Про вяков, которые воруют носки и не только
Вяки в доме завелись совершенно внезапно. Так оно всегда и происходит: вчера их ещё не было, а сегодня – вот они, уже тут как тут. Заведутся и давай пакостить! И что с ними делать – непонятно. А самое обидное, что взрослые уткнутся носом в свои дела, заботы и телефоны и, будто бы, совсем ничего не замечают. Сосиска пропала? Ну, значит, кот стащил. Одинокий носок остался без пары? Второй, наверное, в стиральной машинке потерялся. Из вазочки исчезли конфеты, а кругом на столе фантики валяются? Это Сашка, кто же ещё. Конфет наелся и оправдывается, вяков каких-то выдумывает.
А Сашке обидно. Ладно бы это батончики были шоколадные. Или «коровки». А «рачки» эти – больно они ему нужны. И никак родителей не убедить – не хотят ничего слушать. Даже оставленной рядом с вазочкой записке, на которой карандашом накарябано «сдесь были вяки», они не верили.
– Нет, Саша, никаких вяков, – сказал папа, не отрывая хмурого взгляда от телефона.
– Как это нет, если очень даже есть! – ответил Сашка и обиженно надул губы и щёки. Хотел, чтобы показать всё своё возмущение, надуть ещё и глаза, но не получилось.
– Ни разу в жизни никаких вяков не видел и слышать о них ничего не слыхивал, – недоверчиво сказал папа и отложил телефон в сторону. – И какие же они на вид?
Сашка осмотрелся вокруг в поисках табуретки, стоя на которой всегда рассказывал Деду Морозу стишки собственного сочинения. Но, не найдя в комнате ничего подходящего, вздохнул, несколько раз кашлянул и попытался объяснить папе, какие же они – эти вяки:
– Вяк – он мягкий, круглый, мелкий.
Шерсть чернющая торчит.
Хвост огромный, как у белки.
Словом, вылитый бандит!
Руки – тонкие как спички.
Ноги – будто от гуся.
Любит воровать вещички
И урчать, «рачков» сося.
Папа ненадолго закрыл глаза и захмыкал, представляя себе урчащего вяка, но тилинькнувший телефон отвлёк его внимание.
– Что-то не очень верится, – сказал папа и снова уткнулся в экран. А расстроенный Сашка побрёл в свою комнату и недовольно бурчал под нос:
– Не верится ему. В утконосов ему верится, в новости верится, а в вяков – нет! А я вот как поймаю одного! Как покажу!..
В комнате Сашка, продолжая бурчать, с головой зарылся в коробку с игрушками в поисках фонарика. Не то, не то, не то… О! Губная гармошка! Сашка попытался продудеть «Чижика-Пыжика», но слишком давно не репетировал и выдудел что-то непонятное.
«Не отвлекаться!» – сказал он сам себе, отложил гармошку и продолжил поиски. Не то. Не то. Вот он! Сашка сунул фонарик в карман штанов, затем незаметно прокрался на кухню, достал из холодильника кулёк с мандаринами и так же незаметно вернулся в комнату. У мамы аллергия, папе мандарины не положены за вредность, а Сашке сегодня предстоит длинная и бессонная ночь. Так что без подзарядки мандаринами не обойтись.
***
Переливающаяся гирлянда освещала комнату всеми цветами радуги, и Сашке казалось, будто он стал совсем маленьким, размером с вяка, и не лежит у себя в постели, а сидит на еловой ветке в окружении разноцветных огоньков. Не спать было очень тяжело. Поначалу Сашка, спрятавшись с головой под одеялом, пытался в свете фонарика читать книжку, но быстро обнаружил, что стоило ему перелистнуть страницу – и он не помнил, что прочитал. А глаза его начинали подозрительно слипаться.
Тогда он вылез из-под одеяла, стал разглядывать гирлянду и воображать: интересно, что Дедушка Мороз подарит ему на Новый Год? Друзья говорили Сашке, что он наивный, и что все прекрасно знают – никакого Деда Мороза не существует, а подарки дарят родители. Только вот поверить в то, что мама и папа отвлекутся от своих телефонов и будут придумывать что бы подарить, было куда сложней, чем в дедушку, который за одну ночь может принести всем детям на свете по подарку.
«Может быть, это будет новый конструктор? Или Дедушка Мороз не станет особо думать и подарит книжку? Книжка – это всегда хорошо. А может быть мой собственный телефон? Тогда и я смогу в него тыкаться и тыкаться. И все сядем по своим углам, и будем зыркать в телефоны. И тогда никому не будет обидно. А может…»
Сашка никогда не мог вспомнить – в какой момент он заснул? Вот лежал, вот не спал – и раз! – открывает глаза, а вокруг уже утро! Так и сейчас он сам не заметил, как обняла его ватным одеялом дрёма, а нос очень по-сонному засопел. Как вдруг по его ушам пробила ритмичная барабанная трель, сливавшаяся в одну мелодию с маленькими шлёпающими по паркету ножками. Он аккуратно, боясь пошевелиться, открыл левый глаз и увидел, как по комнате браво маршируют три идущих друг за дружкой чёрных хвостатых шерстяных шарика, первый из которых бил в барабан, а идущие за ним то ли пели, то ли кричали:
– Месяц светит нам в окошко.
Мы, без грусти и тоски,
Тихо-тихо, словно кошки,
Воровать идём носки!
Нас не видно и не слышно.
Видим что-то, тут же – хвать!
Мы крадёмся, словно мыши,
Воровать, озоровать.
Удивлённый Сашка, ещё минуту назад боявшийся спугнуть своих шумных гостей, сел на кровати.
– Извините, уважаемые вяки, – заговорил он, отчего бодро маршировавшая троица резко остановилась, затих барабан, а поющие вяки умолкли. – А почему вы так громко стучите и поёте, когда крадётесь?
– Как думаешь, Чача, – обратился вяк с барабаном к вяку посередине, – это он нам?
– Вряд ли, Чуча, – ответил средний вяк, – Нас же не видно и не слышно. Вы что думаете, Семён Семёнович? – обратился он к последнему вяку.
Семён Семёнович обернулся и внимательно разглядел таращившегося на вяков Сашку.
– Я, конечно, не эксперт, – сказал он товарищам, – но почему-то мне кажется, словами «уважаемые вяки» он обращался именно к нам. Давайте, проверим. Эй ты, каланча! – крикнул Семён Семёнович. – Ты нас видишь?
– Вижу, – ответил Сашка.
– Это тебе, каланча, кажется.
Семён Семёнович, словно гипнотизёр, начал медленно крутить по кругу хвостом, водить ручонками и приговаривать:
– Ты, каланча, спишь. Это тебе всё блазнится. Обман, знаешь ли, зрения и слуха.
Чуча и Чача тоже стали водить ручками, пытаясь загипнотизировать мальчика.
– У-у-у-у-у, – тянули они.
– Твои веки становятся тяжелее. Твои глаза закрываются. Ты очень хочешь спать.
И чем больше вяки пытались Сашку убаюкать, тем легче становились его веки, тем меньше ему хотелось спать и тем сильнее ему хотелось вяков пощупать – больно уж они выглядели миленькими и мягонькими.
– Э! Э! Э! – перепугано закричал Чуча, увидев, как мальчик встаёт с кровати. – Стой! Стрелять будем!
– Ты что? – зашептал ему Чача. – Из чего мы стрелять будем? У нас же нет ничего!
– Тс-с-с! Он ведь этого не знает!
– Всё я знаю, вы очень-очень громко шепчетесь, – сказал Сашка, делая шаг в сторону вяков, отчего те кинулись врассыпную. – Стойте! Пожалуйста, не убегайте!
Но вяки уже попрятались – под шкаф, под стол, в тапочек.
– Вернитесь, пожалуйста! У меня к вам просьба. Даже больше: деловое предложение. Помогите мне, а я вам за это – мешок носков. Разных. Разноцветных.
– И пять килограмм «рачков», – донеслось из тапочка, после недолгого молчания.
– Ой. А у меня столько нет.
– Тогда – сколько есть «рачков», – торговался тапочный вяк.
– И две… Нет! Шесть! Нет, десять тысяч сосисок! – обозначил дополнительное условие вяк подстольный.
– Три, – выдвинул встречное предложение Сашка.
– Три тысячи?
– Три сосиски.
– Пойдёт, – сказал подстольный вяк и вылез из своего укрытия. Следом за ним выбрались и остальные. – С вами очень приятно вести дела. С вас носки, конфеты и сосиски. До свидания, – и он протянул свою тонюсенькую лапку для рукопожатия.
– Подождите, как же до свидания? – озадачился Сашка, осторожно пожимая вякову то ли лапу, то ли руку. – Я же вас ещё даже ни о чём не попросил.
– А-а-а, вон оно как хитро всё устроено. Ну, рассказывай.
– А вы сперва ответьте, всё-таки. Почему вы крадётесь с барабаном?
– Это мы сейчас с одним барабаном ходим, – ответил Семён Семёнович, – Раньше ещё ходили с гармошкой. У нас, знаешь ли, каланча, ВИО был.
– ВИО? – переспросил Сашка.
– Вокально-инструментальный орамбль. Ходили по ночам и песни орали. Пока какие-то ворюги у нас гармошку не утащили.
– Подождите. Так вы же и сами воруете!
– Не-не-не, – замахал лапками Чуча, – Ты не путай. Мы воруем у людей. А у вяков – нельзя. Некрасиво. Про это даже песенка есть.
Он забил в барабан и вяки хором запели:
– Если вяк крадёт у вяка,
То ворюга он и бяка.
Не воруй у вяка, вяк.
Вяку брат вяк и земляк.
– Странная у вас логика…
– Ты нам про логику не рассказывай, – перебил Сашку Чача. – Ты лучше рассказывай, что от нас хотел.
И Сашка, который уже не собирался ловить вяков в доказательство своей правоты перед папой, тихонечко начал нашёптывать свой новый план.
***
Утро началось с волчьего воя. В роли поющих волков солировали папа и мама, потерявшие свои телефоны.
– У-у-у-у-у, – завывала мама, – проспали! Уже почти полдень, а мы ещё картошку на салаты не поставили вариться!
– О-о-о-о, – подвывал ей папа, – Пять минут уже не сплю, а ещё не знаю актуального курса валют!
Смотреть на них было больно. Словно околдованные бродили они по квартире, заглядывая под диванные подушки, под столы и стулья, шаря по карманам курток и банных халатов.
– Дорогая, ты не видела мой телефон? – спрашивал папа, каждые пять минут.
– Нет, милый. А ты мой не находил? –с надеждой спрашивала мама в ответ.
Сашка ошарашено смотрел на шатавшихся, как в бреду родителей, и не знал, что делать.
– Расслабься и просто жди, – раздалось вдруг откуда-то сбоку. Сашка повернулся и увидел сидевшего на обеденном столе Чучу, болтавшего ногами и достававшего из фантика конфетку.
– Не боитесь, что они вас увидят?
– О, дружок, не переживай. Они сейчас не видят ровным счётом ничего.
И правда: родители в пижамах бродили по квартире, вытянув перед собой руки, и всё бормотали: «Телефон… Где мой телефон…». Неумытые, нерасчёсанные и даже зубы, как проснулись, не почистили.
– И что же делать? – спросил Сашка.
– Ждём-с, – ответил ему пытавшийся оседлать кота Чача. – Отойдут, куда денутся. Магазины сегодня не работают, посидят без телефонов.
Сашка с жалостью посмотрел на папу, который, покачиваясь, сидел на диване и постанывал:
– А какой сейчас курс акций?.. Что говорит правительство?.. Не подешевел ли к доллару монгольский тугрик?..
Не считая папиных и маминых мученических стонов, в доме было непривычно тихо. Никто не рассказывал из телефонов о ноготочках и выпрямлении волос. О том, что в моде сейчас спокойные красные, ближе к свёкле, крокодиловые сумочки. Не ругались между собой важные дяденьки в костюмах. Совсем было непонятно, как там дела в далёкой Америке и такой же далёкой Африке.
– Мам, – позвал Сашка, заглядывая в мамины растерянные глаза, – давай, может, салаты делать?
– Салаты… Салаты! Точно! Но как же я без телефона?.. Я совсем не помню никаких рецептов… Дорогой! Что там кладётся в оливье, кроме картошки?
– Кроме картошки? Хм… – задумался папа, на мгновение забыв о так мучавшем его экономическом кризисе. – Яйки варёные. Селёдка ещё. Или селёдка не туда?
– Селёдка – под шубу, – поправила его мама.
– Ах да, верно. Горошек? В оливье нужен горошек?
– Вроде бы, да. А ещё…
Сашка обрадованно смотрел на отвлёкшихся от своей трагедии родителей.
– Молодец! Продолжай в том же духе! – крикнул ему прогарцевавший мимо верхом на коте Чача и показал большой палец. Наверное, большой. Сложно понять – пальцев у вяков всего три штуки.
Отвлечь родителей удалось до вечера. Как только все салаты были готовы, папа дрожащим голосом сказал:
– Интересно, как там «Трактор» со «Спартаком» сыграл?..
– Трактор, трактор… – вторила ему мама. – Какая разница? Кто бы мне лучше сказал, как там дела у наших звёзд?..
– А может вместе посмотрим телевизор? – спросил Сашка.
– Телевизор? Ха! – папа выкатил вперёд грудь и погрозил кому-то неведомому пальцем, – Телевизор, сынок, превращает людей в зомби! В нашем доме телевизор не смотрят!
Сашка задумался.
– Тогда, может быть, поиграем? Все вместе?
– Во что же мы поиграем? – горько усмехнулась мама. – Телефонов-то нет.
Она едва-едва сдерживала слёзы.
– В домино. В лото. В «Монополию». В города, в конце концов!
Родители переглянулись. Тяжело вздохнули. Но согласились. И сами не заметили, как игра увлекла их с головой.
– Пусто-пусто! – радостно воскликнула мама и брякнула костяшкой о стол.
– Ах, та-а-ак? А на шестёрочку ответ у вас будет? – торжественно отвечал Сашка.
– Это что же мне, на базар идти? – смеясь чесал голову папа.
Давно им не было так весело всем вместе. С тех пор, как… А Сашка даже и не помнил, с каких, собственно, пор.
– Ой, – вдруг воскликнула мама, посмотрев на часы. – А ну-ка, давайте-ка за стол, уже почти двенадцать!
– Вы прямо так хотите, в пижамах? – спросил Сашка, и родители удивлённо посмотрели друг на друга и сами на себя.
– Значит так, – скомандовал папа. – Быстренько все нарядно наряжаемся и шмыгаем за стол. Время на сборы – пять минут.
Сашке переодеваться было не нужно, поэтому свои пять минут он потратил на сборы подарочные. Сгрёб в яркий праздничный пакет все свои носки, что нашёл в шкафу. Сверху забросал их конфетами. Словно вишенкой на торте, украсил всё сосисками. В самую середину этой красоты положил губную гармошку, прицепил к пакету записку «Милым Чуче, Чаче и Семёну Семёновичу от Саши и Деда Мороза» и поставил его под ёлку.
Телевизор Сашка с родителями включать так и не стали, и о наступлении нового года они узнали по весёлой салютной канонаде за окном.
– Ура! – закричал Сашка.
– С новым годом, мои хорошие! – закричал папа.
– С новым счастьем, мои вы зайки! – сказала мама.
И они ели, болтали, смеялись и пели. И так было здорово! Так было хорошо! Так не хотелось, чтобы этот волшебный вечер кончался! И так было обидно, когда Сашка проснулся от того, что папа взял его, задремавшего, на руки и понёс в постель.
– Пап, – сонно прошептал он, – не надо мне никаких подарков – ни от вас, ни от Деда Мороза. Просто оставайтесь моими папой и мамой…
– Не переживай, сынок, – ответил папа и поцеловал его в щёку. – Конечно же, мы останемся. И я буду. И мама. И подарок обязательно будет.
– Всегда-всегда будете?
– Всегда-всегда.
Сашка улыбнулся, закрыл глаза и заснул.
***
Разбудила его торжественная новогодняя песнь. Он протёр глаза, сел в постели и улыбнулся. В центре комнаты по кругу маршировали вяки. Чуча бойко стучал в барабан, Чача дудел в губную гармошку, а Семён Семёнович пел:
– Мы сегодня обалдели!
Кто подумать мог всерьёз?
Вот-те раз! – на самом деле
Существует Дед Мороз!
Он в ночи залез в окошко –
Ух, крадётся тише нас!
Подарил он нам гармошку,
Ну а Сашке – ананас!
– Ананас? – удивился Сашка.
– На самом деле, вряд ли, – ответил Чача. – Это мы для рифмы про ананас пропели. Там что-то прямоугольное.
– Книжка, наверное, – сказал Чуча. – Или дверца для маленького шкафчика.
– Не сиди давай, каланча, открывай, – поторопил мальчика Семён Семёнович. – Нам интересно.
– А чего это вы меня всё каланчой зовёте?
– Длинный ты больно, – ответил Семён Семёнович.
И Сашка, который во дворе был самым невысоким, раскраснелся щеками, расправил плечи, приосанился.
– Тут не поспоришь, – довольно сказал он, – какой уж есть.
Хотел он уже было встать за подарком, а нетерпеливые вяки уже сами ему его притащили. В постель залезли, уселись с двух сторон, смотрят. Сашка стал осторожно разворачивать подарочную бумагу.
– Ну же, что там? – ёрзал Чуча. – Дверца?
– Книжка, – улыбаясь ответил Сашка.
– Хорошая книжка, интересная, – с видом знатока сказал Чача.
– Вы читали?
– Нет. Но обложка больно уж красивая.
– Аль-тер-лит де-тям, – прочитал по слогам Семён Семёнович. – Страшилки, что ли?
– Нет, это сказки. Добрые.
– У-у-у-у, – протянул Чача и махнул своей тонкой лапкой, – добрые сказки – это скучно. Мы вот будем писать сказки суровые. Про жизнь.
Сашка удивился.
– Вы сказки будете писать?
– Ага, – кивнул Чуча, – Решили с сегодняшнего дня оставить неблагодарную воровскую жизнь. Оказывается, честный труд больше вознаграждается. И совесть не мучает.
– А она вас мучала?
– Нет. Но вдруг бы начала.
– Так что, – продолжил мысль Чучи Семён Семёнович, – сказочниками станем. Только я буду под псевдонимом писать. Поменяю местами имя и отчество, чтоб другие вяки не узнали.
– А про что будете писать?
– Про то, что знаем лучше всего, – ответил Чуча. – Про себя.
– Мы даже написали первую строчку нашей первой сказки, – сказал Чача. – Первая строчка – она самая важная. Хочешь, прочитаем?
– Очень хочу, – улыбнулся Сашка.
– Тогда слушай, – Чача прочистил горло, будто собирался читать целую поэму. – «Вяки в доме завелись совершенно внезапно. Так оно всегда и происходит: вчера их ещё не было, а сегодня – вот они, уже тут как тут».
Вяки выдержали паузу, чтобы Сашка в тишине насладился гениальной первой строчкой.
– Ну, как тебе? – спросили они почти хором.
– Здорово. Захватывающе. А про меня там будет?
– Обязательно будет, – ответил Семён Семёнович. – Но потом. А пока, пойдём позавтракаем. Мы с тобой сосисками и «рачками» поделимся. Ведь, как говорится – как новый год встретишь, так его и проведёшь. А больно уж хочется весь год каждый день конфетами завтракать.
-
Процитирую-ка я Качера, по памяти и с небольшими изменениями: "Антоша уже оотшелушил в себе то чувство, которое требует качать ребенка на ноге и глупо лыбиться"
-
-
-
Ну, да! Заводишь жену, а потом с ней заведенной заводишь детей.
-
Второго Немотроса прочитал... Да, в принципе (махнув рукой) и живи с Вяками.... В принципе, фантазии жить не запретишь... но ведь глупость не фантазия.
Или?
Я ведь обещал.
2 -
Обидно?
Иди жалуйся в личку Удваву. «Папа, папа… я ожидал леденец, а мне показали залупу». Зайчик, в некоторых случаях эта штука – тоже леденец…
… ыыыыыы
1 -
А я и говорю - стукач.
Писать умеете. Стихи Хармс+Царевна... Но для прозаика этого недостаточно.
Почему?
Вы должны быть субстанцией смысла. Кождая строчка, обзац, метафора, словесный оброт - должны быть нацелены на то, чтобы выжечь читателю глаза. Кто бы и как бы вам не льстил: у вас этого не получилось.
-
Он и есть. Все комментарии скриншотю, собираю и шлю кудой надо.
Не получилось - авось ещё получится. Не получится - ну штош. Пока ещё время пробовать есть. Заходите и на новье, если будет, скажете - есть прогресс чи ни, та же шляпа.
-
Я не называл ваш текст – «шляпой». И не мне вас учить писать.
У меня есть теория, чисто холистического свойства, которая утверждает, что нет ни одного объективного критерия ни у одного творческого процесса (все искусства без исключения и все близкие к искусствам вещи), но качество любого абсолютно произведения зависит исключительно от количества и качества «продуктивного времени».
«Продуктивное время» отличается от обычного времени тем, что в этот условный промежуток все мыслительные и близкие к мыслительным процессы работают в разы быстрее… Это близко к ментизму. Но в отличие от ментизма – все когнитивные функции в это время поют в унисон.
Чем большее количество и качество у вас таких минут в день, тем больше у вас шансов создать хорошее, в чем бы то ни было (математика, поэзия, скульптура… даже лицедейство и танец).
У этой теории лишь один недостаток: она объявляет любую критику фальсификацией. Любая критика в ее глазах – деструктивна, субъективна, примитивна.
Единственное, в связи с этим, что может пожелать благожелательно настроенный человек. Это найти самого себя в самом себе в большей степени, чем это было раньше.
Этот духовный процесс сугубо индивидуален.
Никто не хочет никому срать в тарелку.
-
Ну и где обещаная крутость? Целый день на шарнирах ходил, а на языке, типа, черти... А сейчас: "Я маленький, я маленикий... я - зайчик, и вокруг меня по ночам хороводы русалки водят". Бан - 3 дня, выдающийся талант, Антоша Думкопф.
2 -