ФРОВ (финал)
Люда зажмурила глаза. Опять открыла. Нет, ворон никуда не исчез. Только теперь рядом с ним в дверном проёме стояла старушка в чёрном. Та самая, с пристальным неприятным взглядом. Люда вдруг задохнулась от волны какого-то необьяснимого, дикого страха, поднимавшегося откуда-то снизу. Посмотрела на Славика. Тот, застёгивая штаны и черную форменную куртку, явно нервничал.
— Дебилы, бля! Сношаться здесь вздумали! Что, бля, другого места нет, твари? Я вам сейчас покажу любовь-морковь! — ворон продолжал издавать каркающие звуки, сквозь которые прорывались интонации безопасника.
— А и пусть покажет, свинья ментовская, пущай... Показывай, баклан! — старуха повернулась к ворону.
То, казалось, не слышал её и начал топорщить крылья. Они были огромны и доставали до светодиодных ламп в подвесном потолке.
Старуха уставилась на Люду, продолжая, — Помни, что смерть лишь продолжение жизни. Ибо нельзя прервать нить человеческую. Можно лишь перевести в другую сущность. Мясо, кости... это всего лишь оболочка... порой она вкусна и приятна... но жизнь продолжается и после того, как кости и мясо превратятся в наваристый бульон!
Люда, проглатывая и загоняя внутрь себя комок ужаса, уставилась на старуху.
— Я, я убила их...? Этих... цыган? Или что? Как это всё... это сон?
— Ты с кем разговариваешь, дура мордастая? Ты что, совсем поехала с катушек? Перетрахалась? — ворон протягивал к ней свой мерзкий вонючий клюв.
Глаза старухи из серо-прозрачных вдруг начали превращаться в две бездонные чёрные воронки, — Ворон поганая птица... поганая птица... ненужная птица... убей... убей...
Славик смотрел на Андрея Алексеевича довольно безразлично. Он быстро всё решил для себя. Поймали за сексом —ну, и хрен с ним. Что, уголовщина что ли?
Пошёл он, этот безопасник, в жопу!
— Ты уволен, нах, уволен, Вячеслав! Доработаешь до конца смены и пошёл вон! — лицо безопасника покрылось багровыми пятнами.
Неожиданно из-за спины орущего Андрея Алексеевича вышел подросток в чёрном. Тот, из зала. Славик растерялся. Это что ещё за хрень. Откуда он здесь?
Парень встал около безопасника и посмотрел на Славу тем самым неприятным взглядом. Неожиданно он начал говорить, даже не говорить, а издавать какие-то звуки, словно давая прослушивать старую магнитофонную запись с помехами и искажениями. Слава обмер — во рту паренька не было зубов, он словно открывал чёрную воронку.
— Не терпи, не терпи... ты сможешь. Не молчи, не молчи...
-Ты куда смотришь, идиот? На меня смотри, секс-террорист! — безопасник начал оглядываться по сторонам, — вы что, оба с катушек слетели от случки своей нелепой?
Внезапно Люда прыгнула на Андрея Алексеевича. Это было, как в кино, подумал Слава, глядя на Люду, сидящую на поверженном безопаснике. Людмилин кулак опускался на коротко стриженую голову. Люда била с короткими выдохами: Уэх! Уэх! Хэх! На! На!
Всё происходило стремительно. Подросток начал приплясывать около сидящей на эсбэшнике Люде.
— Да, нам нужно новое мясо... мясо! Больше мяса! Вышиби ему его мозги! Они такие вкусные!
Славик схватил девушку за плечи, — Хватит, хватит! Убьёшь его!
Люда обернулась и Слава отшатнулся. На него смотрело лицо старухи с прозрачными пустыми глазами.
Люда вбивала ударами в голову ворона всю злость на свою жизнь. На! Это за дурацкую профессию, полученную в колледже. На! Это за двенадцатичасовые ночные смены! Ворон пытался увернуться, хлопал крыльями по спине. Потом, после седьмого или восьмого удара, затих. Рядом с ними торжествующий старческий голос говорил и говорил: Он ухолит в другое состояние. Не останавливайся, пусть он уйдёт!
Люде было всё равно. Её охватил дикий восторг, стало тепло внизу живота. Это было чудесно. Она думала о цыганах, как она их, всех там положила, на складе.
Летели перья, клюв был в крови. Люду начинало тошнить от мерзкого запаха, но она продолжала бить.
Слава схватил ту, что недавно была Людой и оттащил от тела эсбэшника.
— Ты что! Ты... ты в своём уме?
— Он получил своё, сука... он меня всё время доставал... сука! Воровкой меня называл, гадина! — Люда тяжело и часто дышала, словно задыхалась. Теперь это была обычная Люда.
Она как-то хищно посмотрела на Славу. Поднялась с пола, обхватила его за плечи и потащила к креслу.
— Давай! Давай! Вставь мне сейчас!... Ты хорошо это делаешь... Давай, вставь своей сучке!
— Сейчас.. да.. сейчас... вот... вот
— Аххх, да... давай, давай, давай...
— Ыыыы... Рхыыы... На, на, на... так хорошо?
— Мммм... мой кобелёк... давай, давай...
— Аааа... ннннаааа... нннааа... вот, вот, вот!
-Уууу... ууу... ууу... ааа...
— На! На! На! Ааааа.... Уууу...
— Всё... кончаю... ах.. ах... ааааааа...
— И я... всё...ууууу... уф... аааа...
Люда опустилась на сломанное массажное кресло, она улыбалась.
— Хорошо как, Славик... мммм... супер...
Он подошёл и попытался поцеловать её.
— Не... не надо... я такая сучка... ммм... а у тебя он хороший такой... стой... дай расстегну... возьму его поласкать...
Славик часто задышал.
— Дааа... о да... как нежно... да...
— Уммм... уммм... уммм...
— Так хорошо, не спеши... да... да...
— Уммм... уммм... уммм...
— Ооооо.... Ооооуууу...
Люда подняла глаза, наверное, это было потешно при таком занятии. Она видела подбородок Славика. Иногда он опускал к ней своё глуповатое лицо с прикрытыми в блаженстве глазами.
Внезапно она почувствовала запах серы и чего-то ещё, очень мерзкого и удушающего. Подняла глаза. Вместо Славика был ворон. Старый, мерзкий ворон.
Люда резко клацнула зубами, будто откусывая большой кусок. Сжала зубы до предела, просто стиснула их и мотнула головой вбок, отрывая кусок плоти. Славик, издав резкий вопль, начал валиться на спину. Люда взяла в руку то, что она откусила и, рассмотрев, отшвырнула в сторону.
— Ааа... сууукаа... ааааа... — Славик заходился в мычании, лёжа на спине. Кровь была везде. На руках Люды, на её подбородке, на кафельном полу.
Старуха! Она сидела за на втором кресле и смотрела на происходящее.
— Да, так с ними! Самое вкусное это мякоть... с задницы, с ляжечек... ух, холодец хороший получается... А потроха на зельц. А зельц потом на Сенном менять на золото и камушки... ух, хорошо! — старуха говорила монотонно, — Мы здесь много мясца получали, кормились всю зиму. Жить было охота! Жить! И тебе, девонька, жить охота! А эти суки всё тебе портят! Кончай с ними!
Люда безумным взглядом смотрела, как ворон пытался выйти из комнаты. Ему было больно, очень больно. Он тихо стонал, подползая к дверному проёму.
«Куда, куда... нет... постой... сейчас, сейчас...» — Люда вытащила из кармана жилета канцелярский нож-резак с выдвигающимся лезвием из пластиковой ручки.
Подошла к ворону и резко, одним сильным движением, вспорола тому горлу.
— Да, так! Так! — старуха взвизгнула и захлопала в белые сухие ладони.
Второй ворон, лежащий на спине на полу, зашевелился. Люда посмотрела на старуху.
— Его! Его тоже! Он будет жить в другом мире! Уах! Уааах! — старуха начала ухать, как сова, показывая худым пальцем на опрокинутого на спину эсбэшника.
Люда опустилась на пол, встала на четвереньки и медленно двинулась к лежащему. Главное, всё делать не спеша. Захотелось чего-то солёного, рассола.
Доползла до лежащего эсбэшника. Тот, увидев Люду, попытался встать. Поздно. Ударом в подбородок он был отправлен обратно на пол, затем Люда, с каким-то гыканьем, исходящим из утробы, воткнула канцелярский нож под кадык. Раз, два, три удара. Тёмно — вишнёвым фонтанчиком ударила кровь. Люда стала пить её, как воду из — под крана — жадно и быстро. С урчанием припала к ране, начала высасывать.
Старуха неистовствовала: Даааа!!! Да! Кровь, кровь! Она вкусная!
— Люд, Люд! Ты чего, тебе плохо?
Люда открыла глаза, встряхнула головой. Славик, сидящий напротив за столом, с тревогой смотрел на неё.
— Хочешь вафли? Вкусные, с ореховой начинкой... эти... «Коломенские»...а?
— Нет, Слав, не хочу... так, призадумалась, чуть покемарила... привидилось всякое... фу... даже не хочется думать.
В дверь заглянул эсбэшник.
— Чего вы тут расселись? Вон, товара сколько пришло. Давайте в зал! По своим местам, бакланы!
Славик вздохнул, с сожалением посмотрел на Люду. Собрал кружки, тарелки и понёс их в мойку.
Молча шли по коридору к выходу в зал. На стене висел плакат с жизнерадостными лицами людей, изображавших продавцов и кассиров. «Присоединяйся к нашей команде! Вместе мы сила!» Кто-то сбоку, на краю плаката, успел приписать фломастером «В каком месте?»
— Чего вы, как тараканы беременные? А? Быстрее надо двигаться! Быстрее! — их обогнал Андрей Алексеевич, явно спешащий к себе в крохотный кабинетик, где были установлены мониторы.
— Вон, пошёл опять сидеть, пялиться в камеры... Так и просидит до утра... разведчик, мля, — Слава говорил это негромко, они были недалеко от закрывшейся за эсбэшником двери.
Они подошли к двери в зал. Люда остановилась.
— Слав, ты иди. Я в туалет быстро сбегану. Под утро ещё чайку попьём, хорошо?
Слава довольно кивнул головой и пошёл в сторону касс.
Люда, стараясь двигаться быстро и бесшумно, прошла к воротам, выходящим на задний двор. В течении дня там разгружались машины с товаром. Ночью никого не было — ни приёмщика, ни двух грузчиков-узбеков.
Люда зашла в комнату менеджера по приёмке. Не включая ламп на потолке, при свете, падающем от прожектора заднего двора, выдвинула ящик письменного стола. Начала шарить рукой под стопкой накладных. Есть. Нашла. Люда достала длинную отвёртку на мощной пластмассовой ручке. Повертела пару секунд в руках. Сгодится.
Тихо подошла к закрытой двери кабинета Андрея Алексеевича. Оглянулась на коридор. Никого. Перехватила отвёртку в правой руке, взяла горизонтально, сжала пальцы. Толкнула дверь и вошла.
