ПУТЬ САМУРАЯ. Часть 1
Часть 1. Доброе утро
Доброе утро
Воздух, как на море. Или как весной, когда голубь пьет из лужи рябь ветра (как на фотографии моей подружки Даши, вышедший замуж за кайтера в Анапе. Моя голова плывет и кружится от такого воздуха. Я стою возле турникета подъемника, прямо у деревянных касс, и, пошевеливая застывшими в кроссовках пальцами, смотрю, как сосульки тикают на солнце. Только что Макар и его сын, совсем еще ушастик, Сёма, широко загребая по снегу сноубордическими ботинками, прошли внутрь и резко вознеслись на креселке вверх. А я как всегда в своем стайле: умудрилась получить травму. Так сильно затягивала новые «Ванс», что защемила большой палец. И в последний день катания осталась внизу. Честно, я даже рада – снега наверху нет – жестко, лед, бугры, все раскатали, а доска у меня с тупыми кантами – так что могу заслуженно не напрягаться.
И вот я стою в этом снежно-солнечном кусочке Земли и ни о чем особенно не думаю. Поляна еще пуста, только гогочет пара лыжников, да маячит троица с двумя обезьянками и орлом, ждет доноров-туристов фотографироваться.
Неподалеку от меня сноубордист с кошачьей улыбкой. Я искоса поглядываю на него. Интересно, он тоже будет участвовать? Сегодня, в день нашего отъезда, начинается Чемпионат России по фрирайду (фрирайд — букв. перевод с английского «свободное катание» - катание на сноуборде и лыжах вне трасс — примеч. Автора), как же мне хочется остаться...
Я направляюсь к сноубордисту с целью узнать о соревнованиях, но меня обгоняет один из троицы, высокий мужик с брюхом и в тюбетейке и с обезьянкой на руках. С плутовской улыбкой на мясистых губах он предлагает:
- Сфотографируйтесь на фоне гор.
- А покрасивее чего-нибудь нет? – медленно спрашивает сноубордист, по-московски картавя на «р».
За Тюбетейкой тут же появляется коренастый субъект с помятым лицом. На руке у него, гордо глядя в сторону, сидит орел с белыми подрезанными крыльями.
- Орел красивый, когда в небе… - поднимает плечи юноша.
- Как же ты тогда его увидишь? - удивляется тюбетейка.
- По мне лучше пусть он в небе летает, и я его не вижу, чем он вот так на земле. - говорит сноубордист.
Тут из солнечного света сгущается, как гашишный дым, Диана. Светло-коричневая, гибкая, стройная, с кошачьим наклоном головы мулатка. Почему-то негритянки держатся с особенным достоинством и грацией. Я давно это заметила. Диана – пресс-секретарь соревнований по фрирайду. Она здоровается со мной, но, судя по направлению взгляда, интересуется только сноубордистом.
- О, негритянка, да с такими косичками, да в горах – обязательно надо сфотографироваться с обезьяной, - кричит Тюбетейка.
Диана стремительно оборачивается и говорит сердито хриплым, низким голосом:
- Тогда уже лучше с вами: Это не комплимент, это я вам совет по бизнесу даю.
...
В Красную поляну я мечтала попасть давно. Я слышала о ней от стольких людей. О лесе со свисающими прядями мха, об удивительном снеге и о «Мюнхаузене» – месте всех послекатальных подвигов, легендарном баре, где танцуют на балках под потолком.
И вот благодаря Макару я наконец-то попала в Поляну. Карру, как я его еще зову, - сорок, он разведен, у него два сына. В молодости Макар был художником, во время перестройки челноком возил шмотки из Турции, жил месяцами в Стамбуле. Затем купил квартиру, сделал в ней крутой ремонт, и поместил статью об этом в архитектурном журнале. Вот так он начал писать об интерьерах, а затем снимать их.
Мы познакомились с ним на соревнованиях по маунтинборду (перев. с анг. горная доска — доска на колесах, летний аналог сноуборда — прим. автора). Среди молодняка я выцепила взглядом красивого мужчину лет тридцати, немного азиатско-цыганской внешности, с черной короткой бородой, наклоненными вниз уголками глаз и одетого дорого, но аля скейт-стиль: джинсы, ремень с заклепками, пиджак. Я подошла к нему и сказала, что он стильно выглядит. Он хмыкнул и хриплым голосом назидательно ответил, что внешность не самое главное в человеке. Но дал мне свою визитную карточку.
Я начала с ним переписываться. Поначалу Карр отвечал редко. То из Италии слал пару строчек, то из Дейли - коротенький абзац, а то целых шесть предложений прилетели с Тайланда. А я, конечно, мечтала о мучительном и порочном романе с таким интересным человеком. Он введет меня в светское общество – я дорасту до его уровня. Он научит меня стилю, отточит, я – поражу его талантами. Тогда у меня еще было несамостоятельное восприятие жизни, в духе стереотипов, которые нам навязывают глянцевые журналы и поп-шоу, и я представляла себе Макара умным циником. Я еще не понимала тогда, что циники – это люди, не нашедшие себе места в жизни. Чем же человек талантливее и сильнее, чем большего он добился, тем меньше всего от него можно ждать цинизма.
Постепенно письма от Макара начали приходить чаще, с замечаниями и своими наблюдениями. А накануне 31 декабря он написал мне письмо: «Мне понравился ваш рассказ, Лена, вы молодец. Могу я с вами завтра позавтракать…»
- Доброе утро!
Передо мной сидел взрослый незнакомый мужчина со своим специфическим запахом, с серебряной с кинжальчиком цепью на явно волосатой груди, с хищной манерой поедания пищи. И, вообще, грозный на вид. Я смущалась и рдела как пион, как малолетка, которой, по сути, я и была. Так началась трезвая и ясная, как доброе утро, дружба волка и красной шапочки.
Часть 2. Добрый день
«Мюнхаузен»
В «Красной Поляне» мы уже почти неделю. Занимаем верхний этаж бревенчатого домика. Накупили кучу травяных чаев, медов. Карр будит нас с Семеном рано утром, мы не завтракаем, только пьем чай с вареньями и – на гору, пока не появились очереди.
Макар в горах катается лучше меня, или скорее, я просто отвыкла от гор. К тому же я болею, я сейчас далеко не в лучшей форме, ни как женщина, ни как сноубордистка. Честно сказать, любовью мы занимаемся ужасно, и вообще молодуха досталась ему расклеенная. Но я все равно поехала с ним сюда. Если город запутывает людей, то горы всегда помогали мне разобраться с самой собой. Они должны мне помочь и на этот раз.
...
«Красная поляна» совершенно обманула мои ожидания. Я слышала про самый европеизированный курорт в России. Увидела Азию. Рядом с только что выстроенными пятизвездочными отелями тонули в лужах покосившиеся дощатые халупы (рассказ написан за 10 лет до проведения Олимпиады и реконструкции поселка Красная Поляна — прим. автора). А «Мюнхаузен», куда мы пошли прогуляться в первый же день приезда… «Мюнхаузен», который всегда представлялся просторным бревенчатым залом с высокими потолками и ярким огнем в камине... «Мюнхаузен» оказался мелким, душным, прокуренным...
Я прохожу по «Мюнхаузену» ретт фрам, что по-норвежски значит «прямо вперед». Впереди сидит Муса. С этим высоким горцем с гривой темно-каштановых волос, гордой посадкой головы и двумя золотыми зубами во рту я познакомилась час назад. Он привез на фрирайд команду из шести лыжников и сноубордистов с Домбая.
- Садись, чаю попей, - приглашает меня Муса.
Он шутит с официанткой, шумно заказывает коньяк, хотя сам не пьет, чай, шоколад. Любят горцы показывать свое гостеприимство.
Тут к столу подходит невысокая, тонкая, бледная девушка:
- Простите, это не вы Муса с Домбая?
- Да это я, присаживайся, - Муса тут же подвигает девушке свой нетронутый стакан чая.
- Ваши хорошо проехали на Домбае, - сказала она.
- Мы всегда хорошо выступаем, - гордо кивнул головой Муса.
- Вам бы широкие фрирайдные лыжи, и тогда бы вы еще лучше выступили» – продолжила девушка, тихо, но настойчиво.
- Мы боимся, что, если у нас еще и широкие лыжи будут, все первые места займем – зачем местных обижать - еще шире улыбается Муса.
Девушка мягко возражает, - «Да нет вряд ли. Сюда едет эльбрусская диаспора с широкими лыжами».
- Да? А когда они приедут? - мое сердце начинает биться сильнее.
- Уже подъезжают – девушка переводит свой взгляд на меня и он кажется мне очень тяжелым для такой хрупкой особы.
- А кто едет?
- А кто нужен?
- Ты что Эльбрус больше, чем Домбай любишь? – ревниво спрашивает Муса.
- Да, - отвечаю я, - мои первые горы.
Официантка приносит два коньяка.
- Надеюсь, это не мне, я не пью – твердо говорит девушка, и усмехается мягко, чтобы смягчить отказ – у меня слабая сила воли, стоит только начать, не могу остановиться.
- У меня тоже – говорит Муса.
- А у меня сильная, поэтому выпью – опрокидываю я стопку.
- Все-таки вы молодцы – говорит девушка еще раз, - вам бы только лыжи. И где вы таких набрали. У вас же на Домбае в основном по трассам все гоняют.
- В очередь стояли – гордо встряхивает головой Муса. - Самых безбашенных набрал. Всадников без головы.
- Нет, голова тоже нужна, чтобы траекторию правильно выбирать. Это оценивается судьями.
И девушка уходит.
- Кто это? – спрашиваю я Мусу.
- Она лыжница, заняла первое место среди женщин на этапе фрирайда на Домбае. Ну а тебя-то что за проблемы? – вдруг спрашивает Муса.
Я вскидываю брови: Так видно, что проблемы?
- На лбу написано – усмехается он, - у нас в мусульманстве человек с таким настроением не то, что общаться, стакан воды не имеет права передать другому…
- Я стараюсь передавать всегда хорошее настроение!
- Ты не тащи за собой прошлое. Человек не прошлым должен жить, а будущим, - убедительно говорит Муса.
- А настоящим?
- И настоящим, - поднимается Муса, - ещё увидимся.
На свету...
Из полумрака «Мюнхаузена» я выхожу в самый разгар дня. В солнечный свет. В скребущуюся очередь лыжников на подъемник. В толпу туристов, стоящих у вереницы «Икарусов». Вопят дети, катаясь на снегоходе. Тюбетейка весь в приятном разговоре с двумя крашеными блондинками средних лет в сапогах и шубах.
За углом кафе «За углом», возле бассейна, где густо снуют спинками форели, толпа народу - смеется, брызгается, щелкает мыльницами. Девица в обтягивающих джинсах с белыми пятнами на полных мягких местах дергает в воде удочкой.
Раз! – она выдергивает удочку, брызги разлетаются во все стороны, пусто! Девица забрасывает удочку обратно.
Я вдруг вижу все это, как в объектив фотоаппарата. Вот бассейн с форелью, девица с удочкой. Вот панорама расширяется: поляна, толпа туристов и троица с двумя обезьянками и орлом. И еще дальше, на максимальное удаление: видны уже все горы с плотными наклонными тенями деревьев на снегу и полуплотными тенями облаков. Сколько раз я ехала в креселке, и облака плыли вокруг, настолько рядом со мной, что становилось легко. Казалось, я тоже сейчас смогу лечь, как облака, на небо и поплыть.
Два – девица вновь вытаскивает пустую удочку. Вот корявая-то!
Муса прав. Я тащу за собой прошлое. Все понимаю головой, но взять себя в руки не могу. Часть прошлого я отпустила на аэродроме. Мы с Макаром так заговорились в кафе, что чуть не опоздали на рейс, а после рейс отложили на час. Мы сидели в зале ожидания, Сема слушал свои пуленепробиваемые наушники, а Макар продолжал выступать моим психоаналитиком. Я рассказывала ему про свои встречи с мужчинами до него.
Я сама хотела всех этих встреч. Мне хотелось освободиться от зажатости в сексе, и я думала, что научусь не привязываться. Но вышло наоборот: каждое расставание отнимало частичку меня.
Та часть прошлого, которую я не могу отпустить, едет сейчас сюда с Эльбруса. Я романтик, сказочница, я верю в слова, в принцев и принцесс. Может, это смешно, но ничего не могу с собой поделать. Нет, все-таки мои опыты были полезны, по крайней мере, я перестала думать, что экстремалы – это особенные особи среди мужчин, сильные и самые лучшие, наоборот, оказалось, что они имеют массу недостатков, слабостей и страхов.
«Как же ты так доверяешь всем?» – спросил Макар. «Не всем – встрепенулась я, - а своему пути. Я верю, что если ты никого не обманываешь, то и тебя никто не может обмануть. И что все встречи и расставания даны для того, чтобы прийти к самому себе. И чтобы понять точно, кто тебе нужен, а не цепляться за одно. И я не о чем не жалею. Это правда...»
Или все-таки жалею. Что же там внутри в моем организме происходит. Вчера такая печаль нахлынула. Чуть ли не решила сдать билеты. Я сидела со своей желтой тетрадочкой на кухне нашего дощатого зеленого домика на «Улице защитников» вместе с Макаром. Мы только что попили чай со всеми этими «фейхуевыми» вареньями с рынка, и тут на меня нашло. Может, чтобы пищеварению способствовать. А может, потому что я поняла: завтра соревнования, приедет Андрей, все приедут, все начнется, а я как раз уезжаю.
Карр увидел. У него хорошее зрение:
«Загрустила? Почему?»
«Нууу - сама бы я знала – снова я не смотрела на него, когда говорила, я испытывала смущение от того, что мужчина, которого представляла в роли крутого любовника, оказался моим терапевтом – просто наверно не хочется уезжать так рано».
- Все только начинается, да?
- Да, - и вроде дел у меня особых нет в Москве…
- Ну, что же ты, - мягко спросил Макар, - надо было тебе билеты брать на другое число.
Я снова удивилась, что он думает не о себе, обо мне, почувствовала реальное доверие:
- Просто иногда хочется сделать такой прыжок в неизвестность, бросить все в Москве – и остаться здесь, в горах. Но ведь это неправильно, наверно, да?
Он кивнул, как он умеет, то ли да, то ли нет, тебе лучше знать, малышка.
- Спокойной ночи, Кир, я еще немножко попишу…
Сидя в уютной кухне, я выписала в своей желтой тетрадке все, что мне нужно сделать в Москве. А что здесь? Ну останусь я без денег, Андрею нужно участвовать в соревнованиях. На фиг я ему сдалась тут... у него жена есть все-таки.
Я же сама хотела все то, что ждет меня сейчас в Москве
«Тем более меня никто не звал – я выпрямила голову, - никто за мной не ездил. Если бы была нужна, приехал бы за мной»! И меня отпустило. Я сделала свой выбор и знала, что он правильный.
Девица в третий раз выдернула удочку – и на этот раз на ней билась форель!
Ухх, я почувствовала себя очень хорошо. Хочется кушать… ухи из форельки, салат из свеклы с черносливом … и глинтвейн, жизнь прекрасна...
Часть 3. Добрый вечер
В самолёте.
Мы в самолете. Хорошо смотримся. Хохочем. Мне кажется, мы на одной волне сейчас и заряжаем своей яркой энергией все вокруг.
У нас прекрасный сосед. Он лыс, в очках, с большими наушниками и похож на экзотическую ящерицу, на шведского образованного хамелеона, на норвежского писателя Эрленда Лу. Сосед держит книжку Акунина в руках, но смотрит на нас.
Все очень круто, и все меня очень устраивает. И то, что Сёма с плеером сидит в другом ряду. И то, что слева от меня Макар, а в кармане кресла бутыль коньяка и земляничного вина, из их горлышек мы отхлебываем по очереди. И то, что жена нашего соседа боится летать на самолете. По-норвежски это называется har klikfrekk – с хохотом говорю я соседу. Сосед предупреждает, прежде чем одеть наушники и залезть в свою книжку:
«Если что-то понадобится, обращайтесь, я отзывчивый!»
«Если будешь плохо себя вести, пересажу» – говорит Макар, наверно, ревнует.
«Хорошо, папочка» - хохочу я. Но тут же вспоминаю, что я не какая-то там девчонка, а женщина. И с достоинством обижаюсь. Но через минуту снова хохочу. Соседский наушник, что ближе к нам, приподнят, и ухо с интересом прислушивается. Сёма, также приподняв один наушник, требует, чтоб мы поделились с ним вином.
- Ты в какой раз песню слушаешь, в 100?
- В 110.
Я гляжу на Макара, на белые облака в иллюминаторе. Рядом с этим сорокалетним мужчиной мне легко и хорошо, все ярко и насыщенно, все такое, какое оно есть. И мне снова хочется рассказать ему еще что-нибудь о себе и о моей жизни. Еще одну сказку…
- Я сегодня так хотела встретить одного человека и так его и не встретила…
- Кого?
- Да, в общем-то это и неважно, - я снова замолкаю и утыкаюсь глазами в себя.
- Договаривай, если начала!
«Договаривай». Это непросто. Для меня это реально сокровенное. Хочу ли я рассказывать, имею ли на это право перед собой и тем человеком, я еще не понимаю. И вместо этого рассказываю об Эльбрусе, своих первых горах. Они казались такими огромными, я и не представляла, что такое бывает, когда их увидела впервые. «Знаешь, как здорово, - поворачиваюсь я к Макару, - когда на Эльбрусе после целого дня катания уже начинает темнеть, а ты едешь в «девятиэтажку» не на такси по дороге, а на доске через лес! С елок снег сыпется. Баксан шумит. Камни, засыпанные снегом, молчат. И где-то в горах уже начинают тявкать шакалы! Главное, не тормозить, не делать ошибок, и тогда ты доедешь почти до самого дома».
Я останавливаюсь и смотрю на Карра, интересно ли ему меня слушать. Мне кажется, то, что я говорю, звучит хвастливо и глупо. Но Макар внимательно слушает. Он умеет так слушать, что теперь я готова ему рассказать и об Андрее тоже.
«Знаешь, я верю, что все болезни, их нет на самом деле. Вернее, они в нашей голове. Наш глюк. Просто надо щелкнуть нужным реле, понять их причину и мы освободимся. Я вот как-то долго болела горлом. Все никак не могла вылечиться, месяц, а то и полтора пила антибиотики. Но все не проходило и я уже начала кашлять с кровью. И мы с моим тогдашним другом поехали в горы. Я пила такую гадость – молоко с нутряным салом и содой утром и вечером, беее, меня даже сейчас тошнит от этого! И мы еще жили в такой тусовой квартире, полно народу, все курят, пьют, и все злилась на своего друга, что вот я болею, кашляю, дохаю, а он там тусуется, курит, пьет. И кашель не проходил.
А однажды вечером – это было на Эльбрусе, на станции «Мир» на высоте 2400 метров, у спасателей. Я вышла из спасфонда и вдруг увидела горы вокруг. Вот именно увидела, до этого смотрела, но не видела, а тут увидела. Стояла, дышала удивительным, разряженным горным воздухом, смотрела, как стоят вокруг горы, огромные сказочные великаны, как звезды горят в небе. И вдруг очень четко поняла, что это моя злость, злость на моего бойфренда заставляет меня кашлять, и что я пытаюсь найти вину болезни извне, а она внутри меня. И когда я это поняла, все прошло. Я сняла шарф, чтобы ветер обмотал горло вместо него, и сразу после этого на следующий день пошел снег, который все так долго ждали тот год в горах».
Я снова посмотрела на Макара, не смеется ли, затем продолжила…
Продолжение следует....
-
Я вас помню — та самая барышня, говорящая «крайний раз». Читаю.
1 -
Дмитрий, да, я согласна с вами). Я и моя проза производим незабываемое впечатление).