Танго с Черепом

— Макс? Ты помнишь Марту?

— Ты опять нажрался, скотина?

— Нет, сегодня еще не успел, — его вечный импресарио, Вадька, захлебываясь, затараторил в трубку. — Марта, бешеная казачка. Я тебе ее привез из какого-то Мухосранска. Лет десять назад. Она еще девственницей была в свои преклонные семнадцать. Ты с ней не проиграл ни одного чемпионата. Вспомнил? Она еще разнесла полгостиницы, когда ты взял Витку в партнерши. Макс, напрягись! Помнишь, что она орала, когда мы сдавали ее в полицию? Макс, она была беременна. От тебя беременна.

Великий тангерос Макс Череп умирал от рака костного мозга.

Черепом он был не всегда. Кличка, почему он даже уже и не мог вспомнить, прилипла к нему в школе. И он не видел никаких «против» почему бы ей нее стать его фамилией, когда в восемнадцать лет пришел в ЗАГС избавляться от своей — родовой, ненавидимой до одурения.

Единственное, что он позволил оставить себе из воспоминаний о своей семье — любовь к музыке. И к танго.

Высокий, выше, чем обычно принято быть танцору, с характерным, совершенно индейским лицом, внешне холодный, даже чопорный, с безупречной танцевальной техникой он покорял публику на любом танцполе. Партнерш он менял так часто, как ему хотелось. Все они проходили через его постель. Будучи превосходным любовником, он никогда в них не влюблялся. Просто он считал, что только так он может научить их быть с ним одним целым, подчиняться взмаху его ресниц и без стыда отдаваться ему в танце.

Марта? Провинциальная дурочка со смешным выговором. Никогда не могла отличить Вивальди от Шопена. Вадим буквально силой заставил Макса попробовать ее. А потом он иначе, как магией, не мог объяснить, что с ней происходило, едва начинала звучать музыка. Марта — естественная, дикая, пластичная, своевольная — стала первой партнершей, которая бросила ему вызов. Она иногда брала над верх и никогда не сдавалась без сопротивления. Вадим веселился и говорил, что она влюблена в него как кошка. Может быть. Макса это не волновало. Их танго било током! Он неизменно в черном, она — в красном. Выпуская демонов и хороня ангелов. А потом Марта поправилась. И он ее выкинул из своего танца и из своей жизни.

— Але, Макс, ты меня слышишь? Пересадка твоего собственного костного мозга уже бесполезна. Аутентичного донора ты можешь просто тупо не дождаться и все твои миллионы не помогут с твоей идиотской группой крови и отрицательным резусом. А вдруг она и вправду родила от тебя? Ты понимаешь, что это твой шанс?

***
Марта нашлась. Она жила в Питере с девятилетней дочкой. Занималась каким-то цветочно-дизайнерским бизнесом. Как сказал Вадька, золотой туалетной бумаги, конечно, нет, но и по помойкам не шарится. И наотрез отказалась встречаться с Максом.

Вадим привез его прямо к мартиному дому и помог выбраться из машины. Когда Марта вышла из подъезда, он даже сумел немного выпрямиться и чуть-чуть улыбнуться, ругая себя, что вынужден заискивать.

Марта, увидев Макса, отшатнулась, как от удара. Потом медленно подошла к нему, заглянула в глаза, слегка покачала головой и со словами «Варя — не твоя дочь!» ушла, ни разу не обернувшись.

***
Боль бездушными зубьями вгрызалась в позвоночник, скрючивала пальцы, царапала горло, мешая дышать.

На краешек кровати присела женщина.

«Марта? Нет, эта седая. С пергаментной кожей. Острые скулы. Такой Марта станет, наверное, лет через пятьдесят. Глаза! Глаза те же: взбесившейся мартовской кошки. Грудь, бедра, как у той, восемнадцатилетней Марты...»

— Ты кто? — то ли просипел, то ли подумал Макс.

— Я? Я твоя страсть, твое томление, блаженство, судорога обладания. Танец, любовь, оголенный нерв и бесконечное страдание.

— Почему в черном?

— Нам запрещено в красном. Скажи спасибо, косу на склад пристроила. Силикона, вот, немного выдали, — женщина усмехнулась и призывно покачала соблазнительными формами. — Слышишь? «Забвение» великого Пьяцоллы... Не успеем вступить, — она поднялась, сверкнув умопомрачительным разрезом, вскинула голову точным танцевальным движением, которому он сам ее научил когда-то, и неотвратимо двинулась ему навстречу, раскинув руки...

***
Варя открыла глаза. В комнате было ошеломляюще холодно. Завернувшись в одеяло, она пошлепала к приоткрытой двери на балкон, оставляя следы на надутом ветром снегу.

Марта стояла, вцепившись в перила. Босая, в насквозь мокром куцем халатике.

— Мам, ты с ума сошла? Что случилось? Ты вся синяя.

— Умер твой отец, Варенька. Поди, поставь чайник, будем завтракать. Я сейчас приду.