Не сработало (на конкурс)

 В плену сержант Логинов часто стоял на коленях. Не по собственной инициативе. Так случалось, когда приклад неприятельского автомата выполнял побочную функцию и вместо хозяйского плеча упирался в логиновскую спину. Упирался всегда болезненно и неожиданно. Логинов знал, что это произойдет, пытался определить момент невидимого замаха, подготовиться как-то, чтобы свалиться на грязный бетонный пол с максимально возможным достоинством. Удалось лишь однажды. Сегодня. Сержант Логинов расслышал шорох каменной крошки под неприятельским ботинком.

 Неприятель. Это редкое и точное слово к Логинову явилось только в плену. На фронте им не пользовались. С неприятелями разговаривать западло. С врагом еще можно потрындеть за жизнь. А с этими... С этими вот совсем не хотелось. В первый раз оказавшись на коленях Логинов сообщил им о себе все что мог: ФИО, звание, личный номер и дату рождения. С тех пор молчал. А неприятель словоохотливо болтал на хорошем русском языке, словно вырос на соседней улице в Самаре. У Логинова, когда еще он ходил на гражданке без лычек, даже приятелей не было, что уж говорить об антонимах. Был единственный друг. И сейчас есть. Где-то в глубоком, как космос тылу. А этих было сразу трое. Тот, что за спиной — прикладной невидимка. Тот, что перед ним — распространитель запаха чеснока. И тот, что в тени — в угол комнаты свет из ущербного окошка не доползал. 

 Распространитель запаха ласковым и приторным голосом говорил сержанту Логинову:

 — Ну ты же совсем еще ребенок! Куда пришел? Зачем? Ты у себя дома разве, пацан? Пришел стрелять-взрывать-убивать? Ну и как? Понравилось? А что мамка скажет, когда мы тебя убьем? Плакать будет. Волосы рвать. Это тебя мама научила убивать людей на чужой земле? Или папа? Или командир твой? Как твоего командира зовут? Скажи нам, мы с ним свяжемся. Он потом твой труп заберёт и маме отправит в цинке. 

 В свободном сержантском уме во время этих безыскусных допросов гордым строем вставали теплые юношеские мечты, которые, казалось, давно погибли, похороненные у железнодорожной рампы с последней нотой «Прощания славянки».

 — Будешь молчать, мы твоей матушке позвоним. Все ей расскажем, как ты тут ссышься и срешься под себя кровью. Как тебя в жопу шваброй имеют, как мы тебе колени простреливаем. Что с мамой тогда будет? Папа твой с ума сойдет. Ты сам подумай? Зачем им такой сын потом? Поломанный и опущенный. 

 Ветер задул в ущербное окно запах близкой грозы. Чесночный дух отступил. Круглый сирота сержант Логинов вспоминал свой детдом. Он незначительно отличался от армии. В худшую сторону.