Забыть
В гулкий вестибюль Института нейрофизиологии шагнули с утреннего мороза две девушки, увлеченные беседой.
— Я не всё расслышала, но Эльза была настойчива. Сказала, что последствия, конечно, просчитаны не полностью, но ничего страшного не произойдёт. А она ученый, это дело всей её жизни и Сухов все равно не найдет добровольца, способного к анализу постфактум. Ну ты знаешь, какая она несгибаемая.
— А он?
— А что он? Согласился, у него и так все сроки горят. Грант не безразмерный, а оборудование ого-го сколько стоило. Так что сегодня у нас великий день.
— И что с ней будет?
— Если эксперимент пройдет удачно, она избавится от какого-нибудь ненужного воспоминания.
— А если неудачно?
— Понятия не имею. Может, с ума сойдет, а может умнее станет.
Девушки поздоровались с вахтером, крутанули сияющий турникет и разошлись по своим кабинетам.
В лаборатории экспериментального нейромоделирования уже всё было готово. Миниатюрная Эльза Германовна сидела в сложном кресле, как космонавт на старте. Профессор Сухов, похожий в белом халате на старого полярного медведя, горой нависал над ней. Долго поправлял датчики. Рядом суетились с горящими глазами Виктор и Глеб, лучшие сотрудники кафедры.
Эльза поёрзала в глубине кресла, устраиваясь поудобнее, улыбнулась Сухову и вполголоса произнесла:
— Всё получится.
— Должно. Мы долго к этому шли. Ты точно готова? Уверена?
— Более чем когда-либо. Начинайте, — она закрыла глаза, погладила тонкими пальцами подлокотники, словно подбадривала не только себя и Сухова, но даже кресло.
А через минуту Виктор трясущимися руками вводил ей в вену стимулятор, а Глеб кричал что-то в телефон. Врачи скорой констатировали обширный инфаркт и нарушения деятельности мозга непонятной природы. Эльзу увезли в состоянии клинической смерти.
Сухов безостановочно курил у закрытого окна, за которым в закатном огне умирал безумный день. Глеб просунул лохматую голову в кабинет и закашлялся.
— Готово?
— Да, — Глеб быстро подошел к столу профессора, и пряча глаза, положил на него папку.
— Сами-то читали?
— Кое-что, — Глеб бросил взгляд исподлобья на шефа и снова уставился в пол.
Сухов удивленно приподнял косматую бровь, но не стал анализировать поведение сотрудника. Парню простительно, все были в шоке.
— Спасибо, иди.
Он попытался вчитаться в убористые строки отчета, но буквы плыли и съезжали со страниц прямо на пол. Перелистал в поисках визуализации воспоминания, удаление которого уничтожило Эльзу.
Нашёл. Вгляделся. Снял очки и сжал с такой силой, что они хрустнули и кровь потекла сквозь пальцы. Долго не мог щелкнуть зажигалкой. Наконец сигарета затлела, он глубоко затянулся и сел на первую попавшуюся коробку с оборудованием. Расправил листок, случайно мазнув по нему кровью.
На него смотрел вихрастый паренек в кепке набекрень, изможденный, но задорный. Качество изображения оставляло желать лучшего, но даже сквозь зернистость и странные тени Сухов узнал его. Эльза всегда подтрунивала над этой кепкой. А он ни за что не хотел надеть другую. Так все два месяца на картошке и проходил в ней, хоть в конце сельхозработ уже ощутимо похолодало.
***
Второкурсница Эльза Вагнер была белой вороной в их удалой компании, которая сколотилась в колхозе, в тех суровых условиях неотвратимой осенней «картошки». Удивительно, как она вообще с ними сдружилась. В университете она была лучшей студенткой. Блестяще училась, никогда никому не грубила, не пила с лаборантами спирт, даже животных препарировала с жалостью, словно извиняясь. Бредила своей нейрофизиологией и все сопутствующие дисциплины воспринимала как необходимость, без пиетета. Хотя именно у нее была возможность «откосить» от картошки, поехала с группой, чтобы всё по-честному. Тоненькая, нежная, работала за двоих, а в свободные минуты читала. Она умела поддержать любой разговор на биологическую тему и органично разбавляла однобокие дискуссии Сухова сотоварищи. Отношение к ней было уважительно-покровительственное. В беззастенчивой атмосфере колхозно-студенческой общаги вокруг нее удивительным образом создавалось поле добропорядочности без малейшей тени ханжества. Сдержанности Эльзы могла позавидовать английская королева, особенно в обществе взрывного, шумного и напористого Сухова.
Обаятельный, прямой и быстрый в отношениях с девушками, он ни от кого не получал отказа. А уж биофак традиционно славится недостатком мужского присутствия. Эльза оказалась для Сухова крепостью, которую не взять с наскока. Он сначала удивился, потом развеселился, потом задумался. Эльза не вписывалась в его стандарты женской привлекательности, с ней было интересно, но очень сложно. Стоило ли ему ломать свои установки и менять образ жизни ради ее благосклонности, он не был уверен. Слишком правильная, как эталон в музее мер и весов, Эльза требовала четкости и ясности от всего, что ее окружает. Сухову это не нравилось.
В конце сельхозработ, когда биологи разжились самогоном у колхозников и устроили отвальную, Сухов с Эльзой вдруг оказались одни в полутемном коридорчике барака. Тот единственный, долгий и сладкий поцелуй случился сам собой, Сухов даже кепку не снял. Оторвавшись наконец от ее губ, он сказал:
— Эх, если бы ты не была такая идеальная, женился бы, не сходя с этого места!
— Я такая, какая есть...
— Так вот и я о том же...
Тут в барак с улицы ввалилась подмерзшая хмельная толпа, поднялся шум, закружилось веселье и больше к этому разговору они не вернулись. На картошке в следующем году они не пересекались, на студенческих попойках и сборищах Эльза никогда не присутствовала, но после окончания университета они оказались вместе в лаборатории профессора Багрицкого.
Оба успешно защитились и неожиданно стали самым продуктивным научным тандемом в области изучения нейропластичности мозга. Сухов был талантлив, Эльза — одержима идеей, фантастически работоспособна и последовательна, их совместные научные труды периодически производили фурор в узком кругу ведущих нейрофизиологов планеты.
По-гусарски меняя красивых подруг, Сухов вдруг женился на скромной тихой лаборантке, которая предъявила ему справку о беременности, бросила работу и засела дома, благоустраивая быт великого ученого и его троих детей.
Эльза замуж вышла очень поздно, под напором мамы и ее подруги, мечтавших поженить своих детей. Муж Эльзы, подающий надежды скрипач, относился к ней с величайшим почтением, но жизнь их была бесстрастна и бездетна. Флегматичный мраморный дог и жемчужные гурами в огромном аквариуме — вот кто встречал их вечером дома.
***
Сухов не смог бы вспомнить, кому первому пришла в голову идея коррекции функционирования центра памяти. Наверное, всё же Эльзе. Им удалось продумать стройную концепцию эксперимента и найти денег, а уж желающих принять участие в исследованиях на кафедре было хоть отбавляй. Весь институт гудел в предвкушении принципиально новых способов нейромоделирования. Смоделировали. Управились.
Сигарета обожгла пальцы, Сухов дернулся и уронил окурок прямо в коробку с бумагами. Сразу запахло горелым. Он опрокинул коробку, раскидал бумаги, затоптал огонек.
В дверь поскреблись. Глеб посмотрел на окровавленную руку профессора и сообщил, что из больницы новости неутешительные. Эльза жива. Номинально. Сердце пусть слабо, но работает, легкие дышат. А вместо мозга одна сплошная гематома, которая шокировала видавших виды реаниматологов.
— Мы что-то не приняли во внимание. — Сухов словно не слышал Глеба. — Чего мы не учли?
— Может, надо было тщательнее отделять истинную потребность в забывании от кажущейся?
— Да, пожалуй. Истинная потребность. Знаешь, что, давай-ка сейчас по-быстрому внесем поправочку, да повторим.
— Что повторим?
— Эксперимент. Витя здесь?
— Да... но...
— Готовьтесь. Я сам в кресло сяду. Эксперимент должен завершиться удачно, нутром чую. Иди!
Глеб, моргая, вышел.
Через полчаса Сухов сидел в кресле. Он с удивлением почувствовал легкий аромат духов Эльзы и тряхнул головой. Наваждение. Ничего, скоро всё это закончится. Он верно рассчитал. Когда на него вдруг с потолка сваливается озарение, он всегда прав, Эльза не раз этому удивлялась.
Глеб поправил датчики на профессоре. Виктор подошел к пульту и ввел данные, полученные от Сухова. Кресло загудело. Минута, две, три. Сухов выглядел совершенно нормально, просто уснувший человек. Финальный двойной писк и движение кресла побеспокоили его. Проморгавшись, он стал недоумённо оглядываться. Глеб протянул Сухову стакан воды:
— Шеф, не вставайте сразу. Может голова закружиться.
В ясных, будто помолодевших глазах профессора с трудом помещалось радостное любопытство:
— Ой, а вы кто?
Стакан оглушительно встретился с кафельным полом и разлетелся вдребезги.
-
-
-
Ээээ... Атмосферно точно. И картошка, и биолухи - как живые. Сильно сомнваюсь, что треснувшими очками можно порезать руку, но это мелочи.
Мне с идеей не все понятно. Оно такое... неправдоподобное чтоле. Неужели мадам имела в свое жизни только воспоминания о том поцелуе и неслучившейся женитьбе для исправления? Из текста на самом деле и не ясно, что она была такая вся влюбленная. Она любить-то умеет, такая замороженная?
И дальше. Ок, все сломалось, Эльза в коме. Почему логически? Воспоминание надо было удалить? Не то собралась удалять? А с дохтуром-то что? Зачем у него вообще все воспоминания стерлись?
Как-то недописано что ли...1 -
А ежли б Вам пальцем покрутили около виска? Психиаторов вызвали б для разъяснения правильной позиции?
1 -
-
Вот-вот, и я об том же, куда им деваться-то, сиромахам...
1 -
Недурно, но на мой взгляд, имело бы смысл поточнее прописать, что у них за новый метод и что пошло не так. А то похоже, что не шибко сведущий автор обошёл трудные места.
2 -
благодарю, принимается. Автор немножк таки сведущий, но видимо поленился, решил что все и так поймут, лопухнулся )). Обдумаю.
-
О Соля Мия, бывает. Сам грешен бывая (заявляю, как заправский лентяй). ))
1 -
Очень хорошо! Автор предоставил читателю возможность поразмышлять, оставив место для фантазии....
1