Если птица плавает как утка... (часть 1)
1
Главный Наблюдающий Дома Душевного Покоя О Дэ Рэхх медленно плыл по коридору. Настроение у него колебалось между «очень плохим» и «отвратительным». Террафилия вообще вещь неприятная, а уж применять Закон к террафилику — процедура нудная, глупая, а главное — безрезультатная. Тетрис дважды обернулся вокруг звезды — а опекаемый все так же упорно отказывается признать себя тиммерианцем. Главный был почти уверен, что террафилия неизлечима. Он даже не тратил на этого несчастного лекарства (зачем?) и порой был готов отправить больного на планету его мечты. Но объявить о своем бессилии? Внести поправки в Закон? Признать, что Чужие могут изменить тиммерианца?... Немыслимо! Закон существует пятнадцать миллионов лет. Каждый тиммерианин, вернувшийся из другого мира, должен признать себя тиммерианцем и обитателем Тетриса. Только такая мера (во всяком случае, так было объявлено) позволяла удерживать равновесие на Тетрисе с его Свободой Формы. Причем сколько времени уйдет на процесс — не важно. Главное, что вернувшийся признал себя и, значит, чужой мир не изменил его и планета может противостоять влиянию Чужих. Это сделать должен каждый. И террафилик тоже. Исключений не было. Потому-то и приходилось повторять эти удручающие своим однообразием действия.
Миновав шлюз, О Дэ проследовал в Место Принятия Решений. Подруга опекаемого уже ждала его. «Интересно, надолго ее хватит? — мельком подумалось главному. — Неужели только гражданский долг?.. Или...»
Он не успел додумать мысль. Часть стены исчезла и в проеме, сопровождаемый двумя младшими служащими, показался опекаемый. Как всегда, он пребывал в этой ужасной гуманоидной Форме — длинное туловище, нелепые отростки в разные стороны, отверстия в них... О Дэ никак не мог привыкнуть к ней и всякий раз вздрагивал
Тяжело ступая по металлокерамическим плитам пола, опекаемый привычно направился на середину Места, где стояло устройство для сидения. Он называл его «креслом». О Дэ опять покоробило: «Все-таки. какой нелепый способ передвижения. Ра-два, раз-два. Шумно, неэффективно, корпус раскачивается. Почему же он не перейдет в Энергетическую Форму. Что же такого есть у Чужих?
Между тем опекаемый расположил свое туловище в кресле, служащие повисли рядом. Можно было начинать, хотя не хотелось. И так было ясно, чем это закончится.
— Итак, опекаемый, — О Дэ привычно настроился на Единую Волну. Он старался быть бодрым. — Признаете ли вы себя тиммерианином?
Сидевший шумно выдохнул воздух:
— Как вы мне все надоели! Тысячу первый раз говорю! Я — не ваш! Я — человек! Максим Ковалев! Черт возьми!
Он стукнул одним из отростков туловища о кресло и повис в воздухе:
— Обитательница Рэйди! — О Дэ решил не проявлять никаких эмоций. — Кто, по-вашему находится перед нами?
— Доктор, я сто раз вам отвечала, — устало отозвалась Подруга. — Это муж мой, И Ду Туул...
— Врешь, чертов шар! — опекаемый подскочил в воздухе. — Какой я тебе муж! Тьфу. видеть вас больше не могу!
Больше всего О Дэ претило говорить одно и то же:
— Опекаемый, вы утверждаете, что вы — землянин. Тогда откуда у вас способность к левитации, которая для тиммерианцев является врожденной? Вы опять нам ее демонстрируете. У жителей Земли, к которым вы себя причисляете, такой способности нет.
Опекаемый поспешно упал в кресло:
— Ну сколько раз вам повторять — не знаю! Ударило током — и все! Не знаю! Не помню!
В который раз все повторялось. Настроение испортилось окончательно. Главный знал, что сейчас последует и речь его стала безнадежно-унылой:
— Опекаемый, вы обладаете врожденными способностями тиммерианцев. Вы левитируете и ваш мозг генерирует волны пространственного возмущения. Вас признала ваша Подруга. Мы общаемся с вами на Единой Волне. Этот способ коммуникации доступен только тиммерианцам. Знаете, на Земле есть утверждение: если птица плавает как утка, ныряет как утка, крякает как утка и ее называют уткой — так это и есть утка. Не бойтесь признаться, что вы больны. Сделайте это и мы вам поможем.
Опекаемый резко встал:
— Я — Максим Ковалев! Человек! Вы мне голову не задурите!
Не дожидаясь ответа, он направился к выходу. Все было как всегда. О Дэ дал знак, чтобы открыли выход.
— Скажите, доктор, он когда-нибудь вспомнит? — вдруг поинтересовалась Подруга.
— Может быть, может быть, — машинально ответил главный. Глядя на удаляющегося опекаемого, он подумал, что консилиума все-таки не избежать. Потом, спохватившись, решительно двинулся вслед за Рэйди.
2
Завотделением городской психиатрической больницы № 1 Алексей Семенович Шустриков с озабоченным видом шел по длинному больничному коридору. Настроение у него было неважным. Шустрикова ждал очередной неприятный разговор с женой пациента. Неприятный оттого, что ничего обнадеживающего Алексей Семенович сообщить не мог, а повторять это приходилось каждый день. «И чего повадилась — "Как здоровье, как здоровье?", — вдруг с нескрываемым раздражением подумал зав. — Будто за сутки чудо произойдет».
Потому-то едва увидев могучую фигуру Марины Сергеевны, с трудом втиснувшуюся в хилое коридорное креслице, Алексей Семенович начал замедлять шаги. Но на этот раз обошлось без расспросов. Навстречу Шустрикову поднялись трое.
— Вот, доктор, -торопливо заговорила Марина Сергеевна, — показывая на двух мужчин непритязательной внешности, с сильно помятыми лицами. — Друзья его — Леша и Толя. Вдруг он на них посмотрит и вспомнит.
По привычке Шустриков сначала зашел в палату один. Пациент — невзрачный мужичок лет сорока — неподвижно сидел на кровати, положив руки на колени и уставившись н тумбочку. В такой позе, не шелохнувшись, он мог просиживать часами. Тогда, глядя на него, Шустриков даже сомневался — а дышит ли он. Впрочем, увидев врача, мужичок живо вскочил на ноги и бросился к нему:
— Ну как, доктор, звонили в обсерваторию?
— Голубчик, голубчик, не надо так волноваться...
— Вы опять за свое! Черт возьми, меня на работе ждут! Вы не представляете, что значит координация в масштабах Конфедерации. Триста планет, пятьдесят пять рас, шестьсот миллионов особей!
— Голубчик, я абсолютно с вами согласен. Вам действительно давно пора на работу. Хоть сейчас выписывайтесь — и на завод.
— Какой завод! — в голосе мужичка зазвучали истерические нотки. — Я — тиммерианин И Ду Туул, начальник сектора координации Главного управления по согласованию Конфедерации трехсот!
— Голубчик вы мой, я не спорю. Но посмотрите на себя. Вот ваш паспорт. Вот ваш семейный альбом. Вот ваш свадебный альбом. За дверью ваша жена. У вас одна голова, две руки и две ноги. Вы едите, пьете, а не поглощаете энергию. Вы ходите, а не летаете. Вы говорите по-человечески, пользуетесь человеческими понятиями. Ну и... Если птица плавает как утка, ныряет как утка и крякает как утка — так это и есть утка.
— Тысячу первый раз утверждаю! Это тело — только случайная форма!
Мужичок устало опустился на койку и опять уставился на тумбочку. Что? — понимающе спросил Алексей Семенович. — Не получается взглядом ее подвинуть? Полетать также не удалось? И в энергетическую форму не перейти? Сочувствую.
На последнем слове Шустриков распахнул дверь:
— Заходите и скажите ему, кто он...
— Максимушка!... Макс, если зеленые... Кореш, ну ты даешь... — разом заговорили гости, входя в палату.
— Ну-у, и кто же это? — с чувством превосходства спросил зав.
— Доктор, я вам тысячу раз говорила. Это муж мой. Максим Васильевич Ковалев. Работает токарем на Механическом.
— Точно. И разряд у него пятый. Рядом со мною пашет.
— Макс, ты чего, не помнишь ничего? Это мы — Леха с Толяном. Ну... пиво помнишь?
Пациент подскочил на кровати.
— Врешь, туземка! Какой я тебе муж! Я — тиммерианин!
Вдруг он уставился на Леху с Толяном.
— А-а-а... Вы меня сюда привели!
— Ну а как же, если ты домой идти не хотел.
— Ага, отбивался. Глупыми туземцами называл. Кричал, что сейчас за тобой спасательный корабль прилетит.
Марина Сергеевна всхлипнула:
— Вот, мужики, до чего водка доводит. Допился. Своих не узнает Но ведь он вспомнит? Правда, доктор?
Алексей Семенович пожал плечами:
— Все возможно.
