Звезда моргнула дважды (ч.2)

          

         Минуты ползут, часы идут, а годы летят. Тридцатка промелькнула как мгновение. Дальние гарнизоны сменялись затяжными командировками. В родном Чернигове я бывал нечасто, но обязательно каждый раз встречался с Саней. А потом его не стало. Чуть раньше друга я похоронил отца. Могилы рядом.

            А потом изменился целый мир. Глиняные ноги «Единого, могучего», подкосившись, убрели в историю вместе с большевистской казной. Новым властям досталась Держава с ее аппетитными недрами и доверчивым народом. Могилы героев боевых действий в Афганистане услужливо скрылись в тени мавзолеев «директоров баз и рынков». Чернобыльцы проиграли битву с радиацией. Исчезли пионеры с комсомольцами как недоразумение. Страну накрыло лихолетье избравшее направление обозначенное междометием гойда.

            Наступило мое время прощаться со службой. Построение на плацу, концерт в клубе, пьянка в спортзале, гвардейский минет от носастой поварихи. Всё в лучших традициях Красной армии. Родина не обидела: вымутил ордер на трёшку в столичных Кузьминках. Всю жизнь мечтал отдохнуть на пенсии. Обзавелся плазмой во всю стену, приставкой и прочими радостями современного трутня. Для души завел пару лысых котиков. Удручало одно: куда ни плюнь, везде существа, не ходящие строем и абсолютно неправильно понимающие слово «наряд». Обычная жизнь гражданских. Смотреть противно. Вдобавок свободного времени стало неадекватно много. Я не понимал раньше, до какой степени бывает одиноко свободному человеку. Поэтому открыл секцию карате при Доме Пионеров имени Ельцина.

            Как-то раз, будучи уже москвичом, наведался в Чернигов. Погостил дома и заглянул к матери Сашки, Надежде Петровне. Она обрадовалась. Разлила по чашкам ромашковый чай и принесла вырезки из республиканской и местной прессы. На фото был Саня. Юный вундеркинд — чемпион по математической олимпиаде, победитель шахматного турнира… Я сначала офигел, но заметил даты под снимками и обомлел: в то время моего друга уже не было в живых.

             — Это Сашка? — изумился я. — Как такое возможно?

             — Нет, не он. Просто похож.

             — Про сына он мне ничего не говорил.

             — Так он и не знал о нём. Я случайно увидела в газете фото. Стала наводить справки — что да как. Мать у парня деревенская женщина, отец — Николай Шкурко…

             — Здоровый десантник такой? - нетерпеливо перебил я, давясь чаем.

             —  Никогда не видела. Он по стезе Общества афганцев пошёл. Ныне председатель Всероссийского общества ветеранов, депутат городской Думы. Большой человек...

           — Как же! Встречался я с этим Бешеным десантником! Только на словах герой. Но у него же было недержание кала! И с головой проблемы.

Надежда Петровна равнодушно пожала плечами.

           — Мало ли нынче способов кал на месте удержать? Анальные пробки, медикаменты… да и с головой непорядок, скорее всего, из-за этого был.

Надежда Петровна всю жизнь проработала в областной больнице заведующей какого-то отделения и в медицине разбиралась.

           — Можешь что-то узнать? — вдруг оживилась она. — Ты ведь в Москве теперь живешь!?

           — Узнаю, что смогу, обещаю!

 «Ну вот, — думаю. — Всё сходится. Саня эту Марусю полюбил, свадьба сорвалась. Да и околодесантник этот жил на соседней улице. Как не крути — идеальная пара».

            Вернувшись в Москву, я поспешил разыскать Саниного сына. Нашёл. Встретились в кафе на Таганке. Без лишних слов я продемонстрировал Петру, так его звали, наши с Саней совместные фото.

            — Как же я мог с Вами фотографироваться, если я Вас не знаю и никогда не видел? — поразился парень. — Это фотошоп! Вы шантажист!?

            — Откуда такие ошибочные выводы?

            — У вас рожа подлая и глаза еду ищут! Вы объект сострадания! - Парнишка казался уверенным в себе и достаточно твердым, чтобы стоять на своем.

            — Статус обязывает, я пенсионер.

            Несколько секунд Пётр обдумывал полученную информацию, потом улыбнулся. Я рассказал про его настоящего отца. Про его зачатие в мутном озере с лягушками над тиной.

            Замечу, к слову, что в последние годы «художества» друга ушли в сомнительное русло. В один из моих отпускных приездов на родину мы встретились. Отметили встречу вином. Саня почесал затылок и хитро улыбнулся:

            — Сейчас увидишь! Моя коронка!

            Позвонил неким дамам. Я думал — это и есть фишка, но вскоре нарисовались две вполне реальные девушки. Следующая моя мысль была, конечно, о групповом сексе, увы...   

             В гастрономе взяли дамам шампанского и шоколадку, себе портвейн. Счастливыми отправились к шестнадцати этажному небоскребу. Поднялись на последний этаж, выпили ещё и тут Саня выдаёт:

           — Поехали!  — И... перелезает через перила балкона. – Отпустите нахуй! Я Гагарин!             

            Девочки начинают визжать, хватать его за руки. Саня вырывается и, когда держится женскими ручками за пальцы, начинает ржать как конь. Зрелище для бесстрашных, но даже я, что называется, сжал очко до боли. Друг реально мог разбиться, и ничего смешного в подобном шоу я не видел! Добровольная смерть ради смеха — смехоубийство. Санёк повзрослел, но из состояния подростка так и не вышел.

              К тому времени я утратил грань между смешным и страшным. Армейский юмор может казаться тупым только для гражданских. На самом деле он жуткий!

            Пётр рассказал о себе. Закончил Бауманский университет, работает айтишником. С отцом Николаем проблемы были всегда: Петя уж слишком не похож ни на него, ни на мать. За это отец чуть ли не с пелёнок издевался над ним, а как напивался, вообще избивал до потери пульса. Сбегал из дома, но всегда ловили. После школы уехал в Москву на крыше вагона. Денег не было. Нигде и никому не был нужен: молодой хохол, себе на уме, в трусах из занавески, без прописки, без ничего... Выбился в люди, женился. Родились дочь и сын.

            После кафе он пригласил меня к себе домой, где познакомил с очаровательной женой и милыми детками. Я сразу понял: Петр по-настоящему счастлив. Однако меня ошеломило, что эта совсем еще не старая женщина была совершенно седой. Я попытался тактично отвести взгляд, но Петя заметил мое замешательство и жестом пригласил пройти на кухню. Там, за чашкой кофе, я услышал  его историю.

            — В детстве много раз сбегал из засраного дома, — начал парень. — Не было там адекватной жизни! Мать регулярно терялась в запое. А придурок Коля всё время дрался с воображаемыми врагами, и итогом таких драк была стекающая по ногам коричневая «мужественность». Зрелище омерзительное! Спасти от подобного кошмара мог только побег — хоть на край света. Однажды я ушёл из дома в сторону болот с надеждой, что навсегда. Кинулись искать меня на пятые сутки. Ментов подключили.

            Ночная температура в лесу опускалась до пяти градусов, постоянно лил дождь. Я пил болотную воду, ел шишки и ягоды. Всё время приходилось опасаться клещей и диких животных. Когда совершенно обессиленным лежал на траве, заметил вокруг стаю волков. Оскалив клыки, они подкрадывались всё ближе. Оставалась последняя надежда. Гляжу на них и молюсь: «Господи, спаси! Если выживу, клянусь, спасу гибнущую душу человека!»

            И тут — молнии, да такие ослепительные, что я толком ничего не успел понять. Внезапно поднялся ветер и стало темно. Когда всё стихло, я увидел валявшихся вокруг себя волков со вспоротыми животами и воронов без голов.

            Нашли меня волонтёры в трёхстах километрах от дома. Я сидел под берёзой. Весь облепленный клещами и жестоко простуженный чуть подавал признаки жизни. Итог - три месяца в реанимации. Кое-как здоровье восстановилось.

             — Так разве не ты седым должен быть, по логике вещей?! — прервал я. Петр вздохнул, немного помолчал и продолжил.

             — Приехав в Москву, я жил в подвале музыкальной школы, по ночам разгружал вагоны. Поступил в Бауманку безо всякого блата и наконец-то зажил как человек — в общежитии. Стипендии ни на что не хватало, устроился санитаром в городскую больницу. Зарплата — ни о чем, зато ночные смены. Уж всяко лучше, чем цемент в вагонах нюхать. А там работала она… Ирина моя. Медсестрой. Гордая и требовательная, никому не дававшая шанса. Мы решили подшутить над ней.

            В одну из ночей пробрались в морг, расположенный в подвале больницы, и отпилили у сифилисного бомжа руку. Потом проникли в Ирину комнату и положили «предмет» под одеяло. Она привычно вошла в комнату и закрыла за собой дверь.
            Мы ждали за дверью, когда медсестра найдёт гнойную руку в своей постели. А там все тишина да тишина. Не дождавшись реакции, сами ушли спать. На следующее утро пошли проверить Ирину. Постучались — тишина, дверь не заперта. Мы зашли.     

Петя тяжело вздохнул и сморщился от мучавшего его много лет стыда.                                                                                                     
            — Внутри… пусто. Все плечами пожали и разошлись, а я пошел по коридорам искать. Глухо. Вернулся в итоге. Открыл шкаф. А она там… Боже! Сидит вся седая, свернулась калачиком. Лицо как будто резко постарело. Но хуже всего было то, что она жевала разлагающуюся руку! Вот чем обернулась невинная шутка!

            И тут мне кольнуло в сердце. Я понял — это сигнал от Него! — Пётр поднял палец вверх, — Я сделал именно то, что должен! Пять лет Ирину лечили лучшие психиатры. Она была сиротой, и посещал её только я. Спасибо нашей медицине: Ирина поправилась, мы сыграли свадьбу. Не судьба ли это? Мы счастливее всех на свете, и всё с Божьей помощью!

            В коридоре, уже провожая меня, Пётр опустил глаза и еле слышно добавил:

            — Николай тайно сделал тест ДНК и убедился, что я ему никто. В отместку он приказал своим бандитам сломать матери позвоночник. Просто забили, как свинью. А мне прислал весточку – суши, мол, сухари. Кому-то дал на лапу… мне шьют статью «госизмена». Срок четверть века не за кустиком присесть! А у меня влиятельных знакомых ноль! Есть друг участковый, знакомые по институту, коллеги по работе, но все они далеки от подобных дел. В общем, люди хорошие, но как есть «ботаники». Возможно, видимся в последний раз.           

            Уходил я с тяжёлой душой. План вырисовывался один: обнулить гниду как можно скорее. Человек – не бык из хлева. Никто не может безнаказанно причинить ему боль. И если какой-нибудь ублюдок забывает об этом... надо ему напомнить. Преступление? Да, но в этом случае оно оправданно! Я был готов спасти Петра чего б это мне не стоило.

           Разумеется, сыскать подходящий случай было нетрудно. В Доме офицеров должно было пройти празднование юбилея десантников. Я позвонил и договорился с организаторами. Мол, с меня шоу — кто не любит поглазеть на номера молодых бойцов с разбиванием кирпичей, приемами рукопашного боя и прочими трюками?

            В назначенный день мои орлята разминались за кулисами. В центре помпезного зала располагался накрытый стол, усеянный «элитной десантурой» — солянкой из певцов, политиков и прочих известных личностей. Изрядно постаревший Коля Бешеный вальяжно развалился на почетном месте. Как только возле него освободился стул, я скривил лицо и уселся рядом. Напомнил о себе:

            — У-у-гу-у… о-га-га....

            — Ущербный! Уродец! Ты как здесь? — узнал меня Коля и раскатисто хохотнул. — Тоже десантник, ха-ха-ха? Выпьешь? Угощаю!

            На сцене началось выступление моих ребят. Коля налил в две стопки водку. Одну  протянул мне. Мы чокнулись под его задорное:

            — Ну, погнали!

            — Прогнали! — я взмахнул правой рукой и ладонью впечатал рюмку в рот негодяя.

         После треска битого стекла из поганой пасти «десантника» хлынула на белую скатерть кровь вперемешку с выбитыми зубами. А я, не теряя драгоценного времени, на автомате бросил левую руку на его толстый затылок и впечатал физиономию засранца в салат. Осколки тарелки разлетелись по залу, носовая перегородка Бешеного вмялась в лицо.

            — За ш-о-о-о!? — взвизгнул он.

            — За Саню! За себя! — после каждой фразы я крушил его рёбра коленом. — За сына Петю! За Родину!

            Чуть отойдя от шока, напудренные «воины» в расшитых бисером тельняшках кинулись спасать Николая. Мои ребята, не теряя времени, спрыгнули со сцены и начали лупить их раньше, чем те успели добраться до меня. Промелькнула далекая, но гордая мысль о том, что тренировки прошли не зря.

            Я подошел к лежащему на полу Коле Бешеному, стащил его брюки. Из сфинктера торчала трубка заполненного до отказа калоприёмника. Выдернул трубку...

         — Пр-о-о-шт-и-и…  — блеял мерзавец, купаясь в потоке своего говна.

            На следующий день весь Интернет кипел от видео расправы над ублюдками. Вид Коли, всего облитого своим калом, вызывал исключительно положительные комментарии. Выяснилось, в архивах Министерства обороны Николай Шкурко не значился. Вся его биография подделка, заслуги купленные. Правоохранители завели уголовное дело по статье «Главарь преступной иерархии»

            Я вышел победителем из сражения, но тропа войны не заросла. За мной началась слежка. Угрозы. Последней каплей стал стук в три часа ночи в мою дверь кувалдой. Запихав в рюкзак своих котов, пришлось совершить побег по пожарной лестнице в гостеприимный и солнечный Прованс. Тут солнышко светит ярко и вокруг светлые люди.

            Французы не горели желанием видеть пожилого охломона в домашних тапках с лысыми котами, мягко говоря. Пришлось опять всё начинать с нуля. Пару лет провел под мостом с бродягами, где подтянул язык и получил прозвище «Месье Мускуляк». Чем зарабатывал?  Продавал кукурузу на собачьем пляже, крышевал пункт проката собак (атрибут уличных попрошаек). Сменил имя, отрастил бороду и живот – одинаково пышные. Друзья-однополчане, узнав о моей ситуации, скинулись мне на квартиру с видом на бухту Ангелов. На склоне лет дела пошли в гору – освоил профессию экскурсовод.

            В ослепительно белом костюме и лакированных туфлях вожу баранов по «историческим» местам. Показываю улицу, где Антон Чехов дрался с Лениным. Рассказываю о знаменитостях. Бунин, Гоголь, Тютчев, Тургенев – наши наследили тут. Про Набокова исключительно жестами при виде школьниц. Даже Шевченко отметился, в местной криминальной хронике… откусил кобыле уши. Заканчиваю экскурсию на могиле Герцена традиционным распитием спиртного под «Сектор газа». Людям нравится.

            Петя, доложу вам, оказался копией Сани: такая же необычная внешность, вызывающая страх у незнакомцев, такой же тягучий голос. Ещё в Москве парень искренне смеялся над нашими с отцом давними приколами и просил их повторить. В метро он смачно пердел, стыдил кого-то, однако реакция была совсем не такой, что ожидалась:

            — Это нормально, тут всегда так...

            Беляши на улице уже не продавали, очередей в магазинах не наблюдалось. Трюк с «безруким» в туалете заканчивался стабильно: 

            — Да хоть убейся, твои проблемы! 

            Ничего не поделаешь: ушла Эпоха и советские люди вместе с ней.

            Петя с семейством зимой приезжает в Чернигов к своей родной бабушке. Летом частенько наведываются ко мне на Лазурку. Детям нравится купаться в море и варёная кукуруза. У Ирины от местных видов случались женские припадки лечившиеся шопингом и розовым шампанским. В жаркую погоду мы с Петей любили опрокинуть бокальчик ледяного пива в ирландском пабе. И в один такой день Петя спросил:

            — Олехандро Леонидович, можно я буду называть Вас отцом?

            — Конечно можно, Саня!

            Мы крепко обнялись. Скупая мужская слеза скатилась по морщинистой щеке. Что тут скажешь — после всего пережитого, радостного и горестного, тяжелого и легкого, как перышко, жизнь все расставила по своим местам.

             Помнится, в самом начале рассказа я сказал, что у меня есть друг Саня. А в конце первой части заявил, что не верю, что его больше нет. После встречи с Петей я окончательно убедился в своей правоте: Саня никуда не делся. Мы встретились вновь, совместившись по шкале временных и пространственных координат как отец и сын.