Черные сестры (часть 4)

Лиза

 

В тот день Лизе хотелось петь. Громко, до спазма в горле. И еще играть — прям до зуда в ладонях! Но три тридцать утра. Первый снег. Темно и тихо в подъезде. Тепло и сонно в квартире. Она знала: отец на дежурстве и дома только Арина.

Лиза покачнулась в прихожей, пальцы скользнули по стене. Она выудила медиатор из кармана куртки, тронула ладонью гриф гитары, ударила кусочком пластика — и струны зазвенели в унисон крику:

— Mama, I’m coming home!

Получилось красиво. Она с удовольствием повторила. Эхо умчалось на кухню. Лиза прислушалась. Систер не выскочила, не устроила психологический разбор ситуации, не определила состояние будущего пациента психушки. Странно. Даже обидно чуток.

— Я теперь Морана, слышь, систер! Научусь подрезать нити жизни и разбогатею, перееду на хрен на Остоженку. Офигительное место, скажу тебе...

Лиза икнула, пиво отрыжкой лезло обратно. Она отложила гитару, достала с полки замаскированную шарфами и перчатками книгу.

— Видала мою настольную книгу? Вот что надо читать, студент!
А ты сказки листаешь про клоунов из придуманной страны. Я — Подрезающая нити жизни, и это смертельно опасно для некоторых.

Пиво, мартини и косяк завершили головокружительный танец, расцеловались и выстроились в очередь на выход. Лиза судорожно дернула дверь туалета, успев крикнуть в пустоту коридора:

— Не боись, Майонез, тебя не трону!

Книга выпала из рук, и Лиза, содрогаясь, зависла над белоснежным фарфоровым овалом.

Первая плитка свалилась ей на спину, соскользнула на пол и разлетелась вдребезги. Вторая грохнулась на затылок, третья чиркнула по уху, едва его не отрезав.

— Блин! — взревела ошарашенная Лиза и рывком отстранилась от унитаза, расплескивая рвотные массы и вытирая рукавом подбородок. — Чё за хрень?

Она попятилась, попыталась ругнуться, но салатовые пластинки из верхнего ряда слетали, словно бабочки в июльскую жару. Плитку будто отталкивали от стены невидимые пружины. Бам, бам, бам! Керамические квадраты падали на унитаз, на пол, на раскрытую книгу, на голову Лизе и разбивались на куски.

— Черт! — заорала Лиза, мгновенно трезвея. — Майонез, мать твою! Вставай!

Она с воем влетела на кухню, захлопнула дверь. Судорожно выстроила баррикаду из стульев.

Отторжение ремонтных работ в туалете закончилось.

Арина примчалась минуту спустя. Она слышала Лизкино концертное выступление, но знала, что без толку реагировать: судя по голосу и поведению, сестренка в состоянии острой алкогольной интоксикации, когда человеку все до фонаря.

Да и потом, никогда ее Лизка не слушала. И кличка Майонез противна, не заслуживает она такого. Подумаешь, страдает пристрастием к продукту! Она и не отрицает, и даже бороться начала, уже три дня как. Готова, так сказать, обрести в слабости силу. Размышления вспыхнули, пронеслись в голове ветром, пока Арина прошагала пять метров до кухни.

— Поори, разбуди соседей! Дверь открой уже, это я.

Сестрица разгребла стулья, выпустила в коридор струю сигаретного дыма.

В раскрытое окно влетали снежинки. Арина поежилась. Захлопнула створки и поставила чайник.

— Выкладывай, полуночница, что случилось.

— Чего выкладывать? — огрызнулась Лиза. — Плитка, блин, отвалилась в тубзике. Будто со стены сковырнули. Прикинь? Паранормальное это. И в тему, я те скажу. Сегодня как раз время подобных инсинуаций.

— Мы полгода в ненормальном существуем, а ты и не заметила, инсинуация, — вздохнула Арина и пошла в туалет.

Спустила воду, закрыла крышкой облеванный ободок. Под потолком тянулась полоса серого бетона с пятнами клея, пол был усеян осколками. Унитаз цел — уже хорошо.

Арина подняла книгу. «Сад Демонов». Ничего себе!

Аромат кофе затопил кухню, и неудивительно, что с кружкой только Лиза.

— Единоличница.

— Прислуги нет. Чё там?

Арина положила книжку на стол:

— А тут не пишут ответы?

— Это вообще про другое.

— Понятное дело. В туалете, Лиз, просто отвалилась плитка. Может, приклеили плохо, такое бывает во время ремонта. Например, клея мало. Или дело в сырости.

— Не, систер, все ни хрена не просто! Плитку Курбан клал, а он сдох, кстати, если ты помнишь. Это его дух злится. Папаня ему недоплатил, наверно?

— Откуда я знаю? У отца и спроси. И потом, Курбан не сдох, а помер. Это человек, а не крыса. Ты, кстати, прибери в туалете, воняет.

— Утром, о’кей? Не сейчас. Хреново мне.

— Ха! — Арина плеснула кипятка в кружку с растворимым кофе, кинула сахару. — Не удивлена. Что за праздник? День обдолбанного гота?

— Прикалываешься? Мы дурь не употребляем. Мы, готы, люди приличные, челы отличные, не любим пошлости и ограниченности.

Черные губы расплылись в ехидной улыбке, отчего сестра стала напоминать лицом ведьму Малефисенту из одноименного фильма.

— Сегодня Вальпургиева ночь, систер, время призраков, вот они и ломятся. Открываются границы между нашим миром и потусторонним. — Лиза театрально взмахнула руками. — И духи собираются на праздник.

Арина опустилась на стул, хотя рассчитывала пойти в кровать, пока не ожил молоток в затылке.

— А чего испугалась тогда? Как раз начало праздника, проход черти ломали, разве нет? А ремонт духи будут делать? Или зомби позовешь?

— Систер, иди на хрен с ремонтом! И не испугалась я — так, больше от неожиданности. А вообще, забавно, что такая фигня у нас происходит. Научиться бы ею управлять, а, систер? Или подружиться...

— Ага, ты уже подружилась — с унитазом.

Арина зевнула. Некстати вспомнилась старуха в лифте. А теперь вот плитка... И почему все крутится вокруг их квартиры? Вопрос.

— Вали спать, управитель духов! Тебя с утра толчок ждет — почиститься к празднику.

 

Лизка ушла, забыв на столе книжку, пачку сигарет и зажигалку с черепом. Арина не курила, в отличие от родных, и не испытывала ни малейшего желания пробовать. А вот книжка привлекла. «Сад Демонов», роскошное издание в плотном кожаном переплете, шестьсот страниц. Стоит небось как самолет. Арина полистала, посмотрела содержание глав. Мама дорогая! Это вам не Роулинг и не Берн.

Она снова почитала оглавление, уже внимательно, не торопясь. Странное, притягательное и одновременно страшное содержание.

Зачесалась рука, и Арина завернула рукав. Пятно налилось густой краснотой. Фигня какая-то с этой аллергией — на что реакция, непонятно. Она захлопнула книгу, положила сверху сигареты, зажигалку, отодвинула в сторону. Не ее тема — мистическое, ей достаточно Роулинг для развлечения и психологии по учебе и работе. Правда, не шла из головы Вальпургиева ночь.

 

День прошел тревожно, муторно, в каких-то предчувствиях, суматохе, в беспокойстве, но без головной боли. Даже странно, что без нее.

Арина вычитала в интернете, что Вальпургиева ночь приходится на первое мая, и с души отлегло. Ошиблась Лизка. Правда, попутно выяснилось: именно сегодня День мертвых, праздник мексиканцев. Ну да где они, а где Мексика.

Перед сном вновь всплыла бабкина история. На будильнике была без пяти полночь, и семейка мертвяков в полном составе полезла Арине в голову. Она нарисовала себе Зойку, черную лицом... Ваську на веревке, с синим языком...

«Тьфу ты, на моей же лоджии!»

Арина вздрогнула: померещилась тень за окном. В вензелях на обоях чудились руки, ноги, вываленный язык, вытаращенные глаза. То ли шепот в углу, то ли ветер на улице. Дождь еще этот не заканчивается, все стучит и стучит в окно... Тоска прямо.

Никогда она темноты не боялась, но закуталась в одеяло, поджала ноги к животу. Не спалось. Чтобы отвлечься, взяла томик Берна «Люди, которые играют в игры», читала, пока не ткнулась лбом в страницы. Так и уснула с книгой.

Оно застучало, заскреблось в окно посреди ночи. Арина спросонья вжалась в угол, дыхание перехватило, в затылок привычно ударило, и мурашки покатились волной вверх от поясничного отдела.

Светильник вырубился. Шторы такие плотные, что и луны не видно. Темень. Когти заскребли по стеклу — или кажется? Нет, правда звук будто когти или нож. Словно кто водит тупым лезвием туда-сюда, медленно так и вдумчиво.

Арину зазнобило, затрясло, застучали зубы, пальцы скрючило — до выключателя не дотянутся.

Звуки стихли, и ее отпустило. Она откинула одеяло. Подмышки намокли, ночнушка прилипла к спине. И тут — звук. Жалобное тонкое мяуканье потянулось из-под кровати, заползло в уши. Арина замерла. Захотелось нагнуться, посмотреть котеночка — небось проголодался маленький или замерз...

В затылок шарахнул молоток.

«Какой котик, дура! — взревел внутренний голос. — Сроду кошек в семье не держали».

Арина нырнула на кухню, бросив одеяло и забыв про тапочки. Захлопнула дверь трясущимися руками, приперла стулом. Не факт, что поможет, но все же защита. Перевела дыхание, прямо как Лиза вчера. Что это было — прорыв чертей в реальность все же случился?

Арина налила воды, проглотила таблетку успокоительного. Вот Лизка зараза! Накаркала всякую фигню, сама не вернулась, а тут, блин...

Арина присела за стол. Кофе, кофе, кофе... И вспомнила.

Котенок в ее жизни случался только раз, еще в старом доме. Мокрое создание белого цвета с пятнышком на лбу она подобрала возле помойного ящика во дворе. Животинка жалобно пищала, и не взять было сложно. Мать ворчала, Лиза придумала имя — Дохлик, отец и вовсе проигнорировал. Арина выхаживала малыша две долгие ночи и два дня. Дождливым вечером отнесла трупик к тому же мусорному баку. Котенок был слишком слаб, а ветлечебницы в поселке не имелось.

Кофе остыл. Мозг Арины кипел, словно чайник. А если это как-то связано с рассказом старухи-соседки? В какую историю они вляпались с этой квартирой, с семейкой покойничков? Что вообще творится, черт возьми?!

Она поежилась, открыла ноут и ковырялась в Сети до рассвета.

Семейное

На работу Арина не поехала. Захотелось проговорить все вслух, поделиться, разобраться, разложить по полочкам, получить совет. Подумала о бывшей однокурснице Варваре, но постеснялась даже звонить: вдруг не поймет, засмеет, сделает неправильные выводы. Лиза не в счет. Отец? С ним и на бытовые темы редко поговорить удавалось, не говоря уже о личных. Получая в избытке негативное общение на работе, дома отец отгораживался книгами. Читал больше про приключения и путешествия, мешал Лондона с Хейердалом, Шеклтона с Симмонсом, Кракауэра с Обручевым. Когда надоедали и книги, нырял в бутылку.

Мать снимала квартиру в Лианозове, прислала адрес в WhatsApp. Оказалось, ближе человека и нет, и это нормально: все же мать.

Сидя в такси и глядя на раскисшие серые улицы, Арина решила все сразу не вываливать, исключительно вчерашнее. Хотя про предыдущих хозяев спросить надо.

Но как-то так получилось, что начала как раз вопросом о жильцах. Мать только проснулась, слушала невнимательно, нервно курила. Что-то свое тревожило.

— Я, Арин, хозяев толком не помню. Ну морды синюшные — это факт. Мужики вроде молодые. Двое прописаны были. Что до этого происходило — ну кто же знает? Если повторится то, что ты рассказала, надо батюшку вызвать, квартиру освятить. Есть у меня один на примете. Сама позвать хотела, да отец на дыбы встал. Короче...

Мать вспорхнула со стула, умчалась в комнату. Арина оглядела кухню. Лилии на столе, аромат божественный. Светлые обои с вензелями, плитка под мрамор, мебель в стиле модерн, техника «Бош» да «Сименс». «Совсем другой коленкор, — вздохнула Арина. — Представляю, какая у нее спальня!» И встряхнулась, ощутив привкус зависти. «С подобными чувствами надо бороться нещадно, — учила их мудрая Софья Абрамовна. — Не давайте им в себе прорастать — и будете вознаграждены миром в душе». Арина старалась, но иногда вот капельки просачивались.

— Нормально ты устроилась, — кивнула матери, когда та вернулась. — И телик в полстены. Круто.

Мать не смутилась:

— Приезжай почаще. Я в партии на хорошей позиции. Дай время — и тебя пристрою.

— А «мерседес», что возле подъезда ждал, однопартийца?

— Арин, мать допрашивать — невежливо.

Она протянула дочери свечку, бутылку с водой, развернула полотенце, в котором оказалась икона. С иконы на грешный мир скорбно взирал какой-то изможденный старец.

— Поставишь на тумбочку или на полку. Вечером свечку зажги. Святой водой сбрызнешь углы и молитву прочитаешь вслух, вот на листочке. Отец Пантелеймон писал.

— Это кличка однопартийца — Пантелеймон?

— Не паясничай.

— Ладно. Хорошо тут у тебя, мне нравится. Спасибо за помощь.

Мать чмокнула дочь в пухлую щеку. Прижала к себе.

— Поезжай, Арин, пора мне. И поменьше мучного, расползаешься. Сахар контролируешь? Следи за собой.

Арина фыркнула:

— Я в норме, ма. Как и сахар.

 

Потустороннее

Арина сделала все, как наказала мать, и даже больше. Обрызгала углы в комнате, на кухне, в спальне отца, зажгла свечу и поставила у себя на тумбочке перед иконой. В дополнение прочитала молитву перед сном. И спала спокойно, без происшествий несколько дней подряд.

Ее все-таки распирало от желания поделиться произошедшим с Лизой, но та с вечера запиралась на ключ в своей комнате. Не реагировала на стук и не выходила на кухню. Лишь на третий день Арина перехватила сестру. Лизка выглядела неважно: сухие губы, блуждающий взгляд, резкие, дерганые движения.

— Чё хочешь, систер?

Арина рассказала о скрежете в окно, о разговоре с бабкой в лифте, но как-то сбивчиво, путано, стесняясь собственного страха, боясь показаться неуверенной. Лизка слушала вполуха, застряв в своих раздумьях.

— В ванну иди, систер, соленой воды налей — и спать, — буркнула Лиза. — Там не достанет.

Вот так помогла! Арина вскочила. Щеки пылали от стыда за собственную слабость.

— Ну спасибо! Клянусь, больше ни вот столечко не расскажу! Сестренка, блин...

— Да и срать мне, поверь. Я сейчас серьезные вопросы решаю, очень крутые. Не до тебя.

На том и разошлись.

 

Свеча воняла ладаном, Арина перенесла ее и икону на кухню. В полночь завалилась Лизка и минут двадцать шарахалась по квартире, хлопая дверями. До часа ночи Арина смотрела комедию, стараясь отвлечься, потом вырубилась, оставив на столике мерцающий светильник.

...Проснулась от холодного прикосновения. Приподняла голову с замиранием сердца. В комнате висел запах пожухлой травы, сырости, будто не комната это, а лес дремучий. В окне, распахнутом настежь, трепетала вздутая сквозняком занавеска. Край одеяла был откинут, Арина видела свое оголенное колено — и ощутила, как вдоль лодыжки заскользило что-то холодное, влажное и противное. Она не видела сущность, только чувствовала.

Рывок до спасительной кухни уместился в три секунды. Арина визжала, словно сирена в порту, примчалась даже Лиза, привыкшая к шуму разного рода. Соседи снизу вежливо постучали по батарее. И снова таблетки, дым и вонь сигарет, кофе и всхлипы до утра.

Сестры восстановили статус-кво, а топор негласной войны кинули в мусорное ведро.

Лиза, прослушав заново, уже внимательно, всю историю, начиная со встречи со старухой, в этот раз пришла в состояние невероятного возбуждения. Хлопала себя по худым ляжкам и мурлыкала, казалось, от восторга. Арина отметила это для себя как экзальтацию среднего уровня, то есть неестественное воодушевление без веских причин.

— Вау, систер, это ж подарок судьбы! Черные силы! Зло! Офигеть! Круто! Да знаешь, какие вещи можно творить, если ты на их стороне?! Да я такое вычитала в книге про демонов! Там поэтапно расписано, как себя вести и прочее. И заклинания, и молитвы — все разнесено по этапам... Ох, блин, Арина! Главное — не обделаться в первые пять минут, когда на контакт выйдем, а потом, Арин, чума просто! Чума! Заживем... Остоженка проявилась на горизонте. Возьму квартиру с видом на сквер, этаже так на третьем. Прикинь? Метров на сто раскинусь...

— Ты можешь помолчать?!

От диких речей младшей Арина впала в паническое состояние, ощутила постукивание молоточка в затылке и привычно схватилась за анальгин. Она, конечно, предполагала, что Лизка голову не нагружает, хотя и учится достойно. Но прежние увлечения сестры выглядели мило — та же гитара и рок-музыка, например, — и включения в этот круг острых добавок типа алкоголя, сигарет и, вероятно, секса хоть и вызывали тревогу, но не более того. А сейчас-то полная пурга в котелке! Контактерша, блин, полоумная...

— Лиза, ты, когда сюда бежала, башкой о стену не шарахнулась?

Лизка поперхнулась кофе:

— Не поняла?

Арина вскипела:

— А ты вникай! Соображай, когда пургу несешь. Ко мне барабашка скребется, в кровать лезет, а она о встрече с ним мечтает! Ты совсем очумела? С кем контакт? Ну пускай к тебе в трусы залезет — я посмотрю. Можешь у меня в комнате ночевать, кстати.

— А ты не ори, — совсем не обиделась Лизка, и это обстоятельство охладило Арину. — Сожри еще анальгину, полегчает. Ты вот критикуешь, а сенсорное голодание знаешь какие двери открывает перед человеком? Охренительные, Арин! Уникальные, если твоим языком.

— Догадываюсь, Лиз. Только это не двери, это калитка в психушку. Завязывай с этим, а?

— Арин, слышь... — Лиза наклонилась и зашептала доверительно: — Ты его не спугни только, хорошо?

Арина едва сдержалась, чтобы не заорать матом. Щеки задрожали, ладони вспотели. Хотелось схватить сестренку за ворот серого халатика, потрясти, как котенка, вернуть в реальность разговора.

— Кого «его», Лиза? — Она и не заметила, как перешла на крик.

— Тсс! — приложила палец к ее губам Лизка, и в глазах мелькнуло злорадство. — Ты не бойся. И не ори. Я тебе потом кое-что расскажу, не сейчас. Мне сообщество особую тему доверило. Я теперь, знаешь ли, не просто Лизка-зубочистка!

И сестра скривила рот в жесткой и злой усмешке.

Слово «зубочистка» вызвало в памяти Лизы образ Маши Старовойтовой, одноклассницы из новой школы, выпендрежницы и по совместительству дочери мэра одного из северных городков России. Девочки звали ее Мэри. Жесткая в общении и острая на язык стерва. Длинноногая, узкоглазая, она ходила в приталенном черном платье, с пышной прической, с изящным пирсингом в нижней губе. Считала себя королевой. Папочка-толстосум прикупил ей отдельную квартиру в элитном загородном квартале на берегу канала, и у нее единственной в школе был БМВ с личным водителем. За Мэри таскалась кучка верных пажей и прислужниц из числа одноклассников и прочих. Но сама она проходу не давала новоприбывшей Лизе, донимала по разным поводам. То ее место займет, то рюкзак с парты скинет, то в инсте гадость напишет, то толкнет невзначай в столовой, то съязвит прилюдно, то обзовет... Лиза поначалу внимания не обращала, хотя было обидно. Но когда она познакомилась с Бальбо и влилась в сообщество готов, где Мэри, как оказалось, тоже занимала позицию королевы, обидно стало вдвойне. Своя же, зачем так?

Это Мэри нарыла ненавистную кличку Зубочистка, прилипшую к Лизе еще в старой школе. Лиза предполагала, что виной происходящему Валька из параллельного класса. Худой очкарик тусил в сообществе готов на особых условиях: не красил волосы, одевался просто и стильно, не поддакивал Бальбо и не таскался за королевой. Красотка Мэри делала вид, будто покровительствует Вальке. Но Лизка слышала восторженные перешептывания одноклассниц: отец Вальки замутил крупный стартап в Калифорнии, получил гражданство и ждет, когда сын окончит школу и воссоединится с семьей.

Бальбо говорил, на Вальку очередь из девчонок, но Мэри вне конкуренции и своего не упустит. Лизке было пофиг, а вот Валька несколько раз навяливался проводить ее до подъезда и даже пару раз заходил — типа в гости.

Рассерженная не вовремя всплывшими воспоминаниями о королеве, Лиза ушла в комнату, захлопнула дверь, навалилась на нее спиной. Сжала кулаки, и длинные ногти впились в ладони. От ярости ее бил озноб.

— Сука...

Лизу еще сильнее затрясло, она со всей силы вмазала пяткой по дверному полотну. И еще, и еще!

— Сука! Сука! Сука!..