Проделки мистического Нечто. Часть 7. «Террорист»
А в это время в кабинете начальника полиции — майора Константина Абрамовича Пугайло происходили следующие события.
В посёлок Абрамович попал из города. Другими словами, его выгнали из города за булочки с маком. Он, надыбав в городе мелкотоварный ларёк, торговавший хлебом, представился продавщице оптовиком поставок булочек с маком. Разумеется, никакого мака в булочках не было, а были в них пакетики с героином. Покупателей он быстро подобрал, так как работал в отделе по обороту и борьбе с наркотиками. Деньги, новая квартира хлынули водопадом, Пугайло замахнулся на второй ларёк, но споткнулся о службу внутренней безопасности. Раскручивать дело не стали, чтобы сохранить честь полиции, да и деньги рассосали все доказательства. Они стали такими водянистыми, что следователи не могли нащупать дно. Пугайло в звёздочках не пострадал, высокие товарищи, обобрав его до нитки, направили в посёлок: сиди и не рыпайся.
Пугйло находился в самой что ни на есть запарке. Ещё бы. В такую запарку попадает любой мужчина, если у него возникают такие проблемы, какие были у Пугайло. Срывалось самое заветное. Он собирался через некоторое время отлучиться по срочным делам: выехать часика на два, три к своей знакомой Екатерине Вадимовны и отдохнуть. Он был женат, но считал, что его работа сильно подкашивает и огорчает организм и требует дополнительного отдыха вне семьи.
Он уже припарадился, так как Екатерина Вадимовна любила мундирный дух, а не деповской запах, покрасовался перед зеркалом, грудь, надутая лёгочным воздухом, была особенно хороша: богатырская, а фуражка ни в какое сравнение не шла с кепками и шапками мужиков.
Абрамович поднял ногу в сверкающем сапоге, блестит, переливается, лучше любого зеркала, чтобы шагнуть к двери, как она распахнулась, словно от урагана, и в кабинете нарисовался Рустам Андреевич. Не нарисовался, а влетел, словно пушечное ядро. Это был точно Рустам Андреевич, но в каком виде? В таком, о котором и мечтал Пугайло, если бы находился в спальне Екатерины Вадимовны: в трусах по колени.
— Рустам! — Майор протёр глаза. Подумал, что вышла ошибка, но ошибки не было. Голяк. — Ты что в таком виде бежал от больницы к полиции.
— Нет. Перед твоим кабинетом разделся.
— И мои служивые тебя не остановили?
— Твои служивые в бусугарне заправляются.
— Но, но, — командирский голос для отбития атак. — Они там работают и выслеживают. Сегодня от меня такое задание получили. Посёлок нужно в трезвость приводить. Они и смотрят, кто напьётся, того и забирают. Ну, да ладно. Секреты нельзя раскрывать. Я вот что не понял? Ты что в таком виде по посёлку мчался? — повторил Пугайло.
— А в каком ещё виде я должен был бежать? В твоём? В мундире и сапогах. Подожди, дойдёт очередь и до твоего мундира, и твоих сапог, — обозлено бросил Рустам Андреевич. — А, может быть, и дальше. До похоронной музыки.
— Ты что ерунду гонишь.
— Не гоню, а правду говорю. Слава богу, что трусы оставил.
— Тебя обобрали? — удивился Пугайло. — Такого ещё у нас не было.
— Удивляешься. Сейчас ещё больше удивишься. Меня не обобрали, — заголосил Рустам, стуча в грудь кулаками. — Меня ободрали. Ободрали, — повторил он по слогам.
Майору стало совсем плохо. Накатывалось новое дело, а время бежит. Екатерина Вадимовна горячая женщина и ждать не любит
— У нас в посёлке террорист, — заорал Андреевич, плюхаясь на стул. — Абрамович. срочно направляй боевую группу к нему, иначе он нас тут всех замочит и измельчит. Ты же не хочешь на кладбище попадать. Если не хочешь, то беги из посёлка. Ему скоро хана будет.
— Ты пьяный?
— Какой там пьяный. Разве пьяные говорят о кладбище, — выдал Рустам.
Кладбище так подействовало на Пугайло, что он сел, но только не в кожаное кресло, оно откатилось в сторону, а мимо: прямо на пол и заморгал.
— Что моргаешь, Абрамович, — не переставал кричать и бегать по кабинету Рустам Андреевич. — У него два автомата на шее, раз, в руке граната, два, за спиной пулемёт. Три. Он снял пулемёт, нацелил на меня и говорит: снимай портки. Не штаны, а портки. Слово — то старинное.
— Ну и что, что старинное?
— А то, что и отпорол по — старинному. Я бы добровольно не снял, но пулемёт. Это же не дорожный регулятор, которым твои сотрудники обдирают водителей. Всего может дырками прошить. — Рустам Андреевич перевёл дыхание.
— А дальше что? Почему молчишь?
— Это я у тебя молчу, а там не молчал. Достал откуда — то хворостину и отпорол. Да ещё с оттяжкой и с проговариванием. Потом взял мою железную фигуру, утащил и сказал: щас весь посёлок мочить стану. Первым, кого замочу, это будет, — Рустам Андреевич замолчал, горло было, как высушенный, каменистый ручей.
— Так кто первым будет? — ухватился Абрамович.
— Ты. Он сказал: первого зашкалю Пугайло. Он такая скотина, которую ни в каком стаде не найдёшь.
Не использовать такую ситуацию и не добавить своё, не прополоскать майора Андреевич посчитал бы непростительной ошибкой. Пугайло никогда не ходил в больницу, когда его прихватывало, а вызывал к себе, при этом не присылал машину. Рустам Андреевич тащился к нему пёхом с огромной сумкой, специально сшитой, так как Пугайло, позвонив ему, никогда не говорил, что именно болит, а бросал: всё болит, а если всё — то нужно было в сумку пихать тоже всё, то есть все имеющиеся инструменты.
— Ты поосторожней, повнимательней к своим словам, — взвился Пугайло
— Это не мои слова. Это его. Он такое о тебе сказал, что мне страшно говорить.
— Тогда молчи.
— А как же ты будешь ловить его, если я тебе всё не расскажу.
— Тогда говори.
— Ни в жизнь не подумал бы, что он террорист.
— А это, это, — сильно падая в голосе, который даже не хотел шевелиться, выдохнул Пугайло. — Он так и сказал, что я буду первым, — обмяк Абрамович.
— Точно не помню. Может быть, и последним. Разве можно запомнить порядок, когда тебя оттягивают хворостиной, да ещё присыпают солью. Ой.
— Да не ори. Ты же врач. Должен уметь молчать при болях.
— А ты начальник милиции и должен ловить террористов. А не ловишь.
— А что он приговаривал?
— Да всё тебя обделывал. Мол такой пройдоха, который маковыми булочками в городе торговал, а там не мак был, а героин, вот его из — за этого и турнули в посёлок, о булочках я не понял, но запомнил, что назвал он тебя то ли волчарой, то ли козлярой, что — то в этом роде. А ещё он сказал, что ты...
— Заткнись. — Доползла тайна в посёлок, Пугайло матернулся в душе. — Странно. Тебя порол, а обо мне приговаривал. По логике должно быть наоборот.
— Логика. Он и обо мне приговаривал.
— А что?
— Оно тебе нужно?
— Это существенная примета.
— Да сколько тебе ещё нужно примет. Основная примета у меня находится под трусами, — рубанул Рустам.
— Да о ком ты говоришь, — не вставая, а прижимаясь со всей силы к полу, забормотал Константин Абрамович.
Майор был человеком опытным и из фильмов знал, что при появлении террористов перед окнами лучше не стоять, а лежать на полу, и если в здании имеются стены и углы, то безопаснее залепиться в угол.
— Кто, кто, — не сбавляя голос, выкинул Рустам Андреевич. — Как будто не знаешь, кто?
— Да откуда я могу знать, — сдавленно проговорил Пугайло. — Террористов у нас в посёлке никогда не было. Это же посёлок, а не город.
— А теперь появились. Тактику поменяли. Вначале крупное брали, но не по зубам оказалось, так они теперь на окраины налегают. Посёлок — то легче разнести, чем город.
— Но откуда они появились?
— Во, — презрительно бросил Рустам. — Откуда появились. Это кто должен знать? Я или ты?
— Ты это — Пугайло подполз к Рустаму. — Говори тише. Стены у меня тонкие.
— Кто, кто? Ты бы об этом никогда не подумал. Спорим на пять кружек пива.
Настоящий мужской характер. Рустам Андреевич даже в гибельной ситуации не забывал о деле.
— Отстань со своими кружками. Десять поставлю. Кто?
— Петрович наш. Бывший мастер в депо. Озверел, что я не помог ему.
В кабинете стало тихо, словно на кладбище. Петрович?
— А где же он эти автоматы взял?
— Где. Они сейчас на дорогах валяются. Только успевай подбирать.
— Так он же пенсионер! — прошептал Пугайло, пугаясь собственного шёпота.
— А ты думаешь, что пенсионеры не могут быть террористами. Из — за пенсии они и становятся террористами. Я слышал, как в одном хуторе пенсионер танк дореволюционный откопал, и на танке атаковал администрацию.
— Да подожди ты о хуторе. У нас же посёлок в степи, а не хутор в лесу, — бросил Пугайло. — С автоматами и хворостиной? Ты точно перебрал.
— Ты что не видишь, что я в трусах. Был бы в штанах другое дело.
Послышалась похоронно музыка.
— Это первого несут, — зашептал Рустам Андреевич. — Как же он быстр работает. На очереди мы.
— Не мели ерунду, — взвился Пугайло. — Это старика Павлова хоронят.
— Павлова не Павлова, но он приближается к нам. Абрамович. Закрывай всё, что можно. Иначе нам тут гроб.
Майор подобрался к креслу и хотел толкнуть его к двери, чтобы создать преграду, но дверь слетела с петель, кресло нацелилось на майора, проехало по нему, в дверь ворвалась Марковна.
— Сидите тут, развлекаетесь, — заорала она, даже не заорала, а прошила словам — Водку пьёте, бумаги пишете, — сыпала она, — а меня хворостиной ни за что, ни про что. Отлупцевали. Да ещё как? Показать?
— Не нужно, — быстро ответил майор.
В его голове крутилась Екатерина Вадимовна и сбиваться с неё на просмотр отбойного места Марковны никак не хотелось.
— Зашёл, — захлёбываясь строчила Марковна, — зашёл, как человек. Я полы мою, подоткнула юбку, чтоб не измазать, потом обливаюсь, а он поднимает меня за шкирку, ох и сила, ну и сила, никогда такой не встречала у моего мужа
— Да заткнись ты со своим мужем, — зашевелился Абрамович. — Что он говорил?
— Вначале заговорил, как нормальный мужик и слова правильные, понятные, потому что мне их часто говорит муж, а он всегда говорит правильно и никогда не скажет неправильно: а ну скидывай своё платьице с сарафанчиком. Я всё это, конечно, так, как следует бабе, поняла и, — Марковна осеклась, поняв, что перехватила. — А потом, как ненормальный: подставляй самую большую величину в твоём теле, пороть буду. Я — то думала, что он за водкой в «Интеллектуальном отделе» зашёл, а он: показывай самую большую величину. Я женщина малосильная. Драться только с другими бабами могу, а мужика не потяну. Он и потянул меня. Да ещё как. Отпорол так, что отяжелела, наверное, на цельный пуд. Еле добежала.
— Кто тебя порол? — шепнул майор. — Имя, отчество, фамилия.
— Ты что обалдел. Не знаю. Он не представился.
— Он, как о себе сказал, — ещё тише прошептал майор, утюжа пол, — террорист.
— Да.
— Что-то я не пойму, — Пугайло хотел почесать затылок, но не стал, он побоялся, что шум от почёсывания выдаст место прятанья. — Два террориста. Один Петрович, а другой неизвестно, кто. А что у него в руках было?
— Какие-то ружья. Да разве толком разглядишь, когда тебя парят хворостиной?
— А где он сейчас, — майор никак не мог выбиться из шёпота. — Куда он пошёл? Куда направился?
— Ты думаешь, что я за ним побежала. Я от него бежала.
— Что ж ты не спросила ни имени, ни отчества, ни фамилии, — повторно брякнул Константин Абрамович. — Неужели было трудно спросить. Непутёвая баба. А ещё заведующей работаешь.
— При чём здесь это?
— Как при чём. Всегда и всех расспрашиваешь, а тут проморгала. Ты это подползи ко мне и ляг поперёк.
— Зачем?
— Защита. Понимаешь. Я хочу сделать эффективную оборону. Мне из-за тебя удобней будет целиться и стрелять в него, если он ворвётся.
Марковна сначала поспешно двинулась, услышав «защита», но стопорнулась, когда поняла, что майор хочет выстроить из неё баррикаду. Она открыла рот, чтобы облаять его.
— Ты рот закрой, — едва слышно пробормотал Пугайло. — Это тактика. Водку, когда покупают, спрашивают не прилавок, а тебя. Так и тут. Стрелять-то он будет в меня, а не в тебя. Ему главное начальство перебить. Обезглавить посёлок.
— Он и так обезглавленный.
— Ты мне тут критику не наводи. Боевая обстановка. Палец нужно на крючке держать.
— Вот и держи, — бросила Марковна. — А мы за твоими сапогами заляжем. Только ты бы их снял. От них одеколоном прёт.
— Это крем такой, — соврал Пугайло.
А сапоги действительно отдавали одеколоном, потому что Абрамович, когда направлялся к Екатерине Вадимовне, нещадно поливал их одеколоном после бритья.
В коридоре раздался оглушительный грохот. Несомненно, кто — то пробивался в кабинет. Майор осёкся, побледнел. Он плохо переносил шумы: не свои, а посторонние.
— Конец, — Абрамович вернулся к шёпоту. — Это он.
Ошибся майор. Перескакивая через поваленные стулья, в кабинете высветился завклуб. Он буквально влетел, не касаясь пола. Так, как все лежали на полу, он не стал нарушать порядок и растянулся поближе к майору.
— Что и тебя террористы выпороли, — пискнул Константин Абрамович.
— А зачем я по — Вашему примчался сюда? — взъерошился завклуб — Конкурсы красоты устраивать, шоу показывать. Фильмы крутить? Пиво пить. Это же единственное место, где скрыться можно. Ну, что Вы лежите на полу?
— Так инструкция предписывает, — всё также, не отходя от шёпота, выдал майор. — В боевых ситуациях положение лёжа самое выгодное. А что у него в руках было? Автомат?
— Какой там автомат, — презрительно скривился Хвостов. — Автомат, — он зло сплюнул, — это ерунда, игрушка по сравнению с тем, что он в руках держал.
— Ты короче, короче, — насел майор.
— Что короче. Она не короче автомата, а гораздо длиннее.
— Да скажи ты, в конце концов, что у него в руках было. Это же примета.
— Для Вас она примета, а для меня страшнее не видел ни в «Фантомасе», ни в «Терминаторе». Плётка, обмотанная колючей проволокой.
— И как он представился, — майор спохватился, уже раз осёкся на Марковне, он хотел плюнуть, но не плюнул, а вдруг засекут и полоснут. — Как он выглядел?
— Да Вы его знаете. Он из фильма «Белое солнце пустыни». Абдулла, которого уложил боевой товарищ Сухов. Боевой, а за меня не заступился.
— Ты что мелешь? — вскинулся майор. — Насмотрелся фильмов и с мозгов съехал. И не стыдно тебе, интеллигентному человеку такую дурь нести?
— А вот это что? Насмотрелся. Дурь. — Завклуб, несмотря на присутствие Марковны, показал отбитое место. — С мозгов съехал? Может, артист, который играл Абдуллу.
— Ага, — Пугайло пошевелил губами. — Припрётся он из города в наш посёлок, чтобы отпороть Хвостова. Что же выходит, — майор обвёл взглядом присутствующих. — Петрович. Этого мы быстро заловим. А других?
— Ага. Выловите. А если они не просто террористы, а террористы — смертники. Кого ловить будешь, — зацепил Хвостов.
— Твой похож на террориста — смертника?
— Лицом похож, — отсёк Хвостов. — Безразличный какой-то. Другое лицо у него, чем всегда.
— Ну, лицо другое это не доказательство. У нас сейчас у всех лица другие. А неизвестный, который над Марковной поработал. Кто он? А у Хвостова вообще непонятно. Абдулла. Что его из фильма вытаскивать?
— Ты полиция, ты и разбирайся, — бросила Марковна. — Кого вытаскивать, а кого затаскивать. Хвостовского вытаскивай, а моего сразу в хорошую тюрьму.
— Ты что несёшь? Хороших тюрем не бывает.
— Бывает. Хорошая это для меня самая плохая. Ты не спорь со мной, а разбирайся.
А разбираться Пугайло в то время, когда Екатерина Вадимовна готовила стол и ставила цветы на тумбочку возле кровати, ох, как не хотелось, а тут ещё новая фигура в проёме появилась и так загорланила, что у майора даже пятки вспотели: только кровью, только кровью...
— Да, заткнись, Михаил Иванович, — пролепетал Пугайло. — Мы тут уже всё знаем. Отпороли и тебя. Ложись рядом — оборону держать будем. Мостись возле Хвостова. Марковна, — проклюнулась мысль у Пугайло. И не плохая мысль. То всё тупики, да тупики, а тут свет брызнул. — Вот ты сказала неизвестный. А ты, Хвостов, что Абдулла. А знаете ли вы, что часто за неизвестным кроется известный. Как на Новый Год. Оденет маску, а под маской другое лицо. И глаза порой ошибаются.
— У меня глаза хорошие, — отрезала Марковна. — Я деньги считаю. А вот за неизвестным известный это, как? Что-то я не поняла. Поясни ещё раз.
— Человек маскируется. Лицо, руки, ноги и так далее. И пострадавший часто путается. Иногда так путается, что невинного сажают. Это не хорошо и наказуемо для пострадавшего, — нажал Пугайло. — Ты, Марковна, и ты, Хвостов, сильно подумайте — не ошиблись ли вы. Марковна, ты хорошо рассмотрела неизвестного. Тебе же страшно было. Значит плохо рассмотрела. Не заметила ли ты у своего неизвестного что-то тебе очень знакомое. Ну, допустим, я повторяю только: допустим, что-то от Петровича.
— Как же, как же, — застрочила Марковна. — Почему я сразу не сказала. У него была такая же походка, как у Петровича. Точно такая же, как у Петровича? — повторила она. — И руки такие. Он у меня водку брал сегодня. Я запомнила. И хворостину брал, как Петрович водку. Это он был. Он. Петрович. Замаскировался, — забарабанила Марковна. — Один раз муж моей подруги Николаевны, так набрался, что я его приняла за своего мужа. Ну, я его чистила, чистила, а потом в спиняку: иди в дом, паразит, ложись на кровать и спи. А мой муж тоже как-то набрался. Да так, что Николаевна приняла его за своего и тоже в спиняку, иди ложись спать на кровать. Утром только разобрались. Вот до чего маскировка доводит.
— Вот видишь, как бывает. В нашем случае, что выходит? Выходит, что неизвестным, который отпорол тебя, был никто иной, как Петрович.
— Подтверждаю. Даже крест кладу.
Марковна поспешно несколько раз перекрестилась, Пугайло облегчённо вздохнул. Одного закопал.
— А ты, Хвостов?
— Полностью согласен с Марковной. У меня такая память, что все фильмы помнит. Замаскированный Петрович думал, что проведёт меня. Нет. И походку подстроил под Абдуллу, и руки. Если б он даже замаскировался под Фантомаса или Терминатора, я бы всё равно узнал бы его.
Хвостов крестится не стал. Вместо него в душе перекрестился Пугайло и снова облегчённо вздохнул. А как же. Закопал и второго. Вздохнул он напрасно. Хвостов вспомнил об идеи.
— Это, это, — закричал он. — Петрович у меня и вчерашнюю выручку из кассы выгреб.
Пугайло позеленел. Дело хорошо двигалось к нулю и на тебе. Придурок Хвостов с ограблением выскочил.
— С деньгами мы потом разберёмся.
— Как это потом, — вклинилась Марковна, быстренько подстроившись под слова Хвостова.
Пугайло позеленел ещё больше, услышав, что Петрович грабанул и кассу Марковны и даже взял бесплатно две бутылки водки из «Интеллектуального отдела».
— С деньгами потом, — бросил он. — Нужно вести дело последовательно. Сначала разбираемся с поркой, а потом с остальным. — Абрамович повернулся к Рустаму Андреевичу. — А ты, Рустам? Как ты определяешь? Ты врач. У тебя глаз намётан.
— Никаких сомнений, Абрамович. Как же это я сразу не врубился. Руки, как клещни. И что особенно зелёнкой меня обзывал, когда это... Понимаете. Клянусь, что Петрович. Да я же тебе о Петровиче с первого раза сказал, — Рустам Андреевич со всего маха хлопнул по лбу, но не по-своему, опять запутанность рук, а по лбу Абрамовича, — террорист — это Петрович.
— Ты это, — ожил Пугайло. — Руками не маши. Тут тебе полиция, а не больница. Быстро закую в браслеты.
— А что меня не спрашиваешь, — раздался голос директора школы, который умудрился залезть под завклуба.
— А ты что другого мнения? — разрядился голосом Пугайло.
Громыхнул.
— Только кровью, только кровью смою обиду. Он, видишь ли, запрещёнными сказками меня тыкал. — Михаил Иванович выполз из-под Хвостова.
— Погоди со своими сказками. У нас тут сейчас не сказка, а антитеррористическая операция. Ты лучше скажи, кто это был?
— Я против коллектива не иду и не отделяюсь. Это — Петрович. Вначале с бородой пришёл. Потом другую маскировку сделал. Трутнем представился. Хвастанул, что его дети в Лондоне учатся. А у Петровича детей нет. Он же возле школы стоял. Как раз напротив моего окна и в моё окно смотрел. А почему стоял? Думал, как незаметно пробраться ко мне.
— Вот теперь все ясно. Оказывается, что был один и тот же, но очень искусно замаскированный человек. Где же он научился так маскироваться?
— Где, где, — запустилась Марковна. — В депо. Там и краска есть: мазут, солярка. И пакля. Вместо волос пойдёт.
— Телефон подтяните ко мне, — попросил Пугайло. — Сейчас позвоню, чтобы выехали две группы захвата. Будем брать Петровича.
— Две группы мало, — заметила Марковна. — Он такой бык, как наш колхозный Буран, Бери три.
— Ты мне не указывай, — огрызнулся Пугайло. — Я начальник.
— А до этого, кем ты был, — заёжилась Марковна. — С нами пол протирал.
— Разговоры прекратить. Адрес только скажите. И дорогу покажите. Мы в бронетранспортёре катнём. Ребята у меня львы. — Он сжал пальцы в кулак и тихонько стукнул по полу. — Вмиг в оборот возьмут.
— Если львы, — бросила Марковна, — то сам и показывай. А мы тута посидим. Может быть, его и дома нет. Отбил у кого-то машину и мотается по посёлку. Крошит налево и направо.
— Вот что не даёт мне покоя, — задумчиво сказал Пугайло.
— О! — подкинулась Марковна, — сидишь в таких покоях, и ему нет покоя.
— Да замолчишь ты наконец, — рассвирепел майор. — Странный этот террорист Петрович. С автоматами, гранатами, пулемёт и хворостиной. Может это детские игрушки.
— А ты езжай, езжай, — поддела Марковна. — Если вернёшься живой, то детские игрушки, а если привезут накрытого, то за упокой.
— Довела ты меня, стерва, — гаркнул Пугайло, взметнувшись с пола, и молнией выскочил из кабинета, сверкнув блестящими сапогами.
-
-
-
-
К автору у меня вопросов нет, автор стабилен, у меня вопрос к администрации ресурса, перед тем как этот текст размещать на главной, его кто-то читал? Если да, то вы серьёзно считаете это литературой, которая нужна у вас на ресурсе?