативы. А Пономарёв этой альтернативой заряжен и хочет с ней сравнивать:

Никита пожал плечами. Как может пройти типичный день жителя Гигахруща?

К слову, тексту тесно от «плеч» и ужасных деепричастных оборотов: «Никита пожал плечами, поднявшись с кровати»; «Никита пожал плечами, оглядываясь»…

Или вот:

Никита пожал плечами. Их разговор уже начал опасно приближаться к красной черте, и в иных условиях можно было бы предположить провокацию. Но, с другой стороны, зачем нужно устраивать какую-то провокацию там, где любого и так могут расстрелять на месте?

За прямолинейными сравнениями Пономарёв упускает важнейшие нюансы. Множество текстов Самосбора строится на том, что жители Гигахрущёвки полагают, что живут… нормально. Самосбор может превратить тебя в гору слизи, в шахте лифта караулит арахна, а сосед опять похитил твою карточку на этанол, но так жили ещё наши деды, так что не раскачивай очередь. Это гипертрофированный референс к дефицитной советской системе, идеал которой содержится в ней самой. Даже для его авторов Самосбор не является чем-то антисоветским. Им наслаждаются, не критикуют! И подобная сюрреалистическая нормальность работает куда сильнее, чем особый пономарёвский юморок: «…компост-батяня, батяня-компост, он целую роту загнал на погост…». Если же находится бунтарь, который с рюкзаком уходит в глубину коридоров, поход его оканчивается разочарованием. Гигахрущ невозможно покинуть. Тайны его непознаваемы. Агитационный плакат в нише жилячейки не врал.

Борис Пономарёв этим фундаментальным правилом пренебрегает. Он написал OOC, то есть «Out of Character», фанфик вне характера или отыгрыша, когда автор пересматривает одно из несущих оснований произведения (несносный Малфой всё-таки полюбил Гермиону). Самосбор нужен Пономарёву как площадка для сравнений, где ликвидаторы — хорошо знакомые силовики, а Гигахрущ — бетонная пустыня, по которой бродит лихой человек. Весь пафос Пономарёва сводится к тому, что государство хочет распростать крыла, иначе подданные, по его мнению, сразу друг друга сгрызут:

Если в Гигахруще узнают, что Самосбора уже давно нет, то они просто перестанут нам подчиняться и поубивают друг друга в первый же день.

Будто у нас до сих пор XIX век с единственным европейцем, и есть кто-то похожий на Победоносцева. Зачем вести с этим старьём полемику, тем более используя передовой сетевой фольклор? Ответа нет. Зато очевидно, что «Слава настенных мозаик» является некачественной копией «Затворника и Шестипалого», а также «Жёлтой стрелы» Пелевина. Перелицовано оказалось всё, кроме таланта. Если уж так явно заимствовать, нужно оставлять подпись, какой-то намёк. Спасибо, дескать. Пользуюсь. Пономарёв делает это («Так, вчера куда-то сбежала пара цыплят, а моего коллегу даже клюнули в глаз…»), но при этом продолжает писать так, будто Пелевин никогда не соскакивал с поезда и не рассматривал птицефабрику в качестве пернатой метафоры.

Здесь у Бориса Пономарёва обнаруживается странная фиксация на курах. Возможно, это главная тайна калининградского прозаика, которую ещё только предстоит распутать. Так, в романе 2020 года «Тринадцать месяцев» Пономарёв пишет:

Возле холодильника с замороженной курицей располагался громадный рекламный плакат. Петух, раскрашенный в цвета российского флага, жестом культуриста демонстрировал накачанное крыло (Саша оставил эту вольность на совести художника) соседнему хилому цыплёнку в костюме Дяди Сэма. Саша заглянул в холодильник. Казалось, что худосочные, синие тушки птиц поступили из магаданских концлагерей. Пахло уксусом и слегка кислым мясом. Надпись «Сделано в России» на каждой из упаковок выглядела, словно предупреждение об опасности. Покачав головой, Саша решил всё-таки пройтись до мясника. Чёрт с ней, с левой кроссовкой.

Геройские метания между починкой обуви и куриным крылышком — системообразующий конфликт романа. А так как ещё Ленин говорил: «Хорошее повтори и ещё раз повтори», в «Славе настенных мозаик» 2022 года читатель может насладиться той же самой историей. Инженер Никита копит продовольственные талоны, чтобы первый раз в жизни обглодать «худенькое птичье крыло». Наряду с курицей, задуматься о бесцельности существования в Гигахруще герою помогает эпизод с мешающей кроссовкой. На сей раз правой, не левой. Видно, что Борис Пономарёв внимательно относится к выстраиваемому им мета-тексту, где нет места случайностям, а символы всегда образуют пару.

К сожалению, вселенная Самосбора авторского прочтения не удостаивается. Особое удовольствие таких миров — заполнять лакуны, прописывать фольклор, изобретать технологии, обустраивать быт. Пономарёву это не интересно. Лишь однажды он хорошо ругнулся: «горбатились, как самособранные» (классный намёк на самозанятых) да рассказал о подвиге некоего Зингашина, когда запертый Самосбором связист обеспечил «бесперебойную работу вверенной ему техники и даже не выпил этанол из электроохладительной системы радиоламп!». Ну здорово же! Мир начал обрастать плотью, в нём появились подробности и объём. Хочется ещё, но Пономарёв до невозможности скуп. Никак не упомянут детский монохромный мультик «Гнилушечка». Нет НИИ Слизи, а ведь Самосбор — это сетевая рецепция Стругацких, культура советских НИИ. Нет пульсирующей информационной биосети, которая помимо данных передаёт «что-то ещё». Вместо этого текст высмеивает «Москву слезам не верит» и отпускает бородатые анекдоты:

— Это всё потому, — зачем-то сказал он, — что у нас сделали рыночную экономику.

— Ага, — равнодушно ответил Никита. — Как скажет директор рынка, так и будет.

Нельзя сказать, что Борис Пономарёв гробит свой текст в силу бездарности. Пономарёв кто-то вроде подвижника, который фанатично отстаивает дорогие ему смыслы и не может отказаться от них ни при каких — даже необходимых — условиях. Он загубил «Мозаики» в уверенности, что нужно обязательно сказать про кур, хотя сам текст был способен летать.

Дело в уникальном предположении о природе Гигахруща. Как-то походя высказывается мысль, что все эти бесконечные уровни и структуры, мозаики со сбитыми звёздами и социальная дезинтеграция лишь следствие того, что Гигахрущ — это корабль поколений, «который летит так долго, что на нём вырастают и умирают люди — и где они забывают про цель пути. К примеру, они могут решить, что живут в гигантском бункере…»

К сожалению, Борис Пономарёв быстро отмахнулся от своей гениальной находки. Вы только представьте — летит по космосу самодостраивающаяся советская коммуналка, где бетомешалка мешает бетон, а бригада строителей жрёт этанол. А из космоса что-то рвётся, космос не хочет советского человека, но тот прокладывает путь к звёздам в бетонном тессеракте. И Слаанеш в фиолетовом тумане, и Вархаммер такой молодой. И сразу срабатывает экстенсивный закон подобных вселенных: каждый объясняющий её шаг должен всё только запутывать.

Борис Пономарёв этой простой истиной пренебрёг. Он бесхитростно раскрыл как природу Самосбора, так и пределы Гигохруща. Тем самым он лишил вселенную её сути, ведь она интересна лишь до тех пор, покуда в ней остаётся какая-то тайна. Пономарёва это ничуть не волнует. Он изначально собирался осмыслять замкнутый мир с позиции внешнего наблюдателя, но в таком случае возникает вопрос — причём тут вообще Самосбор? Не проще ли было посадить людей в собственный бункер и придумать не выпускающую их наверх катастрофу? Ну, как в «Сексмиссии» 1983 года? Или в сотне других подобных антиутопий? Тем более, если «смысл» с кожицей содран у Пелевина?

Вот по итогу и получается, что от «Славы настенных мозаик» остаются лишь куры.

#новые_критики #осанов #новая_критика #борис_пономарёв #слава_настенных_мозаик #графомания