Мой Лондон (на конкурс)
В Лондоне я не турист. В Лондоне я изучаю английский язык, каждый день с девяти до двух, честно сижу на занятиях в колледже среди сумрачных поляков и улыбчивых филиппинцев и ничего не понимаю. Такой, казалось бы, естественный для меня в Москве язык, здесь превратился в нечто ускользающее.
Впрочем, понимание, что я здесь чужая, пришло сразу. С первых дней. И погода чужая и моя одежда: такая красивая белая и пушистая норковая шуба сразу не полюбилась местным. Я убрала её подальше в шкаф в отеле и одела ничем неприметную куртку, которую купила на распродаже в "Марк и Спенсер".
По вечерам я исследую театральный мир. Я посмотрела «Гамлета" в шекспировском "Глобусе". Круто! Я посещаю мюзиклы на Пикадилли-стрит, и однажды попала на спектакль в небольшом театре в самом богемном районе города, где «её» играла Джерри Холл (супер модель и уже бывшая жена Джаггера). Это был спектакль в крохотном зале, почти для своих.
Мне повезло. Здесь я была своя!
В обычный серый лондонский день я прочитала в газете, что завтра в одном из залов будет танцевать Он! Свой! Русский! Михаил Барышников! И уже с утра готовилась к встрече.
Я изучила маршрут, я просчитала время (по опыту зная, что лучше приехать пораньше) и вот я здесь, в театре, смотрю на немолодую кассиршу с каменным лицом истинной англичанки. Протягиваю фунты и на чужом языке прошу билет. Конечно же, она только на ей понятном языке, что-то ответила. Я поняла. Язык отказа можно понять без слов. Билетов нет.
Я стояла напротив концертного зала. Солнечный лучик скользнул по набережной и высветил человека, идущего на меня. Человек в сером пальто, с поднятым воротником, одиноко шагал навстречу. Элегантная легкая походка и кепка, из-под которой голубели глаза Михаила Барышникова. Он был такой неприметный и совсем беззащитный, а через дорогу кипели страсти, народ штурмовал кассу. Они желали и требовали встречи с Великим!
Мгновение, он перешёл дорогу и нырнул в двери служебного входа. Я кинулась за ним: "Михаил! Михаил! Подождите!" Бегу, залетаю в коридор, навстречу мне встаёт охранник, я продолжаю: "Я - русская! Михаил, подождите!" Он уже скрылся в темноте коридора, охранник внимательно посмотрел на меня и молча показал рукой: "Проходи в зал".
Гаснет свет. Открывается занавес и на сцену лёгкой походкой выходит человек. Один.
Хрупкая фигура рассказывала о чем-то сокровенном и очень личном. Тело, которое касалось на секунды сцены, пронзительно парило в пространстве, нарушая все законы гравитации.
Те, кто сидели, встали и, нарушая все приличия, стали теснить друг друга, пытаясь оказаться ближе к сцене. Я стояла заворожённая и не двинулась с места. Мне был так понятен этот язык. Объятия без объятий. Разговор без слов.
Когда представление закончилось, я вышла из театра на знакомую мне улицу и улыбнулась. Толпа у служебного входа жаждала встречи с Ним.
Я перешла дорогу, обернулась в последний раз и пошла прогуливаться по уже Моему Лондону. У меня теперь есть тайна, сговор, мой секрет. И мне так хорошо! И совсем не одиноко в этом красивом, невообразимом, Моем Лондоне!
И люди вдруг заговорили на таком понятном теперь для меня языке. И всё прекрасно! И погода! И молодость! И много ещё впереди тайн...
-
учитывая, что барышникову сейчас где-то за семьдесят, то, щадя преклонные года афтарши, скажу, что просто прочитал
-
кличка гога повесился, блин, я ж не о том. ))
З0чем проецировать ГГ на личность автора? -
как правило такое "ниочом" пишут именно ГГ
мне как-то лень было даже взгляд бросить на имя афтара
литературной ценности нет здесь от слова совсем, так чего заморачиваться-то?
1 -
-
Не совсем ясны следующие вопросы: героиня из колбасной эмиграции или студентка (что во времена пика формы Барышникова маловероятно было), впрочем допускаю, что мне чего-то неизвесно об обучении советских граждан за рубежом. А в остальном, отличная стилизация под трёп трепетных клуш и экзальтированных дур.