Лапти для кикиморы

— Давай сразимся с котом? А потом его съедим?

— Сырым?

— Наши предки не брезговали сырой кошатиной.

— С современными есть риск заработать кишечную палочку.

— Чего сразу палочку? Меня хозяйка глистогонит, — обиделась кошка.

— Напомни мне, брат Брэйди, в нашем мире эти создания разговаривают?

— Никогда с ними не сталкивался в такой непосредственной близости, брат Алаоис. Но сырой я ее есть не буду.

— Пожалуй ты прав, брат, шерстью плеваться замучаешься. Давай лучше молоко у нее отнимем?

— Вот эту синеватую водичку ты называешь молоком?

Не привередничай, копченого на дубе лосося нам явно тут не скоро подадут. Заходи слева, я справа. Да что ты ее волынкой-то лупишь? Сломаешь еще.

— Кого? Кошку?

— Волынку, идиот.

Проснулась я от того, что Бася с боевым «мявом» промчалась по моей физиономии и закопалась по самые уши где-то сбоку под одеяло. Следом за ней, размахивая странным предметом с рожками, туда же, под одеяло, пытались проникнуть два зеленых человечка.

«Глюки», — подумала я. «Лепреконы, будь они неладны», — промяукала кошка. Но так неразборчиво, что я ее не поняла.

Напоровшись на мой ошарашенный взгляд, человечки слегка притормозили, переглянулись между собой и как по команде уперли руки в боки.

— Брат Брэйди, это, наверное, та самая леди, к которой нас отправила богиня Дану? — на чистейшем человечьем прогнусавил тот, что маячил в воздухе слева от моего носа.

— Не уверен, брат Алаоис. Уж больно она бледна и худосочна. Разве такая справится? — протянул второй. Он был поменьше и покруглее первого. Но оба — зеленые, в колпаках, кожаных фартуках, с воинственно закрученными бородами и в дивных, явно ручной работы, сапожках.

— Ты смотри, брат Брэйди, ей понравились наши сапожки. Может, и выйдет из нее толк.

— Я так не думаю, брат Алаоис. Она ничего не понимает в мужчинах. Ишь, пузцо мое ей не понравилось.

— О, боги! — не выдержала я. — Вы зачем мои мысли читаете? Вваливаетесь в опочивальню к девушке в неглиже, гоняете ее кота и еще и в моей голове копаетесь? А ну, брысь оба отсюда, не то святой водой вас полью. Считаю до трех. И чтобы духу вашего тут не было, когда я скажу «три».

Я закрыла глаза, медленно вслух досчитала до трех. Приоткрыла левый глаз. Потом — правый. Тьфу ты! Ничего не изменилось. Бородатые развалились в воздухе, как на мягких диванах, участливо на меня поглядывая.

— Все, иду за водой! — решительно откинула я одеяло. Намертво вцепившаяся в одеяло Бася со всей дури шмякнулась башкой об пол и на дрожащих лапах заползла под диван.

— Брат Алаоис, может, пора уже ей все рассказать? Камзолы намокнут, насморк подхватим, миссию провалим...

Тут я пожалела, что не ношу украшения, и в доме нет ничего серебряного.

— Маша, у тебя целых две серебряных ложки: чайная и десертная, — хором сказали человечки.

— Но и они не помогут избавиться от наваждения, — в тоске закончила я фразу за них, забыв удивиться, что они откуда-то знают, как меня зовут.

Человечки одобрительно закивали колпаками и предложили за трапезой обсудить свалившиеся на нас проблемы.

Немного поспорив о том, что картофельные клецки под виски не самый идеальный завтрак и уговорившись на омлет с зеленым чаем, мы дружно переместились на кухню, где лепреконы, «а вовсе не зеленые человечки, Маша, стыдно быть такой темной», поведали свою леденящую кровь историю.

***

Алаоис и Брэйди спокойно себе лепреконствовали в родной Ирландии на протяжении последних десяти столетий. Тачали туфельки эльфам, подсовывали глупым людям кошельки с неразменным серебром и фейковым золотом. Корпели этакими «Скрудж Мак Даками» над своими горшочками с золотом и всячески издевались над бедолагами, возжелавшими эти горшочки отыскать. И так бы это, наверное, продолжалось и следующую тысячу лет, если бы не пристрастие обоих братцев к виски.

Однажды они так насвинячились, что пропустили целую группу людей на священную для всех лепреконов гору Карраунтухилл, что само по себе величайшее преступление в их мире. Но все оказалось еще хуже. Люди выломали и сожгли целую поляну терновника, когда обустраивали себе место под лагерь. Чтобы вы понимали, сломать терновник — совсем уж смертный грех. А мои зеленые алкоголики мало того, что допустили такое святотатство, так еще и не покарали провинившихся страшной карой. За что и были наказаны верховной богиней Дану.

— Она вышвырнула нас из страны и велела не возвращаться, пока мы не выполним три задания, — всхлипнул брат Брэйди. А Алаоис утопил усы в чае.

— А ты при том, — заверещали братцы, перебивая друг друга в ответ на мои скачущие белками мысли, — что Дану не случайно нас именно к тебе закинула. Да и не справиться нам без помощи местных. Перестань, не надо тебе ни на какую работу, у тебя каникулы.

«Ну пожаааалуйста», — закончили они хором на столько просящим тоном, на сколько позволяла им их лепреконья гордость и лелеемая годами неприязнь к людскому роду.

Мне стало их даже жалко. Да и по правде сказать, делать в душной Москве мне было особо нечего. До начала занятий в Университете оставалось больше месяца. А роман с красавцем и спортсменом Никитой, на который я возлагала такие большие надежды в плане летнего времяпрепровождения, увял, не начавшись.

Кисточки на колпаках моих новоявленных подельников запрыгали от радости.

— Но у меня будет два условия.

Кисточки замерли от удивления.

— Во-первых, вы извинитесь перед Басей. А, во-вторых, перестанете читать мои мысли.

Со вторым они согласились практически сразу. По поводу первого бурно совещались минут сорок. И мне кажется я слышала такие слова, как «сожрать», «заколоть», «утопить»... Но, может быть, мне просто показалось.

В итоге сошлись на предоставлении извинений в письменном виде. К слову сказать, Бася извинения не приняла. Письмо так и валяется до сих пор не распечатанным где-то под диваном.

Теперь, когда все церемонии можно было считать законченными, лепреконы посвятили меня в суть заданий.

Простенькие оказались. Да на раз два. Как нечего делать...

Сшить ботиночке нимфе. Научить женщину играть на волынке. Найти закопанный лепреконами горшочек с золотом.

— Да где я вам тут нимфу найду? — орала я на съежившихся в углу лепреконов. — Горшки с золотом еще туда сюда. Хотя на моей памяти их еще никто не находил. Но волынка? Какая к черту волынка? Мне с детства медведь на ухо наступил.

Решение пришло, как всегда, неожиданно.

— Значит, так. Мне от бабушки достался домик в глухой деревне в Псковской области. Там рядом огромные болота. Говорят, кикиморы водятся. Авось, уговорим какую-нибудь на ботиночки. Своей Дану богической скажете, что кикиморы в этих краях заместо нимф. На волынке научите меня «чижик-пыжика» дуть. И на этом остановимся. А про горшок что-нибудь на месте придумаем.

Через час мы уже покупали билеты до Пскова. Лепреконы мирно дремали в моем рюкзаке, а вконец офигевшая Бася красноречиво топорщилась из переноски.

***

Местный алкаш Федюня нарисовался подле калитки бабушкиного дома едва мы ее за собой захлопнули.

— Федюнь, не знаешь ли часом, где б нам кикимору какую завалящую сыскать? — взяла быка за рога я.

— Тю, да тут их почитай в каждой избе по паре, — проявил осведомленность Федюня.

Лепреконы уставились на меня вопросительно. Я хотела было им прочитать лекцию о семантических вариациях и переносе смыслов, да не стала, все равно не поймут. Просто сказала, что согласно экспертному мнению Федюни, проблем с кикиморами у нас быть не должно. Сама, правда, я не была в этом столь уверена.

С тяжелым сердцем я вытолкала Федюню за ворота и отправила лепреконов растапливать баню. И как это я не заметила, что красные носы моих зеленых человечков и пагубная федюнина страсть обменялись понимающе-приветственными флюидами, далекими от культурно-языковых барьеров? Видимо, Дану временно помутила мой разум. Как бы то ни было, когда мы с Басей возвращались чистые и умиротворенные из парилки, над окрестными лугами вовсю грохотало троекратное «сланче».

Конечно, с утра мне так и не удалось растолкать этих чертовых лепреконов, пол ночи пытавшихся доказать Федюне, что «евойная» самогонка — полный отстой по сравнению с «ихним» виски. Пришлось нам с Басей, выдав зеленым алкоголикам по банке рассола, выдвигаться в рейд по окрестным лесам и полям в гордом одиночестве.

Скажу сразу, расстроенная предателями-лепреконами, я не подготовилась к поискам кикимор как следует. Не пролистала на ночь профильную литературу, не опросила сведущих людей и даже не загуглилась. И провал наш был ожидаем.

Целый день мы с Басей таскались по болотам. Совами ухали, задом наперед пятились, «чуфырь-чуфырь» на разные лады по сто раз исполнили. Все бестолку. Ни одной, ни самой завалященькой кикиморы так и не встретили. Ситуация осложнялась еще тем, что Басе надоело скакать по кочкам быстрее меня и добрую часть пути она проделала, сидя у меня на шее. Короче, устала я, как черт. Поэтому, наверное, не сразу приметила худенькую девочку подростка, сидевшую на пеньке у края дороги перед последним поворотом к нашей деревне. Если бы Бася не зашипела и не выпустила все когти аккурат мне в холку, я бы так и прошуршала мимо нее, погрузившись в размышления, каким изощренным пыткам я подвергну мерзких лепреконов, добравшись до дома.

— Ты меня зачем искала-то, Маш? — спросила девочка подросток, не поднимая головы от своей корзинки.

От неожиданности я запнулась об булыжник, Бася потеряла равновесие и, не переставая шипеть гюрзой, аккуратно свалилась прямо в корзинку.

— Тише, тише, бесовское отродье! Последних курей мне передавишь, — всполошилась «девочка». И тут я поняла, что передо мной самая настоящая кикимора. Как? Не спрашивайте. Просто поняла и все тут.

— Ну да, она самая и есть, — кокетливо проскрипела Кикимора, стараясь отцепить Басю от корзинки.

— Эээээ, а чего вы тут делаете? — оторопела я. — Мы все болота вокруг прочесали. Ноги сбили, глотки сорвали, вас ищущи. Сказки врут что ли, что кикиморы болотные?

— Да нет, не врут. Не договаривают, — Кикимора наконец отодрала несчастную Басю и вернула ее мне на шею. — Кикиморы еще домовыми бывают. По хозяйству мы. Курочек, вот, очень любим, — в глазах нечисти мне смутно почудился плотоядный блеск.

— Так чего надо-то? — Кикимора проворно спрыгнула с пенька. — Пойдем, по дороге расскажешь.

До бабушкиного дома мы добрались практически закадычными подругами. Лепреконы маялись головной болью на завалинке и приветствовали нас довольно вяло.

— Вот, нашла я вам местную нимфу. Быстро снимайте мерки и вперед, за работу, — я была зла и не собиралась этого скрывать.

Лепреконы, морщась и потирая затылки, сотворили из воздуха куски кожи, иголки и прочие портняжьи причиндалы и собрались было проводить даму в избу, не посреди ж улицы ей юбки задирать, как Кикимора неожиданно заартачилась.

— Погодите, уважаемые! Я чего тут подумала-то. На кой ляд мне ваши кожаные ботиночки?

Лепреконы начали раздуваться в праведном гневе. Брат Алаоис ухватился покрепче за волынку.

Кикимора, не обращая на них ни малейшего внимания, выудила из корзинки зеркальце, прихорошилась и продолжила: «На гору ведьм мы летаем босыми. Правила такие. А в остальное время я в лаптях хожу. Удобнее по курятникам-то. Сплетите мне новые лапти мужики, а? Старые совсем истрепались». В доказательство своих слов Кикимора приподняла полы юбки и пошевелила когтистыми пальцами, торчавшими во все стороны из видавших виды драных лаптей.

Мамочки мои! Что тут началось!

«Пресвятые Иисус, Мария, Иосиф», — богохульствовал Брэйди. Алаоис обещал при первой возможности скинуть нас всех оптом со скал Мохера в пучину морскую. Оба они, искрясь, как электрические скаты, порхали в воздухе, швыряли колпаки об землю и изящно матерились, видимо, по-ирландски.

— Слушайте, — вклинилась я в эту вакханалию, едва увернувшись от очередного проклятия. — Дану ваша никогда в России не была. Откуда ей знать, как здесь выглядят ботиночки для нимфы? Пошлем ей фото счастливой Кикиморы. Лапти отфотошопим в конце концов.

— Ты не понимаешь, — жалобно проскулили лепреконы откуда-то сверху. — Мы не умеем плести лапти.

— Мальчики, так я умею, — встряла в беседу Кикимора. — Айда в лес за лыком. Потом я вам устрою мастер-класс.

К концу следующего дня лепреконы, исколов себе все пальцы и исчерпав весь запас крепких словечек, сплели вполне годные лапти: со стильными перепонками из настоящей ирландской кожи и золотыми пуговками.

Расцеловавшись на прощание с довольной до безобразия Кикиморой и заручившись обещанием дружить домами, утомленные горе-сапожники отбыли на сеновал на заслуженный отдых. Я же приступила ко второму заданию.

Труднее всего оказалось поймать волынку. Она как будто предчувствовала, что произведение, которое я собиралась научиться исполнять, не совсем соответствует канонам классической ирландской музыки, и уворачивалась от меня, как снитч от Гарри Поттера. Спасла положение Бася. Она загнала волынку под диван, где та запуталась в паутине, и совершенно обессиленная сдалась на милость победителя. И даже немного подсказывала, когда я начинала путать ноты, дуть не туда и раздувать не те меха.

За завтраком мы с волынкой вполне сносно выступили с «Чижик-пыжиком». Может быть, кое-где и сфальшивили. Но что-то мне подсказывало, что богиня Дану никогда не слышала сию мелодию в оригинале. Во всяком случае всегда можно сказать, что это аранжировка такая.

Осталось найти горшочек с золотом. Для этого нам нужна была радуга. А лето, как назло, стояло сухое, и дождей в ближайшее время не предвиделось.

Тот судьбоносный вечер застал нас за партией в «дурака».

Лепреконы как обычно жульничали. Бася с неподражаемым покер-фейсом совала нос в чужие карты. А я пыталась придумать, как нам поэкономичнее вызвать дождь: труп, может, какой выкопать или отправить девственницу реку взборонить.

Идиллию нарушила ворвавшаяся в горницу возбужденная Кикимора.

— Собирайтесь. Быстро. Я договорилась. Лада вызовет дождь в соседней области, пока Перун на конференции, и перекинет свой пояс к нам сюда, на луг за деревней. Скорее, дождь будет очень коротким.

— Пояс? — ничего не поняли лепреконы.

— Пояс богини Лады и есть радуга, — завопила я уже из сеней, выбегая из дома вслед за Кикиморой. В какой-то момент мне показалось, что из-под ее юбки мелькают старые, стоптанные лапти. Нечисть поймала мой удивленный взгляд, слегка смутилась, прижала палец к губам и пробурчала что-то типа «надо же как-то помочь ирландским товарищам вернуться домой, а Ладе они пришлись как раз по ноге».

До луга мы домчались ровно в ту секунду, когда из-за леса на небо начала подниматься роскошная семицветная дуга.

Я присела в низкий старт. Мне нужно было успеть добежать до места, куда опустится радуга. Она укажет, где зарыт горшочек с золотом. Не то чтобы я была сильно меркантильной. Но любой девушке не помешает горшочек с золотом. На чулки там, помады, ирландского волкодава и Париж. Да, я всегда хотела собаку. Что такого?

Радуга коснулась земли, и я побежала.

Лепреконы кричали «оле, оле», Бася — «Маша — чемпион», а Кикимора что-то свое, кикиморское.

Я успела. Радуга позолотила кочку мха под раскидистым дубом и исчезла. Из-под кочки торчал пузатый глиняный горшок, доверху набитый золотом, которое прямо у меня на глазах превращалось в битые черепки.

На противоположной стороне луга меня встретили расстроенные Бася с Кикиморой. Лепреконов и след простыл.

— Надеюсь, лапти у Лады не исчезнут так же, как эти прохвосты, — всхлипнула Кикимора. — А-то мне несдобровать.

На следующее утро мы с Басей уехали в Москву, обменявшись с Кикиморой адресами и обещав писать друг другу по праздникам и больше никогда не доверять мужчинам, особенно если они зеленые и в колпаках.

***

— Брат Алаоис, ну неужели ничего нельзя было сделать? Она такая милая, хоть и худосочная. Так нас выручила.

— Прекрати, брат Брэйди. Ты же знаешь правила. Люди не должны касаться золота лепреконов.

— Ну ок. Давай подсунем ей неразменный шиллинг? Это же мы можем?

Погоди. Кажется, у меня есть идея получше

Алаоис пробормотал что-то про себя в бороду, погладил спящую Машу по голове, подмигнул Басе и растаял в воздухе, не забыв прихватить с собой Брэйди.

***

Проснулась я от громких чавкающих звуков.

— Что ты жрешь, скотина? — спросила я, не открывая глаз.

— Двулистный клевер, — промяукала Бася с набитым ртом.

Глаза открылись сами собой.

Вся комната была уставлена горшочками с какими-то зелеными растениями.

— Бася?

— Ну что? Я тоже хочу любви, принца и семейного счастья!