После смерти (продолжение)

Усталого участкового и нервную даму в солнцезащитных очках Светлана Леонидовна Монохром приняла на кухне. В залу не пустила — там ещё не выветрился смрад окончательно разложившегося Семёна Кильки. Весь, как есть, еёйный поблядун превратился в густую желто-зеленую зловонную жижу, впитался в ковер и паркет. Паркет внушительно набух. Вспучился, наполненный килькиной сущностью. И теперь непрерывно источал. Пах. Привычную к экзотичным ароматам Монохром сожительство с душком Семёна Петровича не тяготило. Но мудрая женщина понимала ограниченность соседских обонятельных способностей, потому приволокла с фабрики канистру экспериментального одеколона «Ночь над магистралью» — гениальную разработку сызранских парфюмеров. Продукт ещё не выпустили на рынок, в соцсетях ещё не рекламировали распивы. Ежедневно Светлана Леонидовна обрабатывала благоухающим составом залу. Удачно маскировала вторую и окончательную кончину Семёна.

Долго грустить над запоздалым подыхом Кильки практичной Светлане не позволяло самолюбие. Подумаешь, умер. Трахаться-то мне не расхотелось. Действительно. Трахаться Монохром стремилась пуще прежнего. Значительную роль в этой половой необузданности сыграл гормональный взрыв, состоявшийся сразу после разрешения Монохром от бремени. Роды прошли гладко, на том самом паркете, который теперь выпукляется посередь залы противным жировиком. Сначала серым дождем пролились на ёлочный лакированный узор околоплодные воды, затем вышлепнулся дитятко, влажно ударившись об пол. Несколько секунд мертвый живородец молчал. Монохром тогда несколько раз тыкнула его ногой. Дитятко зашлось старческим прокуренным кашлем, выхаркнуло сгусток черно-белой мокроты и раздышалось. В оконцовке вылез послед. Из него рачительная Монохром сварила бульон для первого прикорма ребенка. Молока в грудях Светланы не случилось.

Пока младенец, мирно похрапывая в эмалированном тазу, коротал свою первую ночь вне утробы, у Монохром в антрацитовом, как кузбасский уголь мозгу состоялся первый в её жизни розовый рассвет. Ей захотелось блядства. Того настоящего блядства, когда совокупление становится не очередным актом обоюдного милосердия, но яростной схваткой за выживание. Такого блядства захотелось Монохром, которое отменит всё, которое сотрёт из её черно-белого существования любой намек на посредственность и скуку. Ей захотелось блядства, которое поставит её саму на грань. А за гранью либо обожествление, либо смерть. Вместе с розовым рассветом состоялся сквирт. Непроизвольный, обильный, обнадёживающий.

Для поиска ёбыря Светлана Леонидовна скачала Тындыр. Заполнила анкету. Свою монохромность прикрыла фильтром в стиле разноцветной Харли Квин. Взаимная симпатия тренькнула судьбоносным оповещением на следующий день. То был гнедой жеребец с шикарной коричневой монобровью, с раздвоенным как у дьявола подбородком, с мутным взглядом пресытившегося шакала. О себе он писал:

Имя: Витя Артёмович Сердцеед

Возраст: 55

Город: Твой

Увлечения: Коллекционирую иранские диафильмы 80-х

Предпочтения в сексе: Высасываю из тебя боль, тревогу, уныние. Закачиваю в тебя всеблагое семя радости, очищения, добродетели.

Прочее: Поедаю сердца праведников. Буквально.

Монохром сдалась сразу и безоговорочно. Подписала капитуляцию, назначила на сегодня свидание, выбрилась от шеи до щиколоток, увлажнилась кремами и ещё раз сквиртом, подстригла на ногах когти, срезала с пяток триста грамм натоптышей. Зарядила в духовку угощение на ужин, надела белье без чиркашей, потом передумала и надела с чиркашами. Для пикантности. Смочила прыщавые подмышки «Ночью над магистралью». Облачилась в пижаму с лиловыми карасями — чудесный принт сызранской трикотажной мастерской. Приготовилась по разряду, по высшему, по лакшери, по кайфу. А тут эти заявились. Участковый и дама в солнцезащитных очках. Принюхиваются. Непонятно к чему. К подмышкам Светланы или к ужину в духовке.

— Гостей ожидаете? — спросил участковый.

Выглядел он неважно. Лицо тяжёлое, но не с похмелья. Просто такая у правоохранителя жизнь. В ней с лихвой бесчеловечности и преступно мало доброты.

— Ожидаю. Потому, понимаете, вам я здесь не рада. Спугнете ёбыря мовойного. А я не прощу. Я обожествиться намерена.

— Мы по другому вопросу, — вступила в разговор очкастая, солнцезащищенная. Говорила вежливо и искренне. — Мне неловко вас беспокоить. И сотрудник вот... Он не хотел идти. Но видите... Сигнал от соседей поступил. В органы опеки. Говорят у вас тут несанкционированно живой присутствует. Ну, то есть на его присутствие санкции не нужно. А вот то, что он жив, хотя и умер, это не по закону. Не положено же жить после смерти. Вы согласны? Знаком вам Килька С. П.? 

Монохром была согласна. И даже созналась бы в сокрытии неправомочно живого. Он все равно уже ёк. Но в любую минуту мог прийти Витя Сердцеед. Он ведь сердцеед и по фамилии, и буквально. Ему не за чем встречаться с законниками. Светлана соображала, а сообразив, покладисто произнесла:

— Вы вот что. Вы ж наверное голодные. Весь день по району бродить. И не накормит никто. Так у меня много. Я сейчас. — она вскочила, положила на стол приборы и тарелки, хлеба нарезала и огурец свежий кружочками.

— Нам не стоит злоупотреблять ваш... — участковый пытался отречься. Но Монохром действовала нахраписто, безапелляционно.

— Да мне не жалко. Мне в радость. Да за перекусом я вам все про Кильку этого треклятого и расскажу.

Укатала разговорами, уютом и аппетитом приманила, соблазнила вкусностью — слюнки потекли, а те, что не потекли — сглотнулись предвкусительно.

— Вы только скажите, вы праведники? — спросила мимолётно.

— Обязательно, — ответил участковый.

— Других у нас не держат, — согласилась дама.

— Тем более тогда, — обрадовалась Светлана. — Сам Бог велел вас привечать.

Монохром открыла духовку и вынула противень. Мясное запечённое благоухание заполнило кухню. Хозяйка поставила блюдо на стол, отошла за гостевые спины, сказала ласково:

— Ножи забыла подать. Сейчас исправлю, — задребезжала в ящике металлическим.

Густой гастрономический пар рассеялся. Участковый и очкастые органы опеки смотрели на противень. На нем в собственном соку блестело поджаристой корочкой тельце новорожденного. Оно лежало на животе. В спинке, по сторонам от позвоночника, из неглубоких разрезов торчали лимонные дольки.

Монохром Светлана Леонидовна синхронными движениями вскрыла глотки участковому и даме в солнцезащитных очках кухонными ножами производства сызранского завода «У — тварь и К°»

Розовый рассвет в антрацитовом мозгу Светланы занимался с новой силой, с новой яркостью. С новым напором очередной сквирт ударил в монохромные ляжки. 

Женщина встала у окна в ожидании Сердцееда. Душа ее пела:

«Больше некого ловить — всех, что надо я поймал,
Надо сразу, сразу вскрыть, чтоб никто не пропадал.
Ярко-желтые очки, два сердечка на брелке,
Развеселые зрачки, твое имя на руке»

Первая часть сказки https://alterlit.ru/post/42078/