Кнут

– А потом вертушки подоспели и жару задали, – я замолчал, вдавил бычок в пачку и разлил оставшуюся водку у подножия памятника, – чуток вам не повезло, ребята… – немного ребята не дотянули до вертушек и до клацавшего замочками на черной папке из кожзама плешивого товарища майора, допрашивавшего меня в палате, пропахшей мокрым бельем. – Ладно, бывайте. Свидимся. Пора мне.

            Только выходя с погоста понял, что денег в карманах нет ни копья. Вот так нежданчик – сорвался, приехал в чужой район с бутылкой водки, второй год пылившейся в баре, а карманы пусты. Из дома выходил как в тумане. Получается, до дома надо пешком топать, через три района, город раскинулся привольно, как «море широко». Что делать? Позвонить кому-то из друзей, что бы забрали? Мобильник оказался разряженным. Невезуха.             С мобильниками вообще пошла сплошная полоса невезения. Сегодня ночью чуть не сгорел: проснулся от странного запаха. Принюхался – подушка. Под ней я хранил старенькую «Nokia Е66», верно служившую будильником. Сунул руку под подушку и едва не закричал от неожиданности. Выхватил едва не раскалившийся мобильник, отшвырнул, тряся обожженной рукой. Вскочил, сорвал майку, подхватил ею с пола телефон, схватил второй рукой тлеющую подушку и кинулся в ванную. Вода зашипела на горячем металле корпуса. Подушка мерзко воняла кремированным Чебурашкой, пришлось выкинуть ее на балкон.

            Понять причину странного поведения телефона я не смог. Про взрывающиеся аккумуляторы знал, но что бы ни с того, ни с сего вдруг мобильник нагрелся до такой степени – встречал впервые. Вынув от греха подальше аккумулятор и оставив трубку на краю раковины, пошел досыпать. Естественно, не выспался после такой ночки.

            Теперь и вторая трубка отказала. По ходу, придется все-таки топать пешком, как в старые добрые времена. Ничего, к утру точно дохромаю. Через полчаса дошел до железнодорожной станции. Можно было бы попробовать проскочить в электричке «зайцем», благо на ней минут пятнадцать всего. Моя станция с электронным турникетом, «зайцем» не проскочишь, но можно же выйти на остановку раньше, там турникетов пока нет. Надо только посмотреть расписание, а там уже прикину, стоит ли овчинка выделки. Свернул за угол, обходя здание станции. На песке что-то блеснуло. Кнут и рукоять блестит, словно отделанная цыганским золотом. Вот и цыган, легок на помине, вынырнул из-за угла. Смотрел воровато, на молодого Будулая из кино похожий.

            – Слушай, бро, подними кнут, а?

            – Я тебе что, шестерка? Тебе надо, сам и поднимай.

            – Не могу я, – пригорюнился, вроде как искренне. – А ты можешь, ты избранный, – показал на мою левую руку.

            Я невольно повернул ее ладонью вверх – ночной ожог золотом блеснул в солнечных лучах.

            – Видишь? У тебя знак, ты кнут поднять сможешь.

            – Допустим, подниму… Ты же все равно его взять не сможешь? – заинтересовался я.

            Интересно, что за новый развод выдумали ромалы? Жизнь не стоит на месте, XXI век на дворе, цыгане скоро станут инфоциганами: то позолоченные пластиковые биткоины впаривают лохам на рынках, то вот как-то руку мне умудрились дистанционно «позолотить».

            – Из твоих рук смогу взять, если сам отдашь. Ну же, бро, я не обижу, награжу щедро.

            – Дам коня, дам кинжал, дам винтовку свою, – переиначил я, – а за это за все подними ты мне кнут.

            – Дам, – закивал горячо, – и кинжал дам, и винтовку могу дать, только подними.

            – Хорошо, – следя за ромалом, что бы ненароком не огрел чем-нибудь по затылку, я согнул колено и потянулся к кнуту.

            – Левой бери, не то худо будет! – громко прошептал цыган.

            Я подхватил кнут левой, почувствовав будто удар током, не очень сильный, но вполне ощутимый. Удивленно посмотрел на кнут.

            – Давай, бро, не томи, – цыган протянул руку, глаза блеснули нездоровым возбужденным блеском, будто у наркомана, увидевшего дозу. – Давай его мне…

            – Пошутил я, рома. Не нужны мне кинжал и винтовка твои. Двадцать рублей, на маршрутку не поможешь?

            – Кнут давай! – прошипел злобно, будто попавший на раскаленный железный лист змей. – Быстро! – и добавил что-то по-цыгански, судя по интонации, ругательство. Возможно даже грубое.

            – Не спеши, – поведение ромала мне не понравилось и я отвел руку в сторону, – ты объясни, в чем тут прикол?

            Цыган оглянулся и что-то злобно прокричал на своем. Из-за угла, как двое из ларца, одинаковых с лица, выскочили трое крепких цыган и довеском к ним брюхастый мужик в форме охранника, лицом напоминавший Бывалого в «Операции Ы». Пока цыгане возбужденно лопотали между собой, слово взял Бывалый.

            – Что тут происходит? – охранник пытался придать себе грозный вид, но мешала одышка, волной колыхавшая объемистое брюхо.

            Видать, подобные пробежки в последние годы были для него непривычным удовольствием.

            – А вы кто? – холодно-вежливо спросил я. – А то ходють тут всякие, а потом ложки пропадают.

            – Я охранник. Что тут происходит?

            – Ведем разговор с прогрессивными представителями цыганства о формировании положительного образа современного цыгана по образцу Яшки из трилогии про «Неуловимых мстителей». Вам какое дело? Желаете принять участие в диспуте?

            Бывалый ошалело посмотрел на цыган. Цыгане злобно смотрели на меня, на охранника им было наплевать.

            – Отдай, – сказал один из вновь прибывших, стараясь зайти слева мне за спину.

            Я отшагнул назад, соблюдая дистанцию и держа всю компанию взглядом.

            – Вы забрали чужую вещь? – очухался охранник. – Верните ее гражданам немедленно!

            – Вам какое дело?

            – Это моя территория! – воинственно выпятилась челюсть. – Немедленно верните гражданам их собственность, иначе я приму меры!

            – Помолчи. В чем прикол-то? – устало спросил я.

            Удостоить ответом меня не сочли нужным. Ромал, пытавшийся пройти за спину, внезапно кинулся на меня. Согнулся, налетев низом живота на мою ногу. Шагнув вперед-влево, я рубанул его ребром ладони по шее. Теперь лежащее тело служило зыбким барьером между мной и оставшимися в строю. В руках цыган засверкали ножи, Бывалый потащил с ремня резиновую дубинку.

            – Может не стоит оно того, а? – примирительно сказал я. – Уж больно оно того, хлопотно…

            – Отдай, – голос моего первого цыганского знакомца дрожал от напряжения, как натянувшаяся под весом сорвавшегося со скалы струна.

            Вероломный цыган резко взмахнул рукой, я чисто на автомате взмахнул кнутом. Предательски брошенный нож вспыхнул в воздухе и сгорел. Кнут словно жил собственной жизнью, хлестнув рома под колени. Ромал, истошно закричав, упал, обрубленные ноги остались стоять, дымясь. Двое цыган, ставших белыми, кинулись бежать. Охранник, умудрившийся побледнеть еще больше сбежавших цыган, схватился за сердце и беззвучно, словно выловленная настырным Карлсоном из аквариума рыбка, разевал рот. Я тоже оторопел, глядя то на кнут, то на ноги, то на обрубок, чей крик перешел в неразборчивый хрип – видимо, сердце не выдержало удара боли.

            «Ничего себе, сходил за хлебушком», – вяло проползла в застывшем мозгу мысль.

            Охранник хрюкнул и неуклюжим комом тяжело осел на задницу. Челюсть отпала, вывалив наружу освободившийся язык. К станции подъехала электричка. Еще раз посмотрев на жертв страшного кнута, я засунул его сзади за ремень и уверенно пошел к перрону. Не знаю, что произошло, но оставаться тут ни желания, ни смысла не было. Объяснение либо с цыганской диаспорой, либо с местной, наверняка прикормленной, полицией перспектив не сулили. В лучшем случае ожидала меня психбольница, в худшем – просто пристрелят, не входя в зону действия кнута.