Вот парадный подъезд...

Не уверена, что этот спектакль понравится всем. Скорее, многим даже не понравится: половину постановки приходится провести на ногах, а приваливаться к стенам, которые помнили Пушкина и Наполеона, как-то некомильфо.

Но так задумана иммерсивная драматургия. Под таким грифом в «Новом театре» идёт спектакль «Лубянский гримёр». (Святость и пороки крепостного театра). Зритель бродит из зала в зал роскошной усадьбы Черткова на Мясницкой улице, осматривает картины, окна, люстры, прислушивается к звукам скрипки, вдыхает аромат сандала и амбре скотного двора, смотрит как настоящие куры клюют по зёрнышку, яйца в корзине он видит настоящие, девки на кухне лепят настоящие пельмени, и шкура тигра на полу кажется тоже доставлена прямиком из Уссурийской тайги... Всё дорого и богато, и всё смешалось в доме графьёв Каменских. Богатые развлекаются молодыми актрисками, бедных бьют нещадно и ссылают на казённый кошт.

Так и было в начале ХIХ века, мы об этом читали у Николая Лескова в рассказе «Тупейный художник». С припиской — «рассказ на могиле». И с ещё одной припиской: «Святой памяти благословенного дня 19-го февраля 1861 г.» Кто не помнит — в этот день Александр II подписал Манифест об отмене крепостного права.

Лесков пишет: «А мучительства у нас были такие, что лучше сто раз тому, кому смерть суждена. И дыба, и струна, и голову крячком скрячивали и заворачивали: всё это было. Казенное наказание после этого уже за ничто ставили. Под всем домом были подведены потайные погреба, где люди живые на цепях как медведи сидели».

Тут же вспоминается Некрасов:

«И застонут... Родная земля! Назови мне такую обитель, я такого угла не видал, где бы сеятель твой и хранитель, где бы русский мужик не стонал?»

Зрителю показывают, как висят на дыбе. Картину дают за окном усадьбы, чтобы в темноте помещикам не видно было злодейство, не смущало их ясный взор. Но свет за окнами включили для зрителей. Их ведёт за собой из зала в зал гид по спектаклю, следом подтягиваются артисты и ставят короткие сцены. Не сразу удаётся втянуться в сюжет, да его и нет как такового. Скорее бурлеск, попурри. Индийские танцы в «Тупейном художнике»? Откуда они там? Но в программке значится: на основе произведений Лескова, а значит — по мотивам. Я не всё читала у прозаика, может и есть где-нибудь сцена с Шивой и пчелой на удочке. В конце концов, художник (режиссёр)— он так видит.

И главный герой у нас тоже художник. Гримёр крепостного театра, влюблённый в такую же крепостную актрису, которой граф подарил камариновые серьги. И вот он — любовный треугольник, в котором два угла бесправные, а третий волен делать с остальными всё, что хочет. И делает.

«Всегда надо бить в нечет. Нарочно тогда палач, говорят, тульский был привезён, и ему перед делом три стакана рому дали выпить. Он потом так бил, что сто кнутов ударил всё только для одного мучения, и тот всё жив был, а потом как сто первым щелканул, так всю позвонцовую кость и растрощил. Стали поднимать с доски, а он уж и кончается... Покрыли рогожечкой, да в острог и повезли, — дорогой умер. А тульский, сказывают, всё ещё покрикивал: «Давай еще кого бить — всех орловских убью...» (Н. Лесков)

Так и жили...

Двоих из треугольника наказали примерно. Аркадия Ильича, тупейного художника (играет Кирилл Клименко) отдали в солдаты. Актриску крепостного театра Любовь Онисимовну (Дарья Дуженкова) определили на скотный двор. Тут к ней Дросида Петровна (Екатерина Дар) со своим флакончиком с водкой-утешительницей подоспела, на том и сошлись, что «...теперь плакона не миновать... Я сразу весь плакон выпила. Противно было, но спать без того не могла, и на другую ночь тоже... выпила... и теперь без этого уснуть не могу, и сама себе плакончик завела и винца покупаю...» Екатерина Дар является нам в двух сценах — как крепостная примадонна Луиза — в перьях и шелках, и как пестрядинная старуха в уходе за телятами. Трудно узнать в юной красотке спившуюся скотницу — но искусство перевоплощения для того и дано артистам как театральный инструмент. 

На второй час спектакля зрителей привели в роскошный зал, где мраморные колонны увенчивают головы слоников. Наверно, в унисон с индийскими танцами на сцене. Хотя, наоборот — танцы к слоникам. Ведь усадьба Салтыковых-Чертковых ведёт свою историю с конца 16 века, в ней сам Наполеон провёл две ночи. Здесь бывали Пушкин и Чехов, была открыта библиотека на 22 тысячи книг, а после революции для бывших крестьян организовали курсы математики и физики.

И я много раз проходила по Лубянке, всматриваясь в это красивое здание снаружи. Теперь появилась возможность побывать внутри и пройти по залам, вспоминая рассказы Лескова и его литературный Мценский уезд.