Черные ботинки (окончание)
Не успел я оглянуться, её опять кто-то увёл. Я бродил в толпе и был похож на гастарбайтера, случайно затесавшегося в компанию хиппи и желавшего узнать, что тут происходит. Мне улыбались, приглашали танцевать, но я никак не мог въехать; чья-то рука протянула бутылку с соком. На этот раз я отхлебнул по настоящему. Поймал на себе заинтересованный, можно сказать, нежный взгляд красивых смуглых глаз молодого латиноса. Это смутило меня и я замахал руками:
— No no!
Грянула техномузыка, под ускоряющийся ритм нейлонового хлыста. Я сжал себя за голову, казалось, пространство вот-вот лопнет, а мозги под напором адреналина взорвутся и разлетятся на фосфоресцирующие кусочки.
Спасти меня могла только Дженни, я искал её, когда мне в грудь уткнулось что-то жесткое. Голова в черном каре. Маленькая японочка в высоких белых кроссовках и коротюсенькой плиссированной юбочке. Вся в себе, глаза под длинной чёлкой и закатившиеся зрачки. Встряхивая тяжёлыми смоляными волосами, голова её дёргалась в такт музыке, словно у куклы с вечной батарейки «Дюраселл». Хочешь, не хочешь, — пришлось соответствовать.
А на экране вспыхнуло пламя. За ним проявились контуры распятого, ещё живого Христа. Женщины одна за другой сдергивали с себя футболки, майки, размахивали лифчиками. Нежно-желейная масса грудей всех размеров с возбуждённо торчащими, нежно-розовыми, коричневыми и черными, как у моей японки, сосками колыхалась во вспышках софитов. В едином экстазе все что-то кричали. И я орал, и моя японка. Ультразвук её визга рвал перепонки, а набухшая вена на шее готова была лопнуть. Я поднял её и посадил себе на плечи. В шею мне уперся мокрый ежик.
На смену техно — року без паузы грянул Рок’н’ролл. У микрофона оказался парень в белых джинсах и голубом вельветовом пиджаке на голом теле. Лицо его было поделено золотой и алой люминисцентными красками. В белом столбе пучка серебряного света он хрипел, метался и рвал струны гитары, подражая Элвису. Во мне что-то включилось. Мышечная память сохранила нужные движения: ноги задвигались сами по себе, а руками я управлял моей податливой партнёршей. Удивительно, что я не вывернул ей суставы и ни разу не уронил, когда крутил в сальто или перекидывал через свою спину. Как бы я её не подбрасывал, она, как кошка, всегда приземлялась на ноги.
Грохот разом смолк и в тишине по первым трём нотам клавишных я узнал до боли знакомую мелодию. Дрожь в теле растеклась по древу моих нейронов. Толпа из хаоса сгруппировалась по парам, слившимся в едином поцелуе. Чтобы дотянуться до губ моей партнёрши, мне пришлось приподнять её. И тотчас ноги в белых гольфиках замкнулись на моей пояснице.
Michelle, my belle
These are words that go together well
My Michelle
Влажные губы захватили мой язык, по щеке скользнула её слёза.
На освободившейся пустой сцене, затянутой паутиной аргоновых трубок, среди горы музыкальных инструментов я увидел маленький электробаян «Rolland». Если бы я хоть чуть-чуть подумал, то никогда не осмелился взять его в руки при таком скоплении людей. Но в том-то и дело, что поддавшись общей эйфории, я уже плохо соображал: вскочил на сцену, втащил за собой японку. Всучил ей маракасы, а сам надел ремни инструмента. В детстве у меня была обыкновенная «Мелодия» . Как же я её ненавидел! Но перед железной волей родителей был бессилен. Единственный период, когда я играл с упоением, был в 14 лет. Мне тогда подарили голубую гибкую пластинку с текстом на английском языке. Я затёр её до шипения, подпевая бесстрастному, но удивительно трогательному голосу Пола. То были первые сеансы транса, в котором я улетал из глухой, со ржавыми листьями, осени в мир любви и музыки.
DJ нацепил мне на голову наушники, и я вновь, как когда-то вторил Полу, изо всех сил стараясь не упустить ни одной его интонации, запел, вдохновляемый своей японкой с маракасами:
I love you, I love you, I love you
that’s all I want to say
Until I find a way
I will say the only words I know you’ll understand
Я ведь не знал, что вырубился электрогенератор, а вместе с ним и колонки и надо всеми этими людьми в темноте вибрировал только мой, не всегда попадающий в ноты, голос с фальшивым прононсом и фальцетом, но зато искренний! В расстёгнутой навыпуск сорочке, с православным крестиком на цепочке, в шортах и туфлях на босу ногу я, наверное, «стильно» бы смотрелся, если бы был свет. Глаза быстро привыкли к темноте, тем более, что она была не абсолютной. Мириады звёзд освещали с небес данспол. Сняв наушники и отложив ставший ненужным электробаян, перед тем, как спрыгнуть с дощатого помоста, я прокричал на русском, английском, немецком и китайском языках:
— Я люблю вас, люди!
Через овации я услышал голос Дженни:
— Браво, ВладимИр — черные ботинки, — так она представила меня.
Проблемы с генератором не решались и постепенно люди разбрелись, а кто-то уже укладывался спать на поролоновые матрасики прямо под открытым небом. Я был по-прежнему с неотступной Йокой, когда к нам подошла Дженни. Она обняла меня и сильно, чуть не взасос поцеловала в губы. Я бы пошёл за ней хоть на край земли, но меня не позвали. К тому же Йока... Дженни прекрасно поняла меня и, как мама, соединила нас и пожелала хорошей ночи. Хотела уйти, но, что-то вспомнив, снова повернулась ко мне.
— ВладимИр, смотри, какие звёзды! Я хочу чтобы ты спел романс про звёзды, кусочек которого я слышала от тебя на берегу.
Где-то совсем рядом томно звучали струны ситара. Что-то среднее между мантрой, экстазом муэдзина и плачем влюбленного. Я сказал ей, что две эти мелодии несовместимы. Сейчас так хорошо, что не стоит нарушать это состояние. Тем более, что не помню всего романса. Я сказал, что завтра с утра съезжу в город по делам, заодно в интернете посмотрю текст и обязательно спою, когда приеду.
— Точно приедешь?
— Обещаю! — Положил я руку на сердце.
— Ну, не буду вам мешать, отдыхайте.
Я не понимал, во сне всё это происходит или наяву, да и не хотел разделять эти состояния. Явь, сон, — всё относительно. Когда открыл глаза, увидел алеющий край неба. Кругом бродили люди. Иногда перешагивали через нас. Я не мог подняться, потому, что на моей руке спала Йока (я её так назвал). В утреннем свете я увидел, что она совсем ребёнок. Или просто так выглядела! Стало совестно... Но ненадолго. Было тепло и хорошо. Кто-то шёл купаться, долго шлёпая по мокрому песку, отступившего с отливом океана; кто-то спал, как мы, обнявшись или слившись в бесконечном поцелуе. Кто-то заводил мотоцикл.
Осторожно, чтобы не разбудить свою девочку, я вытащил затекшую руку из под её плеча и побежал к мотоциклисту. Попросив его подождать, забежал в бунгало, где спала Дженни, тихонько прикоснулся губами к её плечу, переоделся, взял свою барсетку и вышел. «Ничего, — сказал я сам себе, — скоро вернусь». Какая-то парочка с улыбкой помахала мне руками.
— Я только сдам билет и обратно. Я с вами, навсегда! Я люблю вас!
Несмотря на ранний час, Сурж Раджеш был уже на месте. За чудесным чаем мы быстро и удачно для меня решили все дела и тут же подписали пробный контракт на поставку и реализацию медикаментов по моему списку. Он был так любезен, что я спросил у него, где мне сдать или обменять на более поздний срок авиабилет домой из Нью-Дели.
— Не проблема, у меня своя туристическая компания. А когда рейс?
— Через пять часов. Я уже опоздал.
— Считайте, что Вам сегодня повезло вдвойне. Прямо сейчас я вылетаю в Дели на своём самолете. У меня есть одно свободное место. Багажа много?
— Вот, — показал я свой «бэг», — это всё.
Взлетев на одномоторном французском самолётике, мы сделали разворот над океаном. Я нашёл и кольпу и бунгало под ним. Но рядом — ни души. Радость от удачных переговоров сошла на нет. Руки ещё пахли Йокой, а в душе защемило, так, что я сморщился от боли. Сурдж протянул мне какую-то таблетку. «Почему же я всегда бегу от тех, с кем мне было хорошо? Обманываю себя, что вернусь, но войти дважды в одну реку не удается.» Мне стало легче, когда наметил план: по прибытию в Дели, попрощаюсь с Суржем, сдам билет и снова сюда, на Дженни-бич. Для решимости напевал под нос песенку «Нет пути домой». Но, если честно, даже тогда я не верил себе. Да и как было нарушить условия контракта? Серж уже распорядился, чтобы готовили первую партию к отправке. «Ладно, — сказал я себе, — проведу растаможку, раскидаю лекарства по аптекам и сразу сюда.»
В «Боинге» раздавали газеты. Я взял индийскую на английском языке. Шурша страницами, увидел снимок всей вчерашней компании, в окружении полицейских с бамбуковыми дубинками. Статья «Последние из Могикан» гласила: «Результативно закончился полицейский рейд на интернациональную вечеринку молодёжи в окрестностях города Гутта-Пати, посвящённую 25-летию со дня поселения в этом местечке, известном, как «Дженни — бич», самой многочисленной когда-то в Индии общины хиппи. Вспомнить молодость съехались две сотни патриархов движения, преподобных кумиров и их молодых фанатов. Но времена терпимости и лояльности общества к подобным экспериментам миновали. Усилиями полиции на месте было изъято несколько килограммов синтетического ЛСД и наркотиков натурального происхождения. Среди подозреваемых в их распространении граждане Франции, Великобритании, США, Германии, Португалии и Японии, которым грозят различные сроки заключения, если не решится вопрос о досудебной депортации».
«Это же как мне повезло! — Зашевелились у меня волосы на голове. — Ещё несколько минут, и я мог оказаться бы в их числе без всякой надежды на досудебную депортацию. Где-то сейчас моя Йоко Она?», — Представил я бедняжку в сырой темнице и пожалел, что впопыхах не взял ни её адреса, ни номера телефона.
Между тем наступало утро. Хмурое, сизое. Через просветы в облаках я увидел под собой безжизненную равнину с пятнами серого снега. Объявили, что через полчаса наш самолет пойдет на посадку. Я нащупал ногами свои ботинки под передним креслом, обулся и потуже затянул шнурки, словно готовясь к суровым будням.
-
-
С одной стороны забавно, а с другой не очень. У многих жизнь проходит, как в тугой шнуровке. Расслабуха только снится
1 -
-
Вячеслав, такой отзыв дорогого (или дорогово?) стоит и вдохновляет. Спасибо большое!
-
Пожалуйста. И Вам спасибо! Очень славное повествование. Тёплое, нескучное, экзотичное. Драматичное.
-
-