Картина маслом

Эпиграф:

— Мадам, я буду танцевать с вами очень медленно.

— Но почему, это же энергичный танец?

— Чтобы не расплескать ваше декольте...

(продолжение истории читайте в памфлете

«Мальчишник в окрестностях Вегаса»).

Прим. Редакции: Не верьте.

Там будет совсем про другое.

Посвящается:

Господину Хорикава Ясукити, Дмитрию Соколовскому, Шесть Грустных Букв, Alterlit Developer, Дискурсмонгеру, Игорю Фунту, Олегу Поксу, MobilShark, oblong box, 13к, Гешину, Нематросу, Чёрному Человеку и

Казимиру Малевичу.

Ночь была так непроглядна, черна и пафосна, словно её нарисовал Малевич. Звёзд не было на небе. Там лишь желтел стеариновый круг полной луны. Желтел, но окрестностей не освещал. К Луне, от самой земли, утонувшей в безмолвной темени, вела широкая проселочная дорога. Но она была вымощена не желтым кирпичом, а гранёными эвфемизмами. Земной конец дороги терялся где-то в Китае.

Степан стремительно проснулся. Из положения лёжа в положение сидя он привёл свое тело молниеносно. Если бы его в этот момент видел сторонний наблюдатель, то наверняка бы отметил, что у Степана чрезвычайно развиты мышцы брюшного пресса. Да и рука тяжёлая. А то и обе. Поэтому сторонний наблюдатель, от греха подальше, перестал подглядывать ещё засветло и трусливо скрылся в камышах.

Степану вдруг захотелось восполнить прерванный сон непрерывной работой. Сделать что-нибудь полезное и нужное не только для себя, но и для общества. И он вышел в ночь...

Размышления об энтропическом дуализме глобальных геополитических трансформаций сильно отвлекали Степана от процесса разбрасывания коровьего навоза.

В третий раз заметив, что зашвыривает навоз прямо на соседское крыльцо, Степан остановился, расслаблено облокотился о вилы, и подумал: «Ведь не зря в народе говорят: «Синонимом слова "энтропический" является слово "энтропийный". И словарь синонимов русского языка народу вторит. Так почему бы мне не выпить?».

И даже великий Лао-цзы, который сказал, что будущего нет, есть бесконечность настоящего, в этот момент не смог бы отыскать ни одного весомого аргумента, чтоб возразить Степану. Ибо Степан на любое возражение Лао-цзы ответил бы цитатой из себя:

«Если на бескрайних просторах изумрудных пастбищ твоей безграничной мудрости начнет пастись хотя бы одна корова сомнений в правоте собственных поступков, ты будешь обречен до конца жизни заниматься лишь двумя вещами: размышлять об энтропическом дуализме и разбрасывать навоз».

Поэтому Лао-цзы не стал спорить и, не только сам поддержал Степана на пути к просветлению и совершенству, но и пригласил своего учителя Тай-Мина, который однажды изрек истину, достойную Экклезиаста: «Один мудрец выпивает в среднем в три раза меньше, чем могут выпить три мудреца, собравшись вместе».

А вот Экклезиаста приглашать не стали. Он в прошлый раз не рассчитал дозу и в пылу философской дискуссии сломал об Степана оглоблю.

Угомонились и заснули только под утро. Безо всяких словесных прикрас и стилистических финтифлюшек. Уснули прямо на голом энтузиазме, согреваемые непоколебимой уверенностью в правоте собственных поступков и тремя литрами «Абсолюта». И захрапели в свои философские глотки так, что аж зашумел камыш.

Когда от циклопического троекратного храпа уже начали гнуться деревья, из зарослей, крадучась, выбрался сторонний наблюдатель. Зябко кутаясь в длинный плащ, под которым не было ничего, кроме хорошего образования, он тоскливо подумал: «Если верить Тай-Мину, у которого Лао-цзы украл знаменитое изречение: "будущего нет, есть бесконечность настоящего", значит, и прошлого не существует. И это чистейшая правда!

Прошлого нет. Оно уже прошло, кануло в Лету, скрылось из глаз в пелене января. Остались только воспоминания современников, монографии историков, обветшалая домашняя утварь, осколки черепков. И Таня Буланова.

Дуализм, однако!».

За околицей, радуясь скорому рассвету, прокричали третьи петухи. Как оказалось — зря. Заказ на оформление сегодняшнего восхода солнца опять достался вездесущему Малевичу.