ПОКАЖИ!

Представьте, что находитесь в комнате пятнадцатилетней девчонки: угол лохматого пледа сполз на пол, утащив за собою конфетные фантики и блестяшки от шоколада; невообразимое соединение белья и джинсов фантастическими проводами опутывает спинку стула; на столе и стеллажах — вперемешку — учебники и фруктово-яркие баночки, общие тетради и косметички, мягкие «котозайцы» со смешными мордочками. В общем, гремучая пубертатно-девчоночья смесь.

Нет, лучше представьте, что это ваша комната.

Вы только что из школы — валяетесь на кровати в чём пришли. И смотрите на телефоне уморные ролики, угукая в сторону приоткрытой двери, за которой мелькает о чём-то вопрошающий папа.

Если честно, вам до лампочки, что он там говорит, но давно проверено: угуканье действует на папу успокаивающе. Вот вы и угукаете на автомате, хотя сами полностью растворились в нирване видео. И вдруг телефон пронзительно «пимпимкает»: у вас сообщение. Интересно, от кого?

«Привет! Ты где? Что делаешь?».

Набираете ответ, стираете, снова набираете...

«Я дома, читаю книжку».

«Какую? Покажи!» — просит ваш новый друг. В соцсети, где вы познакомились, он носит загадочное имя Kakto.

(На самом деле это «кактус» на эсперанто — есть такой искусственный язык. В 1887 году его придумал Лейзер Лэйви Заменгоф. Он был окулистом и лингвистом. Ага, ни фига себе сочетаньице! Но вы ничего об этом не знаете, а вот Kakto наверняка знает и, скорее всего, немного перед вами хвастается).

Лихорадочно озираетесь, неожиданно обнаруживая кругом кромешный бардак. Далее следует торопливая бестолковая уборка — и поиск подходящей книги. Одежда — всё тем же нерассоединяемым шаром — закидывается в шкаф, фантики с тридевятой попытки попадают в засунутую под стол ядовито-розовую корзинку для мусора, на аккуратно расстеленном пледе нервно улыбаются «котозайцы» (и с нетронуто-ангельским видом возлежит «Сирано де Бержерак»).

Через пятнадцать минут вы — тщательно причёсанная, в новой футболке с динозавриком — снимаете на телефон сладкие плоды завершившегося преображения. На экране проплывают, покачиваясь и возвращаясь: раскрытые книжные страницы, угол стола, разросшийся фикус с мясистыми глянцевыми листьями — и хитрая мордочка корги Колбаски (это домашнее прозвище), которая просквозила в комнату на шум уборки и внесла неоценимый вклад, утилизировав оставшиеся с завтрака оладьи. 

Облокотившись на подоконник, снимаете двор. Прямо под окнами — вы живёте на четвёртом этаже пятиэтажки — находится детская площадка. Так что обычно здесь звонко от смеха (и рёва). Но сейчас внизу никого нет. Только пустые качели медленно раскачиваются — словно с них кто-то спрыгнул минуту назад. 

Kakto выражает восхищение вашим операторским талантом — и обрывает сеанс. Вообще выходит из интернета — дружелюбный зелёный огонёк его присутствия гаснет. Будто кто-то резко выключает фонарик, — и из мира исчезает что-то важное.

Ну надо же!

Вы снова забираетесь на кровать, рассеяно чешете бело-рыжую Колбаску за ушами, открываете видео, которое смотрели, вернувшись из школы, — и вдруг неудобно натыкаетесь на царапающий прямоугольник лежащей рядом «киногеничной» книжки. Просто из любопытства читаете несколько строк, страницу, две. Интересно же, а что будет дальше?

Вас зовут Женя. Тёмно-русые волосы, серо-голубые глаза, пятнадцать лет.

 

Уткнувшаяся в телефон Женя завтракает, недовольно щурясь от мешающего солнца. Сидящая у стола собака тоже щурится, но провожает прицельным медовым взглядом профессиональной подлизы каждый крохотный кусочек, исчезающий в Женином жующем рту.

При виде бутерброда в девочкиной руке она вся превратилась в абсолютную преданность. Уши прижаты к голове, ставшей по-щенячьи круглой. А в глазах блестят настоящие жалобные слёзы — честное слово! 

Kakto:

«Привет! Ты где? Что делаешь? Покажи!».

Женя снимает полосатое солнечное утро — и Колбаску, гипнотизирующую недоеденный бутерброд.

Женин голос за кадром:

— Не поверишь, я сама покормила эту собачку всего десять минут назад, а такое ощущение, что она голодает несколько дней!

 

Проходит около месяца. Женина комната возвращается в первозданное состояние подросткового хаоса — только без фантиков, утренних оладий и лифчиков на спинке стула. Поперёк кровати похрапывает кверху животом Колбаска: зажмурив короткие белые реснички и уморительно разметав большие шелковистые флажки идеально-треугольных ушей. Рядом Женя с книжкой. Заложив пальцем нужную страницу, она включила телефон и записывает голосовое сообщение.

«... Я вообще не знаю, кто он такой. Может, он даже и не парень, а какая-нибудь выжившая из ума старушка. Или маньяк. Мне о нём ничего не известно — только имя. Да и то не настоящее. Kakto — это кактус на эсперанто. Такой специальный язык — его придумал один еврей давным-давно. Я тебе потом об этом расскажу. Так вот, Kakto — колючий, как кактус, а может, просто нелюдимый или у него кактусовый зелёный «ёжик» на голове — пишет каждый день и спрашивает, где я нахожусь и что делаю...».

«Точно маньяк!» — мгновенно приходит авторитетное сообщение от подруги.

У неё новая аватарка-анимашка — прикольная!

 

Парк. Ноябрь. Всё вокруг коричневое — как в серединке перезревшей хурмы. Ни намёка не осталось на любимые Женины летние зелёный и жёлтый. И воздух ощутимо вяжет хурмою. И ступать приходится с оглядкой: от многодневных дождей парковые тропинки превратились в окружённые блестящими болотцами топкие островки.

А скоро снег. Белый-белый. Из которого будет глядеть, дрожа, голая тополиная поросль. Но пока тепло — Женя без шапки, в расстёгнутой курточке. Бежит, держа на поводке Колбаску, а та потешно перебирает короткими лапками, чтобы догнать.

Всё это снимает на Женин телефон Женина подруга (та самая, которой девочка отправляла голосовое сообщение).

Дружат девчонки недавно. Ну как дружат? Сидят за одной партой, переписываются, высылают друг другу смешные фотки и ролики. Да и то пару месяцев. С тех пор как Женя перешла в новую школу, потому что папа увёз её в другой город (от плохих воспоминаний).

Женя смотрит в камеру, улыбается, машет рукой, морщит нос, нюхая оранжевый лист.

Говорит:

— Правда, осенние листья похожи на тыльную сторону старушечьих ладошек? Видишь, они тоже покрыты пигментными пятнами? Идёшь, пригибаясь под деревьями, а листья-ладошки гладят тебя по макушке... Щекотно!

Видно, что девочка напряжена — стесняется сниматься. Забирает у подруги телефон — картинка ныряет в небо, качается на сморщенно-пятнистых рыжих листьях, останавливается на умильно жмурящейся Колбаске-улыбаке.

— А заметно, что Колбаска беременная? Скоро у нас будут малюсенькие щеночки! Да, Колбаска? Хочешь быть мамой? Тогда ты должна много есть и гулять.

Корги настораживает уши, пытаясь понять незнакомые слова («беременная», «щеночки»), но, услышав понятно-приятное «есть и гулять», радостно повизгивает. 

Женя:

— Колбаска у нас не кто-нибудь, а вельш-корги-пемброк. Это овчарки — только очень маленькие. По легенде, они были ездовыми собаками фей — или приплыли завоёвывать Англию с викингами. И остались пасти южно-уэльских пони. Сама-то Колбаска считает себя большой и сильной. Так что это просто глупое недоразумение, что она помещена в коротколапое пушистое тельце.

— А тут красиво! — кружась под деревьями, удивляется подруга (её зовут Настя — и прямо сейчас она Фея Осени), — Прикольно, что ты позвала меня погулять.

— Можно завтра снова сходить, — предлагает Женя.

— Ага. Хорошо бы. Ну, мне пора, а то завтра химия. Это жесть.

Женя согласно кивает: у неё тоже с химическими формулами не очень. Проводив Настю, девочка идёт с Колбаской домой, моет потешной «фейской овчарке» миниатюрные лапки и потом высылает снятое в парке видео странному парню с колючим зелёным кактусом на аватарке.

 

Конец осени. Накрапывает ледяной (злой) снегодождь. Женя раскачивается на детской качельке во дворе, перебирая подошвами кроссовок по отполированной ногами земле. Не специально, а по рассеянности, автоматически. Лицо у неё хмурое, даже сердитое. Нет, скорее — обиженное. Натянув на голову капюшон, девчонка что-то быстро набирает в телефоне.

Женя:

«На меня сейчас отец наорал... Ненавижу! Из-за ерунды! Полезла за книжкой и задела мамину вазочку, а от неё крошечный кусочек отлетел. Но это ведь просто вещь!».

Kakto:

«Сильно поссорились?»

Женя:

«Ага. Я сказала, что лучше бы он умер, а меня отдали бы в детский дом».

«Злишься на него?».

«Не очень...».

«У тебя деньги есть?»

«Около сотни. А что?».

«Купи что-нибудь к чаю. Посидите с отцом, поговорите. Глупо торчать на улице».

«А ты откуда знаешь? Экстрасенс что ли?».

«Да понятно же, что ты убежала из дома!».

 

Девочка заглядывает к отцу — тот самозабвенно играет в «танчики».

— Пап! Пошли на кухню — я твои любимые баранки с тмином купила.

Во время чаепития мужчина неожиданно спрашивает:

— А у тебя есть заветное желание?

Женя дурачится:

— Ну, я бы не отказалась от шоколадного торта... Трёхъярусного, нет, пятиярусного! Самые крутые гаджеты хочу — и в кругосветное путешествие с непременным заездом на Северный ледовитый океан. Чтобы посмотреть полярных китов... А что?

Папа хохочет:

— Ты мне напомнила одну симпатичную сероглазую девочку из советского мультика 1948 года. К ней случайно попадает волшебный Цветик-семицветик, и она очень похоже загадывает: баранки, игрушки, даже Север... Ну да ладно. Что-то мы засиделись, а кому-то завтра в школу — и на работу. Кто первый чистит зубы?

Выйдя из ванной, Женя заглядывает в приоткрытую папину дверь. Макая в суперклей осторожную кисточку, он прижимает мамину вазочку, пристраивая на место отломыш. Девочка возвращается к себе, ныряет под плед, нащупывает телефон, находит и смотрит мультик. Который был снят не то что до рождения родителей, а ещё до рождения бабушек и дедушек. В общем, в непредставимой древней древности.

— Лети, лети, лепесток, через запад на восток, через север, через юг, возвращайся, сделав круг, — шепчет в темноте Женя.

Она пишет сообщение Kakto.

«Если бы у меня был Цветик-семицветик, я бы загадала, чтобы мама не умерла».

 

Ночью на новогодних каникулах Женя просыпается от испуганного Колбаскиного дыхания: пушистый бело-рыжий колобок с блестящими большими глазами забрался прямо на девочку и безостановочно дрожит.

— Папа! Быстрее сюда! У Колбаски роды начинаются! — кричит Женя.

Влетает перепуганный папа. Почему-то с поводком в руках. В панике он хватает и роняет разные предметы — Женину книжку, пустую кружку, свой телефон.

— Вы можете срочно приехать? — умоляет он знакомую женщину-ветеринара, которую разбудил телефонным звонком, — Я заплачу за такси.

Та обещает заехать через час и даёт подробные инструкции, что делать.

Порывшись на полках и под раковиной в кухне, Женя приносит в «родильную» комнату всё необходимое: чистые тряпки, тазик с водой, ножницы, разведённую в баночке марганцовку. Появляется первый щенок. Мокрый. Зажмуренный. С беззащитно-розовыми лапками и мордочкой. Девочка вытирает пищащий комок, перерезает пуповину, подкладывает крошечного сыночка Колбаске-маме. Он меньше ладошки.

К утру вельш-корги-пемброк по прозвищу Колбаска с непередаваемым выражением шока и просыпающейся материнской нежности возлежит вся в щенках: начмокавшихся молока и спящих безвольными меховыми тряпочками. Папина знакомая уже уехала, похвалив Женю. Папа для успокоения нервов пьёт «валокардин» (помещённый в вытянутую бутылку с пятью звёздочками на этикетке).

Наглядевшаяся вволю на Колбаскиных смешных детёнышей девочка сладко спит — сама похожая на щенка. 

 

Женины сообщения за январь:

«Привет! Раньше Колбаску с улицы не заманишь, а теперь наша мамочка быстро делает все дела и тащит меня домой. Мы только что с прогулки, так что у щенят сейчас обед. Высылаю видео. Правда, они милые?».

«Привет! Мы растём! Все открыли глазки — и делают первые шаги на нетвёрдых шатающихся лапках. А смотри на это робкое повиливание крохотными хвостиками — так мы улыбаемся! 

«Папа сделал для щенят загончик. Говорит, они стали слишком большие и достают свою мамочку. Видишь, какая у Колбаски терпеливая мордочка, когда она кормит?».

 

Пришла в гости Настя (ещё два месяца назад торжественно переименованная в ЛП — Лучшую Подругу).

Девчонки наклонились над щенячьим загончиком, из которого чуть не выскакивают пушистые мячики-корги, распираемые нестерпимым малышачьим желанием быть взятыми на ручки. Кто-то разбегается и таранит «конкурентов»: все падают, а ликующий хитрюга остаётся один. Кто-то специально садится в сторонку и, жалобно поскуливая, стреляет оттуда медовым манипуляторским глазом. Получив желаемое, щенята щекотно облизывают девчоночьи подбородки, губы, носы.

Девочки осторожно заходят в загончик, боясь наступить на малышей. Вокруг Жениных и Настиных голых ног мгновенно образуется неукротимый меховой торнадо. Зубастый! ЛП (Настя) ойкает от ощутимых уколов — будто от крошечных острых иголок. Привычная Женя тут же забирается на подоконник, прячась от порывов щенячьей игривости.

Смеющаяся Настя (подвигая подругу и стряхивая щенят с ног):

— Это не корги, а «пузаностра» какая-то! Мафия!

Лишившись цели, торнадо стихает и превращается в табунчик деловито гарцующих нано-пони.

 

Kakto:

«Привет! Что делаешь?».

Женя:

«НИЧЕГО! Сейчас ещё немножечко ничегопонеделаю и буду собираться... Мы едем на Байкал!».

 

Остров Ольхон. Июль. Тепло и пасмурно. Оранжевая глинистая тропинка — будто посыпанная сухим толчёным кирпичом — ныряет с сопки на сопку. И вдруг у Жени перехватывает восхищённое дыхание: от широко открывшихся озера и неба, слившихся в одно серо-голубое живое протопространство.

От тишины тёплого безветрия на душе скребутся тревожные кошки. Ни единой цветной ленточкой не шелохнутся укутанные по самые уши тринадцать сэргэ. Беззвучно рыбачит желтоклювый баклан. Он исчезает (как будто его и не было) в жидком стекле ярко-зелёной возле Шаманки воды — и появляется. Но уже в другом месте. Словно телепортировался. Проглотит блеснувшую пятирублёвой монеткой добычу — снова исчезнет.

Женя идёт по берегу. И песок идёт по берегу: полосами и полосками. Жёлтыми. Серо-коричневыми. Бежевыми. Почти белыми. Бледно-лимонными (там, где дюны переплетены тугими косичками сосновых корней). И даже фиолетовыми (они вспыхивают на солнце слюдяными и гранатовыми крупинками). А хмурая байкальская водица такая студёная, что опущенные туда пальцы сразу же сводит: кожа в ледяных синих мурашках, а под ней бежит, разливаясь, ласковый пожар.

 

Женя:

«Привет! Я сейчас на острове, где растёт голубая трава — и сиреневые ромашки. А когда я сижу на заросшей жёсткой травой дюне, то будто чувствую его гигантские кости и движение крови глубоко под землёй. В общем, я на Ольхоне, и со связью тут не очень — интернет постоянно пропадает. Но на это плевать. Меня тянет к озеру как магнитом. В любую погоду. Гляжу, гляжу — и глаза никак не соскучатся. Похожие на лица людей скалы. Всклокоченное облаками небо. Идущая от горизонта чёрная волна. Опасная глубина, где навеки упокоены погубленные Байкалом корабли. Ощетинившиеся редким лесом горы на том берегу — как уснувшие чудища из страшных сказок. И брошенные умирать на песке одинокие баркасы. Знаешь, Ольхон похож на сказочную детскую страну Нетинебудет. Мне вообще кажется, что я запросто могу подпрыгнуть и взлететь. В любой момент. Прямо в небо. Оно тут всё время меняется. То синее-синее. То серое. Безмятежное. Налитое свинцовым ожиданием. А иногда здесь непереносимое солнце и клубящиеся буйные облака — вместе. И видно, как над голыми складками материковых гор ходит дождь. От этого почему-то хочется плакать. Хотя ничего грустного не происходит. Папа такой беззаботный. Мы много гуляем. И купаемся в леденющем озере. Даже Колбаска. Забегает в Байкал и начинает быстро-быстро перебирать лапками, а потом, царапаясь, залезает на папины торчащие из воды плечи и царственно озирает окрестности».

 

Пятнадцатилетняя девочка сидит на круглой спине обрывающейся вниз сопки. Водит ласкающими ладошками по жёсткой шкуре Ольхона сплошь из невиданной голубой травы и сиреневых ромашек. Гладит ненасытными глазами оранжево-золотое закатное озеро. Перечитывает сообщения Kakto.

Женя мечтательно вертит в пальцах сорванный цветок — в небо один за другим летят семь ромашковых лепестков: любит — не любит...

Любит! 

 

Женя и Настя в городском парке. Смотрят на телефоне фотки и видео с Ольхона.

— Меня никто-никто так не понимает — даже папа! — заявляет Женя.

Настя (обиженно):

— А я?

— Ну и ты, конечно... — Женя смущается, подзывает и гладит Колбаску.

— Мы думаем одинаково — и чувствуем. И видим! Мы вообще как две половинки одного человека, — не выдерживает девочка.

Подруга хмыкает:

— Да ты просто влюбилась, а сама не знаешь в кого! Вы ведь ни разу не встречались? Только переписываетесь? Ты ему отовсюду, где бываешь, видео шлёшь, а он тебе одни сообщения?

Женя с несчастным видом:

— Ага.

— Странно всё это... А ты помнишь, как я разыграла Аньку? Завела в соцсети страницу с бабушкиного телефона и стала оттуда Аньке писать — будто это неизвестный парень в неё влюбился. Умора.

 

Женина комната. На столе и стеллажах непривычный порядок. Хотя нет — уже привычный. Девочка смотрит в окно. На мокнущие под дождём пустые качели. На душе муторно. Неужели подруга права?

Телефон оживает. Kakto!

«Привет! Что делаешь?».

«Злюсь!».

«На меня?».

«А ты как думаешь? Ты вообще настоящий? Где ты находишься? Чем занимаешься? Я должна тебя увидеть — или больше мне не пиши. Никогда. Я удалю тебя из друзей!».

Плёнка воды снаружи оконного стекла — как пузырь с новорожденным миром. Девочка отчаянно ждёт ответа от мальчика.

«Пимпим!» Kakto прислал ей фото! Впервые...

Двор. Дождь. Пустая детская качелька. Всё, что она видит из окна прямо сейчас. Только поменьше — как с пятого этажа. И колючий зелёный кактус на подоконнике.

Женя выбегает на лестничную площадку и в несколько прыжков оказывается перед такой же квартирой, в какой живёт с папой. Почему-то становится страшно. Девочка замирает. Касается ладошкой чужой двери — и та открывается. Мальчик на пороге дальней комнаты вглядывается в неё с тревогой и надеждой. Его руки привычно лежат на колёсах инвалидного кресла.

— Ты хотела посмотреть на мою жизнь — заходи!

Девочка оглядывается — в комнате Kakto полно картин.

— Это ты сам всё нарисовал? Покажи!

Женино сердце становится очень громким, так что его стук доносится до Байкала и даже до Северного ледовитого океана: она видит осенний парк, кормящую щенят Колбаску, сиреневые ромашки, сидящую на качелях расстроенную сероглазую девочку.

— Ты показала мне, каким бывает мир, — улыбается мальчик.

И добавляет (смущаясь):

— Меня зовут Валя. Дурацкое имя, да?