Мой лучший друг — Сашка Непляев, это правда.
Я прихожу к нему домой и стучу кулаком в дверь.
Если открывает его мамка, я спрашиваю:
— А Сашка выйдет?
Если открывает отец, я вежливо говорю «позовите Сашу», потому что сашкиного отца я немного побаиваюсь.
А если Сашка сам открывает дверь, я обычно говорю:
— Непляй, айда на балку!
Через минуту мы уже бежим по пыльной дороге, мимо водопроводных колонок, виноградников и теплиц — туда, на окраину города.
Карман непляевских брюк сильно топорщится — там лежит большой кусок серого хлеба.
Когда мы проголодаемся, Сашка сначала даст откусить мне, потом откусит сам, потом опять мне. И так до тех пор, пока хлеб не кончится...
Балка — наше любимое место. Там много чего интересного — старая свалка, заросли алычи и абрикосов. Там — запах свободы!
Сашка рвёт незрелую алычу и морщит нос.
— Непляй, опять живот скрутит!
— Не ной, Пончик!
Пончик — это я.
Наверно, потому, что баба Клаша закормила меня вкусными украинскими борщами с пампушками. А ещё — галушками со сметаной.
Хотя сметана — это редко, это только по праздникам...
Непляй снова ест незрелую алычу.
А я что? Я — как Непляй...
Можно подумать, Сашку дома не кормят.
Кормят, конечно, но Сашке не хватает. Может, поэтому он постоянно грызёт ногти?
Нос у Непляя всё время шелушится, видимо, от жгучего крымского солнца.
А ещё Сашка умеет материться.
Я тоже умею, хотя мне не нравится.
Один раз, случайно, при мамке я сказал матерное слово.
Мамка размахнулась и ка-а-ак даст по губам!
— Ах, ты паразит! Смотри у меня!
Материться мне теперь совсем расхотелось...
Сашка старше меня на целых девять месяцев, поэтому много чего умеет.
Он умеет делать танки из шпулек от ниток; он умеет красиво плеваться, а ещё — честно обманывать.
Сашка смотрит прямо в глаза, врёт и не моргает, поэтому все ему верят.
Я так врать не умею, потому что всё равно моргаю.
Один раз мамка спрашивает у Сашки:
— Ну, и где ты весь день шлялся? Опять на балку ходил?
Сашка сразу перестал моргать и говорит:
— Мы евойной мамке помогали...
И на меня головой кивает.
— И как это вы помогали?
— Мы, — говорит Сашка, — весь день рыбу потрошили... У Пончика... ну, у Мишки то есть. Евойный папка много рыбы нарыбачил...
И опять не моргает!
А я моргаю и, бывает, даже краснею... А Сашка краснеть не умеет — я ни разу не видел.
Вчера он пришёл ко мне очень рано, и это было сильно подозрительно.
Мы спрятались с ним в саду, в беседке под виноградом, и Непляй зашептал прямо в ухо:
— Глянь, чё пацаны за балкой нашли...
Он разжал ладонь — на ней лежали железные штуковины.
— Это что?
— Это патроны... Настоящие!
Я взял патроны и зачем-то их понюхал.
Они пахли точь-в-точь как наш старый железный рукомойник.
— Ух ты!.. Немецкие или наши?
— А фиг его знает, — ответил Непляй. — Сегодня взрывать пойдём!
— Как это?
— Как, как... по правдашнему! — разозлился Сашка.
За балкой собрались мальчишки постарше, человек двенадцать.
Дело близилось к вечеру, с моря дул лёгкий бриз.
Пахло пылью и коровьими лепёшками.
Мальчишки уже развели костёр и стояли возле него полукругом.
— Ну что, мелюзга, взрывать будете? Или робеете? — спросил высокий и сильно загорелый мальчик.
— Сам ты мелюзга, — с вызовом ответил Непляй.
— Ха-ха! Ну, давай, а мы поглядим...
Я всегда был вторым, после Непляя, но не в этот раз.
Почему-то теперь я решительно шагнул навстречу костру и бросил патроны в огонь.
— Берегись! — крикнул Загорелый.
Мы укрылись в небольшом овражке и затаили дыхание.
Но ничего не случилось... Мы вернулись обратно.
— Отсырели, наверно... Теперь ты давай, — сказал Загорелый и, прищурив глаза, посмотрел на Непляя.
Непляй сплюнул и тоже бросил патроны в огонь.
Мы залегли в овраг и закрыли головы руками... Опять тишина...
Непляй громко матюкнулся:
— Айда, глянем, может дров надо подкинуть...
Сашка пошёл первым, я — за ним.
И тут жахнуло!
Я испугался и как будто окаменел.
Непляй схватил меня за руку и крикнул:
— Бежим!
И мы побежали.
За нашими спинами послышался громкий свист и улюлюканье...
— А Сашу позовите, — попросил я на следующий день непляевскую мамку.
— Ты в порядке? — спросила она и ласково погладила по голове. — Проходи, Мишенька, он в спальне... Несчастье-то какое! Мамка, небось, расстроилась?
Мне почему-то стало не по себе, я весь покрылся потом, но вошёл в дом.
Сашка лежал на старой раскладушке.
На лице его был небольшой ожёг, светлые брови и волосы слегка обгорели.
Рядом, на стуле, висели сашкины штаны. На них было видно несколько чёрных дырок, с подпалинами.
— Непляй, ты чё? Заболел?
— Та не-е-ее! Это я от мамки хоронюсь, шоб не ругалась...
— И чё?
— Я наврал, что у вас дома примус загорелся и пожар начался. Вот я тушить помогал...
— А вдруг у моей мамки спросит?
— Не спросит! Ты же знаешь, они год как не разговаривают...
— Ага! Потому что ты сказал, что это я всю черешню у дядьки Павла оборвал. Так мамка моя и не поверила...
— А хто? Ты и оборвал!
И Непляй, не моргая, уставился на меня своими синими глазами.
— Вот ты гад, Непляй! Вместе же рвали!
— Да пошёл ты...
— Ты мне теперь не друг, — сказал я и выбежал из комнаты.
Слёзы злости и обиды навернулись на глаза.
Теперь мы с Сашкой не дружим, целых два с половиной дня.
Я слоняюсь из угла в угол и не знаю, чем заняться.
Вдруг слышу — стук в окно. Выглядываю — никого... И снова стук... Что же это такое, а?!
Выбегаю во двор и вижу: к раме окна прибит гвоздик, к гвоздику привязана нитка, а на нитке висит картошка.
Другой конец верёвки тянется к старой сливе. А за сливой... стоит Сашка!
Он дёргает за нитку и картошка стучит по стеклу.
Кто хошь напугается!
— Что, Миханя, напугался?
— Ещё чего!
— Глянь-ка, что у меня есть...
У Непляя в руках — монетка:
— Десять копеек! Мамка дала, айда в гастроном!
— Ща, я только дом закрою!
Мне пришла в голову идея...
В нашей горнице стоял огромный, как слон, старинный комод.
Я придвинул к нему табурет и открыл застеклённую дверцу.
Там, в тёмной его глубине, в деревянной шкатулке, лежали деньги.
То отец, то мамка клали туда с зарплаты монеты, а иногда — бумажки.
Я взял самую красивую бумажку красного цвета и прочёл по складам: «де-сять руб-лей».
Теперь и я что-нибудь куплю в магазине!
В гастрономе никого не было.
Толстая продавщица в белом накрахмаленном колпаке, зевая, спросила:
— Мальчики, вам чего?
Непляй протянул монетку и важно сказал:
— Взвешайте вон те, жёлтые горошки...
Продавщица взяла в руки совок и зацепила им из ящика вкусные конфетки.
Потом на одну сторону весов поставила маленькую гирьку, а на другую — чашку, в которую и высыпала горошки.
Мы с Непляем смотрели, как движется стрелка на весах туда-сюда и сглатывали слюни.
Потом продавщица взяла из-под прилавка хрустящую бумагу и свернула небольшой кулёк. В него она высыпала жмень конфет и протянула Сашке:
— Держи, мальчик!
Я был намного меньше Непляя ростом, а прилавок оказался слишком высоким для меня.
Поэтому я встал на цыпочки и вытянул руку с денежкой:
— Тётя, взвешайте, пожалуйста, такие же конфетки...
Продавщица взяла десять рублей, внимательно посмотрела на свет.
Потом проворно выскочила из-за прилавка и схватила меня за правое ухо.
— Где взяв деньги, малец? Украл?
— Больна-аа! — закричал я. — У мамки взял, в шкатулочке...
— А ну, геть домой! И шоб деньги положил туда, откуда взяв! Я приду и у мамки спрошу, понял?
Я заплакал и выскочил из магазина, Сашка — за мной.
— Не реви, Пончик! — и Сашка протянул мне кулёк с конфетами...
Деньги я сразу положил обратно, в шкатулочку.
— Ты в другой раз десять копеек бери — это вернее... Конфет купишь! — поучал меня Непляй.
— Ладно, — вздыхал я и прикрывал рукой правое ухо.
— А твои десять рублей были не настоящие! — сказал Сашка, и я с ним согласился...
Настоящие или нет — не знаю, только после этого случая деньги без спроса я не беру.
Ни у родителей, ни у знакомых, ни у чужих людей.
Пусть даже эти деньги будут лежать на самом видном месте...
В этом году Сашка Непляев идёт во второй класс, а я — в первый.
Ура! Я давно хотел в школу, и чтоб новый ранец — за спиной; и чтоб новые, пахнущие краской, учебники и тетрадки.
И чтобы за партой со мной сидела самая красивая девочка с нашей улицы — Маринка!
И чтоб она просила меня поточить карандаш или поменять чернила в чернильнице...
А я бы после школы нёс её портфель до самого дома...
Сашкина мамка с моей, наконец-то, помирились.
А дело было так...
Непляй, накануне первого сентября, говорит:
— Слушай, Пончик, давай наших мамок помирим.
— А как?
— Ты своей скажешь, что моя мамка в гости зовёт. А я своей скажу, что твоя зовёт...
И чтоб в одно время, в шесть часов вечера.
— А я время не выучил пока...
— Эх, ты — темнота!
Непляй уже научился время по часам определять, а я никак не мог понять, когда без пяти час, а когда — половина первого.
— Тебе, Михаля, ничего понимать не надо! Ты просто скажи ей про шесть часов и всё...
Сашкина мамка и моя встретились на улице. Поздоровались... Разговорились...
Моя мамка много интересного узнала от непляевской и наоборот.
Потом сашкина мамка всыпала Непляю ремня, а моя мамка — мне.
Но не больно, а так, чтобы знали...
Зато они помирились!
— Посмотри на Мишу, какой хороший мальчик растёт, не то что ты — баловник! И вежливый, и спокойный, и учится хорошо.
А мне теперь Сашку ставят в пример:
— Вон Сашка, твой друг, всё успевает: и в саду помочь, и рыбы натягать, и в магазин сбегать... Не то, что ты — увалень.
Ну и ладно, ну и пускай!
Всё равно мы с Сашкой — друзья.
Лучшие!
А кто не верит, спросите у Сашки — он не соврёт.
