Карась

Иваныч был обычным бомжом.

Сидел на лавках в вековой рванине, блевал у фонтанов. Вечно чесал в срамных местах, орал на рыночных площадях дурацкие частушки. 
Тулупы носил и зимой и летом, жрал самогон у парадных и неизменно жутко вонял.

Иногда казалось, что он прямо бомжом и родился. Прямо в этом дырявом ботинке и засаленом сюртуке.

Никто не знал откуда он взялся, не знали и его родни. Никогда не рассказывал он о том, что же с ним случилось, что привело его на улицу. Документов у него не было и имени тоже. Все просто звали его — Иваныч.

На все вопросы о его родословной он всегда отвечал, что был он рыбой и плыл по морям. При этом он хлопал руками по бокам, будто плавниками и плямкал губами, как засыхающий карась.

Рассказывал он и о том, как похищали его инопланетяне и ставили опыты, по пересадке мозга. Как был он то собакой, то тигром, то жирафом. Как вставляли ему разные чипы и трубки, перекачивали разноцветную кровь, и вот поэтому теперь он весел и бодр и ничего его не берёт.
И тут же, в доказательство, выпивал флакон благоухающей одеколоном жидкости.

* * *

Луч света резко осветил далекое и темное озеро. 

Стояла ночь. 

Над водной гладью завис мигающий огнями стальной диск. 
Вода из озера поднималась по лучу будто вихрем, затягивая всех обитателей: рыбы, водросли, раки, озерные мидии; всё это залетало внутрь сверкающего диска. 

В домике у озера, одинокий дед Филипп злобно пробормотал: «Опять всю рыбу утащат звёздные пидарасы, не ймется им, и не спят же по ночам, ироды, сети б не тронули,» — и потушил пальцами свечной фитиль. 

* * * 

Никто не знал куда же подевался Иваныч. В один день его просто не стало, будто и не существовало вовсе. Да и знать об этом никто не желал, кому это интересно... 

Нет и нет, поминай, как звали. Но и поминать Иваныча было некому. 

Одна только бабка Авдотья, что гнала поганый самогон на Ромашковой 17 заметила отсутствие Иваныча. 

Крайний раз он зашел два дня назад, почти ночью. Был в стельку пьяный и дурной. Долго шебуршал пакетами у калитки, рылся по карманам и матерился. Наконец, достал он 97 деревянных и крикнул кукушкой пару раз. 

Через некоторое время в доме погас свет и хлопнула дверь. Из-за забора вытянулась рука. Иваныч положил деньги в ладонь. В ответ, из приоткрытой калитки показалась стеклянная бутылка с мутной жидкостью внутри. 

Иваныч взял пузырь и направился вдоль по улице, оставив пакеты. 
Бабка Авдотья выругалась: «Вот скот, опять за ним убирать», — открыла калитку и наклонилась за пакетами.

На углу что-то ярко засветило. Луч света озарил все пространство под фонарём, втягивая справляющего нужду под ним пса, и Иваныч, проходя сквозь свет, исчез в темноте. 

Бабка Авдотья подняла пакеты, выпрямилась и буркнула: " Опять сеть скачет, все холодильники с ними погорят, что за люди! За что только им налоги платим«, — и стукнула закрывающейся калиткой. 

* * * 

В ларьке «Роспечать» гражданин в очках и шляпе купил новый выпуск журнала «Сенсация». 
На первой полосе пестрил огромными буквами заголовок: 
«Музыкальный Человек-амфибия», и дальше текст. 

В Москве на Речном вокзале найден мужчина средних лет. Тело его покрыто чешуёй, на руках вместо пальцев по пять плавников. Ног у амфибии нет, а вместо них имеется огромный хвост. Людей амфибия не узнает. На имена не откликается. Испускает запах одеколона. Хвостом нащелкивает «в траве сидел кузнечик», дружелюбно улыбается. Узнавших в описании своего родственника, просьба откликнуться, и телефон. 

«Опять пиарщики перестарались,» — недовольно цокнул гражданин, свернул журнал и запрыгнул в проезжающий атобус. 

* * * 

Утром дед Филипп, продрав глаза и затопив печь, отправился на озеро проверять сети. 

Спустился по мосткам в деревянную лодку, завел старый мотор. 
Вдруг из-под мостка раздался хриплый голос. Кто-то пел частушки. 

Дед Филипп заглушил мотор, натянул повыше рыбацкие сапоги и спрыгнул в воду. «Хоть бы спину не заклинило, а то снова жиру не доищешься,» — пробормотал дед и побрел к берегу. 

Под мостком, почти у берега показалась огромная рыба. Чешуи у нее не было, а была она будто дельфин, вся гладкая, как из кожи. Высунув рыло из воды рыба пела. Дед Филипп испуганно попятился и стал тереть глаза. 

Рыба, заметив Филиппа подплыла ближе, уставилась на него и гаркнула: «Эй, мужик, закурить не найдется?» 

«Не ку- ку- рю,» — ответил дед и перекрестился. 

«Я Иваныч, местный карась. Пусти переночевать» — выпалила рыба и протянула из воды плавник. 

Филипп снял бушлат, распростер его в воздухе и набросил на рыбу. Вскочил по-молодецки, прыгнул на бушлат и рыба оказалась внутри.

Резво выскочив из воды, Филипп вприпрыжку побежал домой, неся в руках огромную рыбину. 

Вбежав в дом, Филипп бросил орущую матом рыбину, схватил корыто и, плеснув в него ведро воды, бросил в него рыбу. 
«Сиди, родимай, авось прилетят» — шепнул дед и поставил на печь чайник. 

Вечером того же дня, дед Филипп и рыба Иваныч пели песни, закусывая огурцами. В окошке старого домика на берегу озера тускло горела свеча.