Ружьё на стене

В 1892 году А. П. Чехов поселился в подмосковном имении Мелихово. Жил затворником. Много работал, а из прислуги оставил только кухарку Глашу.
И вот как-то раз приезжает к нему в гости актриса Ольга Леонардовна Книппер. Называет Антона Павловича «милым усталым другом», курит папиросы, пьёт херес и задумчиво трогает клавиши пианино. Хрипло смеётся в ответ на вопрос: «Вы погостить или так, проездом?». Затем выбегает на улицу и возвращается с неопрятной собакой. Выкрикивает Чехову в лицо, — Любите её! Она так одинока!
После чего кутается в шаль и, рыдая во весь голос, уезжает.
— Актриса. Хрупкая ранимая натура, — виновато пояснил Антон Павлович оторопевшей Глаше. И, присмотревшись к псине, добавил, — Навестила и, в своём роде, подарила нам ружьё.
— Ружьё? — растерянно огляделась кухарка.
— Видишь ли, — Антон Павлович, почесал за ухом собаку. — Один британец сказал, что весь мир театр, а мы в нём актёры. Представь, что ты и я герои пьесы некого автора. Наша жизнь размерена и посвящена работе. Кажется, ничего внезапного произойти не может. И вдруг появляется Собака! Какова роль нового персонажа? Ведь он обязан что-то нести в себе, иначе его существование на сцене бессмысленно. Возникает вопрос — что сделает Собака?
— Будет двор стеречь?
— Нет, милочка, тут сложнее. Собака должна укусить! Понимаешь? И укус этот будет внезапен и неотвратим! Собака, как ружьё, которое висит на стене. Все к нему привыкли, не обращают внимания, но оно помещено на сцене не зря. И однажды бах! Ружьё стреляет. Не знаю почему, но стреляет, — Антон Павлович сел за письменный стол. — А дальше уже как автор решит... Выстрел, это побуждение к действию или некий завершающий аккорд?
Чехов задумался, склонившись над исписанными листами.
— Я тебе покусаюсь, мошенница, — Глаша опасливо погрозила пальцем собаке.
***
Надо сказать, что слова Чехова изрядно напугали кухарку. Она, ранее не особенно жаловавшая собак, начала сторониться псины и всячески её задабривать. Та, поспешив этим воспользоваться, сначала подворовывала, а затем просто стала отбирать понравившиеся куски. Бесцеремонно рылась в припасах, гадила в доме и каждый упрёк встречала грозным рычанием. Не встретив отпора, переселилась из двора на кухню. Изжевала выходные сапожки. Глаша, ежеминутно ожидая «внезапного и неотвратимого укуса», украдкой плакала и терпела. 
Но однажды...
— Антон Павлович, — кухарка, теребя передник, стояла у стола писателя. — Про ружьё, которое висит. Помните, вы рассказывали?
— Помню, помню. И что же?
— А может оно сломаться? Ну... висело себе, висело и от времени испортилось?
— Голубушка! — воскликнул Чехов. — Да почему бы и нет? Давай представим. Некий «маленький человек» годами покорно мирится с несправедливостью, но знает, что есть нечто, могущее изменить жизнь. Ружьё на стене! И вот герой, наконец, решается. Хватает его, а ружьё уже никуда не годно. Заржавело или отсырел порох. Не знаю. Важно, что грозное божество оказалось пустышкой. Трагично. Глубоко и трагично!
— Так может испортиться? — покрасневшая от напряжения Глаша ждала ответа.
— Знаешь, теперь кажется, что просто обязано!
Кухарка улыбнулась, прошла на кухню и, вынув из кармана фартука медный пестик, с размаху обрушила его на затылок собаки, поедающей говядину из кастрюли.
***
В оправдании Глаши добавлю, что псина вскоре выздоровела и превратилась в ласковую и немного грустную домашнюю собаку.