Лягушка

Подвалу пятиэтажки по улице Мира на роду написал кто-то быть клубом по интересам для взрослых и детей. Поначалу здесь открыли пивной бар «Штольня» — навезли гигантских булыжников и каменной крошки, развесили по стенам факела. Но скоро жильцы окрестных домов пришли к выводу, что краснолицые пахнущие шахтеры — соседи так себе. И тут еще Горбачев со своими комсомольскими свадьбами подгадил. Общительных горняков попросили ликвидироваться, болота и озера в парадных осушили, а штольня превратилась в детское кафе «Евражка». Егорка ходил сюда часто с друзьями, иногда навязывалась и Олька, но брать ее с собой была одна сплошная мука: этот злой поросенок всю дорогу вопил и верещал, и успокаивался только, набив рот профитролями и брусничным муссом.

Но потом исчезла и «Евражка». Некоторое время подвал стоял пустым, и темным, и скучным, а обследования показали, что ящика с печеньем или, там, коробки шоколада, никто впопыхах в его недрах забыл. Но однажды появился лысый дядечка — и открыл здесь зоомагазин. Это был первый в поселке зоомагазин, и все сразу пошли туда смотреть и делать покупки.

Оказалось, что зверей завезли не так уж много: ни обезьян, ни ядовитых скорпионов, ни шакалов к продаже не предлагалось. Так, хомяки да черепахи, да лысые кошки якобы редких пород.

Доктора Гошки купили в магазине лысую кошку. Угрюмый военком дядя Миша купил своему Андруше черепаху, которой Андруша сразу же приделал к панцирю пластилином башню от пластмассового танка. А Ольке папа купил рыб и лягушку. Олька тоже было потребовала черепаху, чтобы тоже чего-нибудь к ней прикрепить, но папа сказал строго: «Черепаха — это не факт!». В нашем доме, сказал папа, уже есть две черепахи и один хорек, и от рыб, по крайней мере, не будет столько шуму, а уж от лягушки тем более. Под черепахами и хорьком папа подразумевал, конечно, маму, Наташку и Егорку. Впрочем, брат и сестра — Олька проверила — на хорька и черепаху не отзывались, реагировали тычками, щипками и запихиванием жвачки в волоса.

Папа купил большой аквариум и целых 15 рыб: маленьких, потолще, и одного совсем толстого сома. И лягушку. Когда Олька в первый раз увидела этого желтого маленького монстрика с белым брюхом, она сказала «Бе». Пальцы на передних перепончатых лапках существа заканчивались черными, злобно загнутыми когтями. Но продавец сказал, что лягушка — существо беззлобное, совсем не хищное, и кормить ее надо рыбным кормом, червячками, да мотылями, да мухами.

— Что попало она есть не станет, — согласился папа. С появлением лягушки и остальных у него прибавилось забот.

Утро папа начинал теперь с ловли мух. Он передвигался по квартире со свернутой газетой в руках и распевал свою любимую песню, прерываясь изредка на меткие удары:

— Вхожу я в полутемную аллею, и грустно отчего — не понимаю (хлоп!), Любоффьушла — остался только пепел (тресь!) — и то его давно развеял ветер... — бам! Ну вот, нормальный ход, — радовался папа, сортируя помятые трофеи в пластмассовой крышке для консерваций.

Лягушка заботу ценила — загребая передними лапками, заглатывала насекомых. Дом превратился в аквапарк, а всех его обитателей папа сделал служащими.

Олька мух ловить не умела совсем — ленилась и боялась. Егорка мог, но он так при этом хлопал газетой, что мухи раздавливались, и этаких нетоварных насекомых даже лягушке выдавать было стыдно. Мама с Наташкой от охоты отказались вовсе по причине все тех же трусости и лени. Но все равно всем нашлось дел: менять воду, мыть аквариум, отмерять сухой корм для рыб...

И тут, в один прекрасный день, вдруг оказалось, что этих рыб в аквариуме поубавилось: трио самых маленьких, но не самых шустрых исчезло без следа. Папа срочно провел внутреннее расследование. Под подозрение первым, ясно, попал Егор. Во-первых, к аквапарку он проявлял наибольший интерес, а во-вторых — откуда, спрашивается, у лодыря и неумехи, не способного даже выстругать элементарной зубочистки, появилась такая распотрясная автоматическая пневматическая винтовка из бинт-резины и велосипедного насоса? От которой у Ольки уже синяки по всему животу?

Допроса с пристрастием Егор не выдержал, конечно. Сознался, что воздушка была куплена за кусок кожи для рогатки, выдранный из подкладки папиного кожаного плаща. Совсем и не заметно получилось. Надо ли говорить, что ребенок был предан анафеме и остракизму, отлучен от мух и аквариума и обруган самыми последними животноводческими терминами?

— Это не человек, а какая-то лягушка! — громыхал папа, избивая воздух кулаками, будто вколачивал невидимые дюбели, — Вы только посмотрите, как ведет себя этот невоспитанный хорек!

Дальше шло перечисление Егоркиных смертных грехов: пятками стучит, на табуретке сидит, «ножки подковырнув», еще и колбасу выкинул в форточку (тут Егор сам себя разоблачил: колбаса застряла на карнизе, и долго еще мозолила глаза, пока не стащили ее вороны). И плащ суродовал, да и в истории с рыбами явно не обошлось без участия этого никчемного деятеля, только лишь по недоразумению носящего гордую семейную фамилию.

Насчет гордости фамилии Егорка мог бы и возразить, потому что ему она казалось какой-то не особой, не круглой, толстой какой-то. Но он решил все же воздержаться, а то как бы ко всем тяжелым словам не прилетело еще и подзатыльника. Но несправедливое клеймо похитителя рыб заставило его возмутиться и завопить — Это неяяяяяяя!!!

— Молчи, молчи! — вызверился папа, — горсть соли засыпала рот болтливого раба! Тоже мне, разорался. Не нервируй лягушку...

Лягушка, тем временем, и не думала нервничать — она резвилась себе, то взмывая к поверхности аквариума стремительной желтой торпедой, то медленно опускаясь на дно неопрятным тухлым шампиньоном. А рыбы, тем временем, продолжали загадочно исчезать.

Впрочем, папа разгадал загадку быстро.

— Это все сом, тварь, — заявил однажды папа, — сом — хищная рыба, он и пожирает всех остальных. Надо срочно эвакуировать лягушку, и так она, я смотрю, какая-то затрепанная да покусанная сегодня. Видать вступила с этим толстым в неравный бой...

Настал день, когда в аквариуме остались всего двое обитателей — лягушка и сом. Держались эти двое подчеркнуто независимо друг от друга. И совершенно невозмутимо. В отличие от папы, который встревожился не на шутку. Первым делом он отказал сому в утреннем кормлении, аргументируя тем, что тот и так прилично нажрался мяса своих близких. Во-вторых, он решил нынче же вечером, не откладывая, отсадить прожорливую рыбину в пятилитровую банку из-под овощного венгерского ассорти.

Но прежде ассорти требовалось съесть, а рассол от него — выпить. Тут как раз к папе заглянул на огонек его старинный друг Катерпиллер по прозвищу Катар. По специальности Катерпиллер был трактористом, виртуозом тяжелой техники, а по призванию — нетрадиционным целителем. Увлекался уринотерапией, изучал травники и кодировал от пьянства запиранием пациентов в каптерке при дизельгенераторной. Но во взаимоотношениях земноводных и позвоночных Катар разбирался слабо, а потому папа посчитал его на данный момент человеком зряшным. К тому же Катерпиллер был записным занудой, и когда поздним вечером он был бесповоротно до поры изгнан — папа настолько был обессилен общением, что решил отложить процедуру разлучения сома и лягушки на утро.

Ранним утром следующего дня, приняв вовнутрь остатки рассола, катерпиллеровской настолйки из голубики на белых пробочках, и вооружившись сачком, сработанным из старого носка, папа хотел было приступить к делу, но... Ну да, он не успел. Лягушка, правда, плавала в аквариуме живой и невредимой, только до неприличия раздувшейся. А сквозь растянувшуюся на брюшке белую кожицу просматривался сом — он был проглочен целиком, со всей своей невозмутимостью, хвостом и плавниками.

— Хм, славная была охота, — ухмыльнулся папа и почесал мохнатое, поросшее черным ухо. Некоторое время он еще побеспокоился за лягушкино пищеварение, однако монстр сома усвоил вполне благополучно. За такие выдающиеся способности глава семьи полюбил лягушку пуще прежнего и, заявив, что мухи — это уже не факт, стал кормить тварь колбасным фаршем из банки. Лягушка потребляла его с удовольствием, азартно загребая передними мускулистыми конечностями и торопливо запихивая в пасть вываливающиеся обратно кусманчики.
6
Олька немного похныкала о сгинувших рыбах, но только немного: они ей к тому времени надоели, хотелось собаку или попугая, или лысую кошку. Справедливо рассчитывая на возмещение морального вреда, нанесенного мерзкой обжорой, Олька требовала от ее кормильца новые дары.

— Нормальный ход, дочка, — сказал папа, загружая в аквариум полную ложку колбасного фарша, — моряки об этом не грустят. Посмотри, как лопает, скотина. Не наварить ли нам с тобой компоту по этому случаю?