Курица терияки (отрывок из «Ольки»)

— Олька? — трубка немного искажала его голос, но он все же оставался приятным. Таким же, как в Зарядье. Негромкий, но твердый, пришло ей в голову. — Какая Олька?

— Я... — она задохнулась, разговор совсем не получился. Он все забыл, а ведь прошло совсем немного времени. Кофе был кислым и пах, будто заплесневел месяц назад. Солнце за окном моргнуло. Он ее не узнал. А может, проспался и забыл, куда дел девяносто три тысячи. Или совсем не ждал ее звонка. А может быть Глеб, женат? И она только что выдала его перед женщиной.

Сейчас та сидит напротив и внимательно прислушивается к репликам. Аккуратные ноготки в кроваво-красном лаке постукивают по столешнице, выбивают нервный ритм ревности. Какая Олька? Что за шалава? Сорвется на визг, ненависть сделает ее старой. Сколько таких жен Олька прошла, не сосчитать.

— Извините, я ошиблась, — она сбросила вызов, положила телефон на стол и отошла к окну. Позвони ему! Надькины грибы впервые дали промашку. Умножили Олькин шанс на ноль. Как там было? Прямая луна? Она вздохнула.

Вот и все беспокойства на сегодня. Какая Олька? Да такая! Красивая девочка с глазами кошки. Обернувшись, она кинула взгляд на розовое пятно на коврике в коридоре. Полотенце на голове развязалось и неприятным мокрым комом сползло на спину. Одни неприятности. Олька подумала, что, наверное, согласится на Смоленскую площадь. Приедет, разденется и наврет о чем-нибудь. Ей тоже соврут. Хотя вряд ли — ведь, по сути, она никто. Взятое в аренду чувство. Чужие эмоции, гормоны, время. Механизм, никому не интересный после секса. Отель Горизонт, номер шестьсот одиннадцать. Два часа — пять тысяч.

Видеть бы того друга, который ее желал. Может он ей понравится, а может — нет. Одни неопределенности. Она вздохнула еще раз, сняла гадское полотенце и вспушила пальцами волосы. Еще полчаса, и можно будет выбираться. Куда-нибудь. Куда, она решит потом.

Нет, конечно, она не выйдет просто так. Сначала высушит голову старым, астматически задыхающимся феном. Причешется, нарисует пару стрелок, губы. Станет еще привлекательней. Замаскирует все проблемы и полную неуверенность в завтра. А потом наденет старенькие белые кроссовки, потому что новых вдруг стало бесконечно жаль, и выйдет туда, куда не планировала. Черт с ним, с Глебом, раз у него короткая память и, вероятно, корова жена.

Представив жирную тетку и его рядом, она даже хихикнула. Сладкая парочка. Так тебе и надо, мерзавец. За все твои добрые дела. За призрачные шансы, о которых ты забываешь. Она смотрела на старый двор за окном, гнилую беседку, старые огромные липы. Свой маленький уютный мир, за которым лежала огромная Москва. Город, который всегда давал много того, чего не хотелось, а отнимал еще больше. Скрупулезно высчитывая процент в свою пользу.

— Какая Олька? — повторила она вслух, пытаясь попасть в интонации. В тишине маленькой квартирки оглушительно тикали ходики. — Никакой Ольки. Ну и ладно. Не очень то хотелось.

Она себя, конечно, обманывала, сердце заполошно стучало, не попадая в такт хода часов. Все не так, все не то, что хотелось, и она это чувствовала. Но что такое ее желания, по сравнению с желанием того, кто дает шансы? Скупо кладет в сомкнутые ладони радость и центнерами отмеряет заботы. Потому что радости всегда дефицит, а заботы можно не экономить. Досадно, да? 

А и черт с ним. Олька сдвинула рычажок, фен взвыл, и полилась волна теплого воздуха. Она даже зябко вздрогнула, чувствуя, как по коже забегали мурашки. Приятное ощущение. На кухне моргнул телефон, Вагит старый дурак все никак не мог успокоиться. Никак не хотел понять, что его шансы тоже умножены на ноль. И она ему уже не ответит, ни сегодня, ни завтра, никогда.

***

День был хорошим. Олька мужественно облазила десяток магазинов, так и не обнаружив того на что можно потратить свои деньги. Хотелось чего-то действительно отпадного. Угрожающего. Экстремального. Удлиняющего ноги до бесконечности. Такого, чтобы у мужчин отвисали челюсти, а женщины чернели от зависти. Но в этот раз ничего достойного не попалось, а может она просто была слишком рассеянна для покупок.

Какая Олька? Это абсолютно выбивало ее из колеи. Заставляло задуматься. Ведь звезды почти сошлись. Обратная луна и что-то там. Кармическое, что ли. Хотя на самом деле она понимала причину. Впервые она сама чего-то захотела. Напланировала и проиграла. Ольке было почему-то жаль себя. Жаль настолько, что она плюнула на столь необходимые ей пипту и решила пообедать.

— Гречневая лапша с курицей.

Грузная усатая кореянка кивком одобрила выбор и уплыла куда-то к красному прилавку, на котором фальшиво светились картонные иероглифы в золотой фольге.

— Ильдаааарчик! Кооотик! Одна гречневая с курицей!

В ответ ей что-то неразборчиво буркнули, звякнула сковорода. Официантка кокетливо рассмеялась и принялась наводить порядок. Бесполезно протирая нечистой тряпкой столы, смахивая пыль со старых деревянных подоконников, тщательно обходя самые грязные места. График уборки торчал сбоку от стойки и был заполнен до конца смены.

Последняя подпись, говорившая о том, что уборка произведена, приходилась на одиннадцать вечера. Одиннадцать часов вечера, который еще не наступил.

Олька хлебнула чай и посмотрела на улицу, по которой скользили тени. Люди спешили по своим делам, бесцельно двигались, как рыбы в аквариуме.

Кафешку она выбрала не думая, просто зайдя в первую, попавшуюся на пути. Ей просто понравились красные грязные переплеты окон, мутные стекла и рекламный дракон, вымазанный тусклой золотой краской.

Внутри плавала серая тьма и запах кунжутного масла. Почти все столики были пусты, лишь в углу сидела обедающая парочка. Она устроилась у окна, из которого был виден вход с фонарем и золотой дракон.

Глупый старый дракон, думала Олька, глядя на него, торчит себе на улице. И в солнце и в слякоть и в снег. И хрен ему что. Будет торчать, пока заведение не разорится, и его не выкинут в мусорку. И даже тогда ему будет похер. Потому что он вещь и у него нет шансов. Никаких. От этой мысли ей стало совсем грустно.

Ольке редко кто нравился, и почти никогда она не представляла себя с мужчиной. Друзья находили ее, занимались с ней сексом и исчезали. Она никогда не пыталась разобраться в этом. Толи не знала, что ей было действительно нужно, толи ленилась.

Она задумчиво ковырялась в лапше. Сквозь темный соус и зелень проглядывала рыжая курица-терияки. Интересно, что сейчас делает этот Глеб? Сидит где-нибудь в офисе с горой бумаг на столе. С чем-нибудь действительно важным. Таким, о чем она не может и подумать. А может, ссорится с женщиной как парочка в углу? Сидевший там парень был ничего, даже симпатичный, но Олька понимала, что он врет. Врет неумело и глупо, правда легко читалась в глазах.

Для этого не было нужды особо приглядываться. Он пытался смотреть твердо, получалось очень плохо. Выдерживал три-четыре секунды и отворачивался. Будто баночки со специями и сезонное меню были интереснее разговора. Его собеседница сидела спиной, из-под небрежно повязанной косынки торчали цветные дреды. Лица не было видно, но нервные движения выдавали растерянность и отчаяние. Слабый солнечный свет лился с улицы, разделял ссорившихся, полз по столу, светил парню в лицо, оставляя ее в тени.

— Я с ней вообще не был.

— Да иди ты на хер! Мне Ирка все рассказала.

— Ты совсем дура? Ирку не знаешь? Я пиво пил с Костяном.

— Пиво он пил.. Сссука...

Олька намотала на лапшу на вилку, пахло вкусно. К макаронинам липли зерна кунжута и темные хлопья кинзы. Ничего у них не выйдет, пришло ей в голову. Никогда и ничего. Глупая девочка, зачем он ей был нужен. Что в нем было такого? Правильные черты лица? Голубые блеклые глаза? Сунув лапшу в рот, она принялась задумчиво жевать. Зачем кто-то кому-то нужен, этого она никогда не понимала. Вся эта пестрая химия рассыпалась, если на нее глянуть пристально. Никто никому никогда не был нужен, Олька покачала головой.

— Ирка видела, как ты с ней сосался, блядь. Сосался?

— Пиздит твоя Ирка.

Парень в очередной раз бросил взгляд в сторону, на треугольник сезонного меню. Заинтересованная Олька даже повторила за ним. Взяла в руки ламинированную бумагу и рассмотрела. Ничего интересного — смузи «Витаминный», «Тропик», домашний лимонад с огурцом, манты ручной лепки, кебаб из говядины, пицца «Маргарита». Обычное меню корейской забегаловки летящей к полному краху. Ничего такого, что смогло бы ему помочь.

— Я же тебя люблю.

Последний аргумент, наивная попытка защититься, когда катастрофа уже произошла, но ты этого не понимаешь. Универсальный клей для разбитых надежд, который ничего не склеит. Ничего и никогда.

— Тыыы? Любишь!? — собеседница задохнулась. Повисла тишина, Ольке стало неудобно, и она отвернулась. Скользнула глазами по заведению.

Кореянка стояла, опершись локтем на стойку, и внимательно наблюдала за парочкой. На ее лице была написана обычная забота официантов, стол был открыт, и кто будет платить по счету, было пока непонятно. Заметив Олькин взгляд, она приподняла бровь и пожала плечами — «Мужчины все на одно лицо, только мой Ильдарчик другой». Ее другой Ильдарчик торчал рядом в грязном поварском фартуке, перед ним стояла бутылка и две стопки. 

Мужчины все на одно лицо, Олька подцепила кусок курицы. Может и так. Ведь у нее в памяти тоже осталось лишь пара друзей. Тех, которых она не забыла спустя час. Тех, с которыми ей вдруг остро захотелось быть. 

Олег с болтом в голове, с которым все было ясно. Ее первая большая ошибка. И второй, настоящего имени которого она так и не узнала. Что было очень странно, потому что друзья обычно представлялись настоящими. Почти всегда. И рассказывали про семьи и жизнь. Рассказывали ту, свою версию полуправды, которой хотели верить. Всю ту чепуху, что она обычно пропускала мимо ушей. Второй был не таким. Он ничего не рассказывал.

— Привет, рыжая, меня Максим зовут, — он улыбнулся. — А тебя?

— Олька.

Еще друзья почти никогда не целовали ее в губы. Брезговали, Олька усмехнулась. Тот второй, ее поцеловал. Обнял и поцеловал, словно они встретились после долгой разлуки. Год, два, три. Словно знал ее тысячу лет. Словно ждал только ее. Удивленно ответив ему, она растаяла, что-то почувствовала.

Все было не так как всегда. Он поцеловал ее грудь. А потом неожиданно спустился ниже, к животу. Еще ниже, что было совсем редким исключением. Олька задохнулась, подалась вперед, запустила пальцы в его волосы, прижала к себе, чувствуя уколы щетины внутренней поверхностью бедер.

Потом поднялся и, смахнув ее соки с подбородка, прижал к простыням. Поцеловал. Олька почувствовала, что падает куда-то, летит вниз мимо полок с вареньем. Как в детской книжке, которую когда-то прочла. Он любил ее долго и нежно. Не как другие. Любил, пока на нее не рухнула жужжащая тень, облила беспамятством от кончиков пальцев до затылка. Каждый мускул в теле, каждая связка напряглись и мгновенно расслабились в толчках и сладкой боли внизу живота. Накрытая большой белой волной, она лежала тяжело дыша. Сквозь затухающую пелену слушая отрывки его разговора по телефону. Неисправный динамик хрипло выдавал половину тайн.

— Будет обедать в «Белуге» на Моховой...

— Александровский сад? Понятно.

— ... там. Три человека... Мы договорились, Саня? Только без твоих обычных спектаклей.

Договорились, Саня? Олька прислушалась, все было не так. Не по обычному сценарию. Почему ей вдруг стало интересно то, что никогда не интересовало? Почему? Какая разница, как его зовут, если они через час расстанутся, чтобы не встретиться никогда.

— Без этого не получится, там много народа.

— ... Сань, я тебя предупредил... шума не надо... не паясничай...

— Хорошо, я буду. Дай мне пару часов.

— ... думаю, проблем не будет?

— Никаких, — заверил собеседника Макс. Положив, трубку он поцеловал Ольку и нежно погладил по щеке. — Очнулась? Ты громкая девочка, оказывается.

— Сама не знала, — она пожала плечами и потянулась, — это плохо?

— Нет, — хохотнул он. — Не в этих обстоятельствах.

Олька прикрыла глаза и рассматривала его из-под ресниц. Весь какой-то жилистый, собранный, с двумя шрамами под правой ключицей. Круглыми, неправильной формы впадинами, будто кто-то вырвал кусок мяса. Кто-то нехороший. Еще один шрам тянулся чуть выше поясницы, фиолетовая толстая полоса, выпирающая над поверхностью тела с уколами швов по сторонам.

Макс или Саша? Ей вдруг захотелось подарить ему свое время. Которого вдруг оказалось слишком много для нее одной. Олька отбросила волосы с лица. Он двигался по номеру гостиницы как большой кот. Нежный, мягкий и добрый кот, который знал ее тысячу лет. И ждал только ее. Свой вопрос она так и не задала.

Зато, пока он мылся в душе, любопытная Олька заглянула в его тяжелую сумку, молния которой немного разошлась. Толстая вороненая трубка и короткий магазин, в котором тускло отсвечивали патроны. Сбоку выглядывала небрежно заткнутая во внутренний карман обшитая тканью коробка с белой надписью «Carl Zeiss». 

Интересный набор, хмыкнула она, и пожала плечами, у мужчин свои игрушки. А потом забралась назад, под одеяло. Может быть, будет второй раунд? Этого она тогда искренне хотела. Впервые. Нежный мягкий и добрый кот Макс. Или Саша. Разницы не было никакой. Ей подумалось про тысячу лет, что делают люди, встретившись через тысячу лет? Наверное, любят друг друга.

Ничего этого не случилось. Совсем ничего, и это ее расстроило. Он вышел из ванной, вытирая мокрые волосы полотенцем. Небрежно кинул его на стул и принялся одеваться. Она молча наблюдала за ним.

—Можешь остаться здесь, номер оплачен до завтра, — предложил он уже в дверях. — Мне пора, рыжая.

— Я подумаю, — произнесла Олька. О чем она собиралась думать, она не знала. Просто это было первое, что пришло в голову. Жаль, очень жаль, что все с ним было не так, как обычно. Ведь всегда уходила она. Уходила, когда оплаченное время подходило к концу. Мылась, одевалась, расчесывала волосы и исчезала, чтобы больше никогда не встретится с другом.

— Не стесняйся, — он подмигнул и поправил тяжелую сумку, — завтрак — ужин, все оплачено. Тут, кстати, вкусно кормят.

— Мы еще встретимся... Макс? — неожиданно произнесла она.

— Может быть, — он посмотрел на нее, на пару мгновений дольше, чем было необходимо, и, не попрощавшись, закрыл за собой дверь. Что-то тогда мелькнуло в его глазах, что-то непонятное Ольке. Может, это было одиночество? Тоска? Она до сих пор этого не знала. Но очень хотела узнать.

Макс. Или Саша. Она вздохнула. А теперь еще и этот Глеб, которого она видела всего-то полчаса. Может она сумасшедшая? Придумывает себе хороших мерзавцев, нежных, мягких и добрых котов, которые не существовали никогда, потому что это невозможно. Куда легче просто продавать свое время, пока оно кому-нибудь было нужно. Здесь — все было по-честному. 

—Тварь! — послышалась пощечина, соседи в углу окончательно разругались. Девушка резко встала, подбежала к двери и пару раз навалилась на нее, прежде чем сообразила, что она открывается внутрь. Бросив растерянный взгляд на Ольку, она вышла. У нее было милое, совсем детское личико с пирсингом в крыле носа и нижней губе. Милое личико, подумалось Ольке, но сегодня не ее день. Никаких шансов. Поначалу она даже хотела ее остановить, посадить рядом, заказать водки или что тут было в меню, но не стала. Чем она могла помочь? Да ничем. Кто бы помог ей самой. Она доела лапшу и решила не ехать на Смоленскую. Плевать на эти пять тысяч. В принципе, плевать на все.

В ожидании счета, Олька сделала глоток чая. Тот почти остыл. Что теперь? Теперь она поедет домой, прихватит по пути коньяка или водки и постучится к Алле Матвеевне. Просто так. Они сядут под липами в старой беседке и будут пить. До самого вечера, до тех пор, пока не заскрипят первые сверчки. До тех пор, пока не станет совсем холодно и неуютно.

Водка или коньяк? В сумочке зазвонил телефон. Олька поморщилась, глупый старый Вагит в ожидании шанса. Все никак не успокоится. Она решительно сунула руку в боковой карман, сейчас она все ему объяснит.

На экране был номер Глеба. Черт, черт, черт. Олькино сердце прыгнуло, забилось быстрей, кровь прилила к голове. Глеб! Она пару раз вздохнула, пытаясь успокоиться, а потом твердо нажала кнопку. 

— Алло?