Среди баньянов (часть 2)

— Лена, Лена, просыпайся, пора заказывать обед, уже три часа, — тормошили ее подруги. Женщина уселась на лежаке и взяла протянутое меню. Надо выбросить все прочь из головы и продолжать наслаждаться прекрасным отдыхом, пока еще есть время. Тем более, что девочки завтра ночью уже улетают домой, и не стоит никому отравлять такое сказочное время.

Они чудесно пообедали, как всегда, получив удовольствие от затейливо приготовленных блюд, полюбовались фантастичным закатом и отправились домой. О странном утреннем происшествии никто уже не вспоминал. Ночью их ожидал рынок в Арпоре, который не только славится как лучшее в Гоа место для покупок, но и представляет собой целое шоу с концертами, танцами, ресторанами.

— Ну что, встречаемся через два часа у выхода? — спросила одна из двух Лен, когда они уже входили в отель.

— Нет, девочки, спасибо, езжайте одни, я как-то немного устала.

— Ладно, тогда до утра, — понимающе переглянулись подруги.

Лена уже совсем почти заснула, когда в номере затрезвонил телефон. На часах была половина одиннадцатого.

— Мадам, вас здесь спрашивают, — обратился к ней ночной портье.

— Кто?

— Мужчина, представился — Эндрю.

— Я сейчас подойду.

Вот зачем ей сейчас это нужно? Ворошить старое и давно уже если не забытое, то глубоко запрятанное? А как не пойдешь? Значит, жив и столько лет молчал? Даже если это не нужно ей, ради Пашки надо послушать его объяснения. Да и ради себя, чтобы уж окончательно все похоронить.

Через пять минут она была уже на крошечном рецепшене. Да, человек, пристроившийся на цветистом диване у входа, мало походил на того, кого она знала раньше. Это был уже почти пожилой мужчина с жестким взглядом серых глаз из-под густых бровей, с одутловатым лицом и нездоровой кожей. Похоже, того мальчишки, которого знала она, действительно уже нет.

— Пойдем, — поднялся он со своего места и попытался взять Лену за руку.

— Куда? Вы уверены, что я хочу вас видеть? — вырвала руку.

— Пойдешь, сама увидишь. Кстати можешь обращаться ко мне на «ты», на брудершафт мы с тобой пили, и не раз.

Возле отеля стоял мощный байк, замеченный Леной еще утром. Мужчина протянул ей шлем.

— Я не хочу, жутко боюсь мотоциклов, практически никогда на них не каталась.

— Я помню, не дрейфь, движение сейчас уже не такое сильное, потихонечку доберемся.

— Куда?

— Там увидишь.

Как во сне, Лена взгромоздилась на неуклюжий байк за спиной своего водителя.

— Держись крепче и ничего не бойся.

— Здесь же левостороннее движение, и столько машин... — но ее слова заглушил взревевший двигатель. От мгновенно накатившего страха Лена закрыла глаза и, как смогла крепко, зацепилась за мужчину. Байк, казалось, подпрыгнул на месте и стремительно выкатился на дорогу.

Идиотизм, куда она на ночь глядя собралась и, самое главное, с кем? Угробит сейчас ее, и Пашка круглой сиротой останется. Вот поражены ее родные будут, когда узнают, с кем именно разбилась! Боже, о чем только она думает! Лена осторожно приоткрыла глаза. Вдоль дороги проносились все те же маленькие унылые постройки, что и на всех дорогах Индии. Куда они мчатся?

Байк свернул с главной дороги и покатился в сторону океана. Фонари совсем исчезли, и только свет мощных фар указывал вьющуюся тропинку. Наконец они остановились у маленького неопрятного домика, где-то совсем рядом бултыхалось море. Ее спутник достал из бардачка толстую цепь с замком и пристегнул байк к низкой металлической ограде, у которой уже стояли несколько таких же байков.

— Иди за мной, — включив извлеченный из этого же бардачка мощный фонарь, он отправился в сторону океана. Через минуту они уже вышли на пляж.

— Это что, Анджуна, — спросила Лена, но ее спутник не отозвался. Недалеко от них виднелась небольшая шека, еле-еле освещенная изнутри. Устроились на диване у самых перил за столиком с видом на море, которого, впрочем, сейчас видно не было, а только слышно. Официант принес бутылку все того же рома. Андрей достал из кармана коробку и маленькую трубку. Смотреть на это было неприятно. Лена огляделась по сторонам. В шеке почти никого не было, только в самом темном углу обнималась парочка каких-то небрежно одетых юнцов.

— Будешь? — Андрей протягивал ей на ладони мастерски скрученный косяк, — это, в отличие от мотоциклов, ты всегда любила. Взорвем?

— Когда это было! А я на тот свет не отправлюсь? Уже лет двадцать ничего такого...

— Не бойся, здесь все легкое, они туристов боятся отравить. Можно, конечно, всякое достать, но я и сам не злоупотребляю.

— Я вижу, — недоверчиво покосилась на него женщина, осторожно вдыхая горьковатый дым.

— Ну, рассказывай.

— Что рассказывать? Лучше ты о себе расскажи.

— А мне и тем более нечего, я уже десять лет вот только так.

— Сколько? Ты с ума сошел, в этой дыре... А как же твоя мать? Или ее уже...

— Мать знает, как меня найти.

— Что, за десять лет так ни разу и не был дома?

— Летал однажды, когда первый раз паспорт закончился. А сейчас вот решил, да, и ладно. И без паспорта здесь проживу. Нужно будет — найду способ добраться. А ты как?

— Да ничего особенного, как все.

— Где работаешь, замужем, дети есть?

— Работаю. Как я могу быть официально замужем, если мы с тобой не разводились?

— Так я думал, ты давно уже все оформила?

— Да как-то все руки не доходили. Слушай, а у тебя самого-то дети есть еще?

— Нет, конечно, только, как ты знаешь, сын и дочь.

— А у меня только Пашка.

— Что ж так, за столько-то лет, тоже, что ли, не собралась?

— Знаешь, мне он так тяжело достался, что не решилась уже больше.

— А как он, ходит хоть чуть-чуть?

— Ходит, даже, можно сказать, бегает.

— Хорошо. Может, накатим?

— Не знаю. Я и так себя странно чувствую, — Лена загасила в пепельнице толстый окурок. Внутри головы стало как-то подозрительно легко, как внутри воздушного шара. Хотелось одновременно плакать, горько, с громкими всхлипываниями, и смеяться, так, как смеются над американскими комедиями, безостановочно и заливисто. Представив себе Эдди Мерфи в роли наследного принца с африканского континента, Лена весело хихикнула. Перед ней оказался стакан с густой темной жидкостью. Она отважно выхлебала его до дна, потому что вдруг очень захотелось пить. Теперь смеялась уже в голос.

— Ты что?

— Я сейчас такое скажу, тоже от смеха умрешь.

— Давай, но это вряд ли, сразу предупрежу.

— У тебя здесь, в этой дыре, телевизор есть?

— Предположим, есть, и что дальше?

— А ты его смотришь?

— Бывает, правда, редко, а что?

— Ты ж футбол любишь! — Лена уже икала от смеха, таким веселым представлялось ей то, что она собиралась сказать.

— Футбол стараюсь смотреть.

— И ничего никогда там не замечал?

— Что ты имеешь в виду?

Но мир вокруг уже как-то отодвинулся от нее, вокруг плавали и расплывались цветные кольца, вон проплыла полосатая рыбка, которую она видела в Египте. Ну да, это ведь она сама плывет с маской, как же она забыла. Ой, какой еж здоровый, и осьминог, почему-то белый и прозрачный, красота...

Какое-то время ей еще почему-то казалось, что кто-то трясет ее за плечо и кричит каким-то противным тоненьким голоском:

— Что, что ты хотела сказать, только одно слово, и можешь спокойно зависнуть, скажи, скажи, этого не может быть, быть, бы...

Но кораллы на дне были интереснее, а вон вроде мелькнула мурена. Мурена — это, кажется, плохо, или наоборот, хорошо? Странно, ей казалось, что она плывет, а вокруг почему-то снег. Огромные сугробы, и ничего не видно вокруг. Кажется, ее тоже засыпает. Осталось только маленькое окошко, но и за ним только снегопад. Наконец весь мир превратился в пустоту, просто пустоту, без конца и края. Зато как спокойно!

Лена проснулась утром от яркого солнечного света. Почему-то жутко раскалывалась голова. Тяжело приподнявшись, с трудом огляделась по сторонам. Странно, она находилась в крошечной незнакомой комнатушке, где никого кроме нее больше не было. Как это она сюда попала? Скрипнула, отворяясь, ободранная дверь. В комнату вошел мужчина.

— Уже проснулась?

Господи, какой кошмар! Все вспомнила! Он накачал ее вчера какой-то дрянью так, что отрубилась. Все, пора заканчивать это странное общение и скорее убираться отсюда. Хорошо, что она все еще одета, похоже, хоть на ее честь никто не покушался. Давненько такого не случалось, еще со студенческих времен.

Лена тяжело сползла с дивана и начала застегивать босоножки.

— Ты куда?

— В отель.

— Сейчас отвезу.

— Нет уж, спасибо, накаталась уже, лучше я на такси.

— Я вызову, — достал он мобильник, — кофе будешь?

— Нет, в отеле выпью, — покосилась Лена на замызганный электрочайник и мутные стаканы на столике в углу.

— Такси будет через пятнадцать минут. Скажи, а что ты мне вчера хотела сказать?

— О чем, я не помню?

— Ты упоминала футбол.

— Футбол?

— Да, что ты хотела сказать?

— Не знаю, ты бы мне уж ширанул что-нибудь, я тогда, может еще много интересного тебе рассказала.

— Да ладно, извини, я просто не подумал. Я же для себя крутил.

— Послушай! Думаю, мы вчера достаточно наобщались, и ты больше не надумаешь появиться у меня. Давай прощаться. Счастливого тебе времяпрепровождения и дальше, ну и, как говорится, не поминай лихом. Вон и такси сигналит.

И Лена выбежала из пыльной комнаты.

 

В отеле ее уже ждали встревоженные подружки.

— Ты где была, хотя бы записку оставила, почему так ужасно выглядишь, сейчас такси до пляжа уже приедет, а еще не готова, у нас же сегодня последний день!

— Девочки, езжайте без меня, я сейчас в аэропорт отправлюсь.

— Зачем?

— Хочу тоже улететь ночью, с вами.

— Ты что, у тебя же еще целых два дня?

— Я вам потом объясню, езжайте спокойно, может, потом подъеду.

Но в аэропорту ей не повезло, билетов не было ни на сегодня, ни на завтра. Лена очень расстроилась. На пляж, конечно, не поехала, весь день провела у бассейна, отсыпаясь под зонтиком, благо, народу в отеле в дневные часы практически не было.

Подружки вернулись с пляжа рано, намного раньше, чем всегда. Они с удовольствием поужинали в самом лучшем тайском ресторанчике городка, потом Лена помогла им собраться, проводила к автобусу, где, расцеловавшись, договорились о встречах в Москве. Автобус умчался, а Лена побрела в отель, решив лечь спать, а не искать еще дополнительных приключений на свою голову.

Утро встретило ее как всегда, ярким светом и гудками машин с улицы. Лена, наконец, выспалась и на душе от этого ощутимо полегчало. Решила провести весь день на ближайшем пляже и постараться получить максимум удовольствия. Она собрала себе сумку и, предвкушая замечательный день, весело сбежала вниз. На диване опять сидел он, Андрей.

— Доброе утро.

— По-моему, мы обо всем поговорили вчера. Не ожидала увидеть тебя здесь так скоро.

— Мы не поговорили.

— Это не моя вина.

— Ну, прости, я вчера уже извинялся перед тобой.

— Мне не нужны твои извинения, и вообще ничего не нужно. Я уже сказала тебе свое «прощай».

— Не надо, только не обижайся.

— Послушай, что ты хочешь от меня? Говори быстрее, и я пойду.

— Давай, я покажу тебе Гоа. Проведи эти дни со мной.

— Спасибо, роль вольной байкерши — не для меня.

— Я взял напрокат машину. Со мной тебе будет намного интереснее, чем целыми днями валяться на пляже.

— Я не хочу.

— Ну пожалуйста, может быть это моя единственная возможность.

— Я тебе ничем не обязана и не готова тратить на тебя время своего отдыха. Если бы только знала, что меня здесь ожидает такая встреча, никогда бы не прилетела.

— Но ты уже здесь. В Гоа никогда не бывает ничего случайного.

— Мне надоела эта здешняя мистика и всеобщая расслабленность, и я не хочу иметь никаких дел с тобой.

— Ты больше и не будешь. Только два дня, одна возможность что-то понять, и расстанемся навсегда. Очень прошу. Это крайне важно для меня. Обещаю, других просьб больше не будет, каждый из нас вернется обратно к себе.

— Куда поедем?

— Куда захочешь, я здесь все знаю. Давай на Ом.

— Я там уже была. Я бы хотела в Арамболь, где хижины на самом пляже.

— Поехали в Арамболь.

— Хорошо, я попробую. Но имей в виду, если мне только что-нибудь не понравится, я тут же беру такси и возвращаюсь.

— Разумеется, все будет, как пожелаешь. Иди, собирайся.

Господи, что она только делает? Зачем опять во что-то ввязывается? Мало ей вчерашнего! Похоже, правду говорят, что менять климат зимой неполезно, от этого становишься какой-то неадекватной. Или это последствия того косяка? Ладно, пусть, в конце концов, каждый имеет право хоть раз в жизни совершить неразумный поступок, или даже далеко не раз. Она поступит так, как делают здесь, похоже, решительно все. Просто отдастся на волю обстоятельствам.

Через пару часов они уже входили в шаткую постройку, стоявшую на сваях у самой кромки воды. Бросив вещи в двух достаточно просторных комнатах, поспешили на пляж.

Устроившись на лежаке, Андрей опять достал из кармана рюкзака трубку.

— Перестань сейчас же! Хотя бы эти два дня постарайся обойтись. Я не хочу дышать отравой.

— Хорошо, как скажешь. Так расскажи мне о вас всех.

— Да действительно ничего особенного. Живу с гражданским мужем, Пашкой и мамой. Отца уже нет.

— Да, я слышал, и моего — тоже нет.

— А с кем живешь ты?

— Да так, даже рассказывать не хочется. Я, наверное, виноват перед вами и перед Иришкой. Не слышала о них ничего?

— Слышала, твоя дочь живет в другой стране. Тоже уехали, чтобы забыть. У них там все хорошо. Твои дети рады знать, что они есть друг у друга, они общаются. Теперь я спрошу тебя. Скажи, легко быть подлым? Как ты мог, бросив одного ребенка, тем более больного, не постараться сохранить свою следующую семью?

— Просто не мог остаться с ними. А подлым жить очень тяжело.

— Отчего же не мог?

— Я не любил Иришкину маму, это первое. Потом, я просто понимал, что не заслужил права не только на счастье, но и на простые человеческие радости.

— Я не понимаю тебя! Все свои выборы в жизни делал ты сам, позволил себе покатиться, просто отпустил себя. Только поэтому стал таким. Ты был здоровым, богатым, молодым, успешным, все вокруг удавалось и получалось, весь мир вертелся вокруг тебя, поворачиваясь только светлыми сторонами. Так почему же ты вдруг решил сразиться с самыми слабыми и беззащитными, что заставило тебя наказать своих детей? И потом, что значит — не любил? Кого же ты любил, кроме себя?

— Да, — он махнул рукой, — выбирал сам, но не значит, что правильно. Похоже, что я забыл выбрать жизнь для себя самого. Я любил вас с Пашкой, я любил Иришку, пытался любить ее маму, честно пытался, но очень скоро понял, что только разрушаю все, к чему прикасаюсь, я делаю людей несчастными, я ничего никому не могу отдать хорошего. Без меня всем будет лучше, даже мне самому.

— Но ты же мог что-то сделать, прийти ко мне, к Пашке, к моим родителям. Наконец, ты мог предложить нам деньги, чтобы не чувствовать себя чудовищем. Так многие мужчины делают, откупаются от всего неприятного. Кстати, а на что ты живешь здесь?

— Да так, здесь ведь совсем немного нужно, осталось кое-что от прошлых времен. Знаешь, я много раз хотел предложить вам деньги, но так и не смог. Сначала я думал, что ты обязательно вернешься, просто не выдержишь тех проблем, что на тебя свалятся. А потом, когда вы справились без меня, мои деньги уже были бы только платой, слегка запоздавшей, за все то, что вы пережили. И потом, я никогда не хотел, чтобы становилось легче мне. Не нужны мне оправдания в том, что я позволил себе сотворить с вами и со своими детьми. Мне нет прощения и нет места среди людей. Поэтому я решил доживать здесь, где все равны, и никто ни о чем никого не спрашивает. И где есть возможность забыться, — в его руках опять оказалась трубка, но машинально покрутив ее в пальцах, опять спрятал в рюкзак.

— Знаешь, возможно, я пошел бы и на какие-то более кардинальные меры в отношении себя, но у меня есть мать... После нее я уже точно не буду связан никакими обязательствами.

— Ты говоришь что-то непонятное. Мать — там, ты — здесь. Какая-то патологическая покорность обстоятельствам и нежелание изменить что-нибудь самому. Ладно, нам кажется пора обедать.

Закат они наблюдали, сидя на ступенях своей хижины. Потом на террасе за плетеным столиком пили местное порто и заедали его фруктами.

— И что, за все эти годы тебе ни разу не хотелось увидеть сына или дочь?

— Нет, я отучил себя от этого желания, привык к тому, что этого уже не будет никогда. Я для них уже давно никто. Да я и для себя уже никто, настоящее у меня никакое, будущего нет, а о прошлом заставил себя забыть. Да, здесь почти все одинаковые. Еще счастье, что на земле есть место, которое принимает таких вот отверженных, как я. Это все давно уже неинтересно Лучше скажи, я тогда не совсем понял, а Пашка, он хоть чуть ходит, хоть с палкой?

— Да он здоров совсем, ничем не отличается от своих сверстников, ну разве что самую малость...

— Да! Я так рад за него!

— Послушай, может, ты слетаешь домой, хотя бы на время, сделаешь новый паспорт, посмотришь на мать, на сына? Нельзя же окончательно закопать себя здесь! Может, вместе полетели?

— Я не могу, в Индии недавно приняты суровые законы и предусмотрены серьезные наказания за нарушение визового режима.

Вокруг них черная бархатная ночь. На горизонте видны силуэты небольших корабликов, занимающихся поздним ловом. В роще у пляжа верещали обезьяны, скрипели от ветра пальмы. В природе, как всегда, все подчинялось вечным и незыблемым законам: каждый мог быть уверен, что вслед за ночью обязательно наступит утро. Так было тысячелетия назад, и будет через тысячелетия тоже.

А двое людей, мужчина и женщина, когда-то давно такие близкие друг другу, сидели рядом на веранде крохотного домика и не знали, что сказать, сами они казались себе жителями разных галактик, между которыми сотни световых лет, их разделял бесконечный Космос. Вокруг мягко шелестел океан, над ним зависли огромные звезды, а у них не находилось слов чтобы утешить друг друга в том, что случилось так давно, уже целых двадцать лет назад.

— Знаешь, позавчера, когда ты начала про футбол, мне на секунду почудилось...

— Что?

— Я действительно иногда смотрю футбол, и там, дома, в Москве, есть один игрок, полный тезка нашего Пашки, тоже Павел Андреевич, даже возраст такой же. Раньше иногда я представлял, что он мой сын.

— Ну что ты, даже не знала, что такой футболист есть. Ты же знаешь, я ничего не понимаю в футболе.

— Да, я помню. Конечно. Это так, мои фантазии, просто от тоски все.

Всю ночь Лена ворочалась на старой кровати в своей спальне, вспоминая, думая, прикидывая, анализируя. Она была уверена, что за тонкой стеной так же не может заснуть этот жалкий и сломленный, чем: жизнью, обстоятельствами, человек, вместе с которым они когда-то дали жизнь ее самому главному на всем свете Пашке. Жалость сменялась ненавистью, боль воспоминаниями и снова болью, и опять жалостью, но уже к себе. И не было ни единого способа помочь, понять, поменять. Только под утро неглубокий сон накрыл как спасение и забытье.

Следующий, ее последний, день прошел как-то невесело, оба они немного остерегались того, что было сказано прошлой ночью. После заката вернулись в Кандолим. Лена уложила вещи, они закатили прощальный ужин, и Андрей сам повез ее в аэропорт, оставив записку в отеле, чтобы гид из туристического автобуса не беспокоился. Перед коридором, ведущим в свободную зону, они остановились, чтобы распрощаться.

— Ну что ж, прощай. Ты прав, наверное, это была наша последняя встреча. Но все же, если я надумаю еще раз прилететь сюда, как можно найти тебя? Ведь говорят, что Гоа часто зовет обратно к себе тех, кто здесь что-то нашел, вдруг и мне еще придется вернуться?

— Ты всегда сможешь узнать обо мне под тем большим баньяном в Чапоре, где мы встретились первый раз.

— Возьми, здесь номер моего телефона! И... Бог с тобой!

Лена решительно отправилась к стойке, где проверяли паспорта. Мужчина за ее спиной долго еще смотрел, как она предъявляла документы, проходила внутрь, а потом просто следил, как эти же несложные действия совершали другие пассажиры. Наконец он сбросил сковывавшую его так долго неподвижность и перевел взгляд на зажатую в ладони записку. Механически развернул. Под десятью цифрами номера мобильного телефона была написана еще строчка: «Ты не ошибся, это был твой сын».

Боинг постепенно набирал высоту. Лена прилипла к окошку иллюминатора. Внизу оставалась древняя страна, где многоликие и коварные местные боги могут стать как друзьями, так и врагами, где сами собой развязываются все узлы, куда приезжают часто для того, чтобы остаться навсегда, где можно найти то, что потерял давно и уже никогда и не чаял обрести.

 

После отпуска прошло уже больше двух месяцев. Все, случившееся в Гоа, отошло, потускнело, стерлось, заняло свое место на стеллажах ее памяти. Повседневная жизнь затянула в свои заботы.

Пашка опять подумывал о смене спортивного клуба и мотался по сборам. Похоже, к тому же, у него назревал очередной роман. Из института снова звонили, напоминая о необходимости подтянуть хвосты с последних двух сессий. Впереди уже маячило открытие нового сезона, а это, как всегда означало, что и дома, и в институте, и везде, скоро совсем забудут, как выглядит ее сын.

От Иры доходили новости, что есть реальный шанс стать в своей возрастной подгруппе чемпионкой страны по теннису. Надо же, Бог послал брату с сестрой общие, спортивные интересы!

На работе, как всегда после отпуска, образовался полный завал. Вот парадокс, отдыхаешь, как правило, две недели, а разгребаешься с делами после этого целых два месяца.

В общем, жизнь просто вошла в обычную колею, где переживаниям и рефлексиям выделено мало места. Только иногда Лене попадалась на глаза фотография с большим баньяном, на которой, все-таки он был прав, получился случайно Андрей. Но Лена старалась не обращать на это фото внимания и подумывала даже о том, чтобы уничтожить его.

В тот редкий вечер они собрались дома случайно все вместе за поздним ужином. На дворе уже давно стемнело. В дверь позвонили.

— Лена, тебя тут спрашивают, — закричал ее муж.

— Кто так поздно? — проворчала женщина, выходя в прихожую.

Чисто выбритое лицо стоящего перед ней мужчины еще носило следы прочного загара. В руках был букет.

— Здравствуй, я пришел знакомиться, разрешишь?

— Хорошо, что ж с тобой поделать? Заходи уж!