Случай в Третьяковке

«Хорошо-хорошо. Договорились. До вечера. Целую, моя Геенна…» — с далёкой студенческой юности он звал свою дорогую Сарочку Геенной Огненной.

Экскурсовод, кандидат филологических наук, профессор философии, также искусствоведения, член высокого Ордена оксфордско-лондонских живописцев Яков Мириндович Аккерман, — изящно тряхнув седеющей шикарной шевелюрой, — с придыханием продолжил ознакомительную лекцию, бережно положив трубку в карман:

— А теперь, уважаемые друзья, хочу представить вам картину великого русского художника-авангардиста, родоначальника такого явления в мировом искусстве, как супрематизм: — Казимира Малевича.

(Восторженная пауза)

— Итак: «Чёрный квадрат». Вглядитесь в сие полотно, господа. И вы заметите в нём предчувствие апокалиптических событий в русской истории. Коих мало кто лицезрел в тяжкие времена увертюры двадцатого столетия и Первой мировой войны.

— Извините, пожалуйста, — страшно коверкая слова, спрашивает один молодой китаец: — А что это за глаза в правом нижнем углу?

— Какие глаза? — не въехал профессор.

— Да вот же! — хором воскликнула неспокойная китайская процессия.

— Что? Что происходит… — Яков Мириндович с нескрываемым ужасом близоруко всматривался в кошачьи глаза, невесть откуда забравшиеся к Малевичу в квадрат. Нервно выдёргивая застрявшие очки из пиджака.

— Боже мой! — его качнуло.

Мужчину тут же подхватили сильные руки вездесущей охраны. Оперативно заполнившей зал.

— Так, внимание! — гаркнул старший по смене майор Васнецов. — Всем оставаться на местах! Вызываем полицию — отдел по расследованию краж произведений живописи. Приготовьте, пожалуйста, ваши документы, визы, туристические приглашения.

Чуть позже Аккерман, — которого увезли с сердечным приступом в больницу (потом отпустили за неимением приступа домой), — истошно кричал на племянника Антошку, студента четвёртого курса знаменитого МГАИ им. Сурикова, описав тому жуткую «аварию» в галерее:

— Что, ну что ты натворил?! Единственный раз в жизни, под конец её, я решил обеспечить свою большую несчастную семью. Заменив чёрный квадрат Малевича на всего лишь такой же «чёрный» — в твоём мастерском исполнении. Надо было только скрупулёзно срисовать и скопировать все неровности, штрихи и трещинки, понимаешь?

— Да, — Антошка ошарашенно вытирал непрошенные слёзы.

— Всё, капец. Ты понимаешь? Мне — конец. Тюрьма до скончания века. Ответь мне на единственный вопрос: зачем, ну зачем ты так подло со мной поступил?

— Суть в том, Яков Мириндович, — оправдываясь, промямлил юный гений: — У вас же завтра юбилей. 75 лет.

— Ну и что, — Аккерман дряхлел на глазах.

— Вероятно, тётя Сара, ваша жена, увидела работу, когда я её уже завершил в мастерской. Подумала — это прикол. Мол, хочу подарить свежеиспечённый «Чёрный квадрат» любимому дядюшке к днюхе.

— И-и-и… — хрипом.

— Холст был уже завёрнут. Дело — к ночи. Как и договаривались, я ждал начальника охраны майора Васнецова. И — уснул в соседней комнате. От страшного напряжения последних дней.

— Ну…

— Где-то в то же время ваша дражайшая супруга заглянула в мастерскую и, разложив картину в темноте, подрисовала там кошачьи глаза: она же неплохой художник. И завернула опять. Перед тем как пришёл Васнецов и увёз её в Третьяковку. Вот и всё. Шутя подрисовала.

Аккерман явственно, физически ощущал — у него решительно седеют не побелевшие ещё к тому часу остатки густых волос.

— Майор ночью заменил в музее «квадраты». Как и условились ранее. Никто не знал, что там «глаза», — племянник явно недооценивал размеров надвигавшейся катастрофы.

В дверь жёстко постучали.

Профессор Аккерман заскулил.

В телефон звонко прилетела весёлая СМС-ка: «Дорогой Яшенька. Мчюсь к праздничному столу на крыльях ночи. Обожаю! Целую! Твоя Геенна Огненная».