Лариса, ты пошла по наклонной!

Рассказывая иногда друзьям о новых московских спектаклях, я чувствую себя Ильфом и Петровым. Помните, в «12 стульях» они описывали гоголевскую «Женитьбу» в прогрессивном театре Колумба. 

«Сцена сватовства вызвала наибольший интерес зрительного зала. В ту минуту, когда на протянутой через весь зал проволоке начала спускаться Агафья Тихоновна, страшный оркестр Х. Иванова произвел такой шум, что от него одного Агафья Тихоновна должна была бы упасть на публику. Но Агафья держалась на сцене прекрасно. Она была в трико телесного цвета и в мужском котелке. Балансируя зеленым зонтиком с надписью: "Я хочу Подколесина", она переступала по проволоке, и снизу всем были видны ее грязные пятки. С проволоки она спрыгнула прямо на стул. Одновременно с этим все негры, Подколесин, Кочкарев в балетных пачках и сваха в костюме вагоновожатого сделали обратное сальто. Затем все отдыхали пять минут, для сокрытия чего был снова погашен свет.
Женихи были очень смешны — в особенности Яичница. Вместо него выносили большую яичницу на сковороде. На моряке была мачта с парусом».

Театр Колумба — это, если кто не в курсе, пародия на тогдашний ГосТИМ, которым руководил режиссер-новатор Всеволод Мейерхольд. 

Новаторы есть у нас и сегодня. Немного, но есть. Один из них — Евгений Марчелли, два года назад возглавивший театр им. Моссовета, а до этого имевший репутацию чуть ли не самого радикального режиссера российской провинции. Последней труппой, которой он художественно руководил до переезда в столицу, был театр драмы имени Федора Волкова в Ярославле. Хорошо помню его спектакль этого периода «Чайка. Эскиз», где участвовала... живая белая лошадь. Разумеется, не только лошадью запомнилось это зрелище. Там были и яркие актерские работы. 

И хотя Евгений Жозефович — режиссер интересный, острый по форме, часто непредсказуемый, и вообще — режиссер, если уж говорить по гамбургскому счету, но, разумеется, есть немало зрителей, которым его постановки не нравятся. Даже на дух их не переносят. И есть критики, считающие режиссуру Марчелли — цитирую — «нарочитой, надуманной и избыточной». 

Возможно, именно это определение можно отнести и к только что выпущенной им в «Моссовете» премьере. Хотя тут, скорее, не избыточность, а минимализм выразительных средств. Марчелли второй раз в карьере поставил Островского — в репертуаре театра Наций есть его версия «Грозы» с Юлией Пересильд в роли Катерины. На этот раз выбрана другая известнейшая пьеса — «Бесприданница», где в названии постановщиком выделены прописным первые три буквы. 

Александр Николаевич Островский — важный юбиляр: весной будущего года исполнится 200 лет со дня его рождения. Государством выделены средства. И редкий театр откажется от участия в дележке юбилейного пирога. Марчелли — не из тех, кого можно заподозрить в конъюнктуре, но после просмотра его «БЕСприданницы» все равно возникают вопросы: зачем и почему?

Ведь если начать описывать спектакль поэпизодно в стиле Ильфа и Петрова, выйдет смешно, грустно и странно, начиная с того, что Мокий Парменыч Кнуров (Виталий Кищенко), крупный делец и пожилой человек, обряжен в бело-розовый костюм, как какой-нибудь прыщавый стартапер. Или что официанты в кофейне, напоминающей зал крематория, зачем-то долго и энергично «надрачивают» ножки у перевернутых стульев. Да-да, именно вот это и делают. 

Или появляется Лариса Огудалова (Анастасия Белова), о которой драматург счел нужным заметить: «одета богато, но скромно», но нет, она в вызывающе-эротическом костюме. А в другой сцене и вовсе — в высоких болотных сапогах и купальнике! И совсем уж невообразимо одет и загримирован провинциальный актер Аркадий Счастливцев по прозвищу Робинзон (Евгений Ратьков). 

Вообще Марчелли свойственна эротизация классических текстов — через обнажение действующих лиц, через их откровенное поведение и двусмысленные интонации. Лариса здесь не наивная девушка, грезящая о любви, а хищная самка, эпатажная стерва, настоящий бес или бесноватая. И когда её просят спеть романс, она издает лишь некое подобие рычания... 

Кстати, почему весь спектакль идет «всухую»? Режиссер вообще не использует музыку, и только в финале (не буду спойлером) вырвется короткий фрагмент известнейшего романса, аранжированного в стиле рок. Спросил Марчелли об этом. Он ответил: чтобы не помогать актерам. 

Понятно, что принимаясь за «Бесприданницу», любой режиссер вынужден соревноваться с эталонной экранизацией этой пьесы, сделанной Эльдаром Рязановым. Переплюнуть ту фантастическую команду — актеров, поэтессу Ахмадулину, композитора Петрова и певицу Пономареву — трудно, почти невозможно. Вот и идет режиссер от обратного, переделывая персонажей вопреки воле драматурга. 

В одном из недавних интервью Марчелли спросили: смелый ли он режиссер? От ответил: «Наверное, сейчас уже не очень смелый. С опытом приходит мудрость, которая тебя тормозит. Ощущение мудрости — плохая штука для искусства. Ты понимаешь, что это — плохой вкус, а вот то — плохой тон, становишься банальным, делаешь банальные вещи, в которых нет провокации. Искусство — это всегда провокация, какой-то совершенно необыкновенный взгляд, это всегда нарушение правил. В провокации могут участвовать различные элементы, в том числе эпатаж, шокирование. Обнаженное тело — это тоже эпатаж. И, конечно, красота».

#новые_критики #театральный_обзор #театр #евгений_марчелли #театр_моссовета #бесприданница