Остаться героем нельзя быть снова дураком

Я случайно узнал его в толпе и сердце ойкнуло — Сева. Жара, кондиционеры с трудом справляются, на стойке регистрации очередь, и я смотрю на гостей. Возможно, и не узнал бы, но эти жесты смешные. Он чемодан за ремень тащил, словно кобеля своего выгуливал, а тот упирался и Сева значит, за верёвку дёргает, давай собака гадская, гуляй. Только чемодан — не собака, а привычка — вторая натура.

А интересно, кобелёк его жив?

Я тёмные очки нацепил, чтоб он раньше времени меня не узнал и всё ждал, когда Сева в очередь встроиться, через три потока слева. Молодец, и причёску сменил и скулы подправил и цвет глаз другой — это легко сегодня, говорят и отпечатки пальцев шлифуют, если знаешь где, а вот кадык — тот же. Сто операций сделай, кадык не подрежешь. Помню, как этот кадык ходил, когда Сева фужер вина опрокидывал, и это раздражало.

Сколько же лет прошло... Пять, шесть.

И не располнел, сволочь, в отличие от некоторых, брюхо вон у меня прёт — не остановишь, и волос почти нет, а этот стройняшка. Ну ещё бы, такой крысе форма необходима как воздух, подольше крысоловов избегать.

Эх, а ведь друзьями-товарищами считались, сколько водки выпили, как говорится, сколько веников в бане исхлестали, сколько полей исходили и уток постреляли. Было время, времечко золотое. Для меня, действительно золотое. Те сто двадцать тысяч баксов, да перевести по сегодняшнему курсу — состояние получится. И сколько таких, как я — Севой избранных, не говорю о работягах и пенсии.

Банк Сева привлекательно назвал — «Инвест Траст». И жил ярко, празднично, каждый день — как последний. Приятелям, тем тяжело приходилось, особенно женатикам, но, ритм держали, в таком кругу отказов не терпят. Правда, и дружил Сева душевно, так уметь надо, и не то, что платил направо, налево за всех, нет, вопросы по жизни задавал и слушать умел...

Он, когда у нашей охотничьей компашки вклады оформил, у «Инвест-Траст» лицензию уже приостановили, а через пару суток и его в розыск. Но ведь не удивлялся никто в тот момент, что договора не в офисе оформляем, а на коленке перед камином. Многие вопросы решались в приватной обстановке. Я в газете прочёл потом, канитель с лицензией месяца за два началась — до, это мы, ни сном, ни духом, инвесторы блин. Изящно он сработал, но подло.

Хотя жизнь — штука несправедливая.

Сколько раз я ругал себя, за неосмотрительность, излишнюю доверчивость, жадность в конце концов. Столько раз, злой и взвинченный упрёками жены, терзал в мыслях Севу, причинял такую боль и страдания, что пугался собственной кровожадности. Но, год за годом стирались эпизоды, детали, эмоции. Я стал забывать. Три месяца назад в Шереметьеве, наткнулся на буклет с фотографией.

«РАЗЫСКИВАЮТСЯ АКТИВЫ»

«Если вы владеете информацией о нахождении зарубежных активов, прямо или косвенно принадлежащих Всеволоду Андронникову, или о его личном местонахождении, свяжитесь с нами.

ПОЛУЧИТЕ КРУПНОЕ ВОЗНАГРАЖДЕНИЕ».

И телефон.

Подумал тогда — славная охота началась на Севу, теперь он как селезень, в кустах заграничных прячется, но в ствол, охотники уже дробь номер четыре зарядили. Но без злорадства подумал, перегорело всё к тому времени. Телефон правда записал.

 

Отель вальяжный, нутро в мраморе, канделябры на стенах, потолок в золоте, а администраторы не шевелятся, очередь еле тащится. Выслал дочке смс; «Срочно! Встань к пятому окну, за седым мужчиной в красной футболке, чёрный чемодан на ремне. Посмотри на правую руку, на большом пальце — якорь. Нужно услышать фамилию и номер комнаты. Ко мне не подходи, пока не уйдёт».

Шпионские игры прям — которые не нужны, но заволновался я, вспотел. Сева в молодости мореходку закончил, забавно о похождениях морских рассказывал, о контрабанде, странах — городах, какие товары везли, в каком количестве и кому продавали. Ну и атрибут моряка, естественно — якорь, на пальце выбит. Синенький.

Севу оформили, носильщик чемодан унёс. Подошла дочь. Фамилия у предполагаемого Севы — Фабак, литовская, латвийская, польская, да и не суть. Зовут Раду, номер комнаты 412. Якоря нет — только пятно. Ну свёл, ясен перец.

Всплыло, чёрт возьми, заколыхалась давно забытое, забулькало злостью. А может и не Сева это, и зря панику навожу, перекрестится да забыть. И незачем переживания нагнетать, в чужой стране, да на отдыхе. Но обида, памятью разогретая — закипела, паром голову сносит. Набрал номер из того объявления, руки дрожат, ладони мокрые.

— Говорите.

Вежливые люди, однако на том конце, «юридический спецназ» по всему, видать, высокая культура обслуживания понимаешь, не Здрасте тебе, ни добрый день.

— По поводу Андронникова.

— Активы или местонахождение?

— Местонахождение.

— Вознаграждение миллион евро, требуется минимум три фото, две совпадающие приметы, подтверждённый адрес.

— Понял. — кивнул задумчиво и вспотел насквозь как мышь. — Спасибо.

 

Ё-моё, как же надо нагадить, чтобы за твою голову столько заплатили.

Дочь дёргает за руку — Па, ты чего мокрый?

— Чего, чего, миллион нам на плечо, пошли в номер.

 

Сижу в номере — голову ломаю, в душ два раза сбегал, теку от переживаний. Как эти фото сделать, в ресторане с семи утра торчать? В холле за пальмой спрятаться? В бассейне, сауне — да глупо всё, я пластику лица не делал, враз узнаёт и что дальше — Здравствуй, Сева! Отдай сотку баксов, иначе сдам на мясо — сам знаешь кому.

Правда, ещё вот руки чешутся, с левой засадить в челюсть, за годы переживаний... Хотя стоп, точных доказательств, что это он — нет, надо удостовериться на сто процентов, зафиксировать две приметы, и только потом готовить — блюдо мести... 

И не в челюсть, конечно.

Подумал, поразмышлял, взвесил за и против. Ситуация непростая, но меня кинули, не наоборот. Итак, вариантов для фотосессии — два, либо ресторан, либо холл, и это, при удачном стечении обстоятельств. Да и пошевелится надо, не дай бог, съедет. 

 

На город упал вечер, народ шастает вдоль набережной, благодать для променада, мне же пора действовать. Дочь отправляю в холл, сам спускаюсь в ресторан.

Центральный зал — официанты в бабочках, незнакомые ароматы кухни и мелодии Штрауса в воздухе, нужной фигуры не вижу.

Банкетный зал — стены в картинах, пенсионеры в смокингах, дамы в вечернем, сомелье с «Шато де...» в руках — Севы нет.

Терраса — дыханье бриза в нос бьёт, маэстро за роялем фальшивит Джазовый этюд Дворжака, публика релаксирует и присесть некуда, вот и клиент за столиком с видом, раскуривает сигару.

 

Всплывает в памяти сигарная комната в его доме. Он держал особняк в стиле «Прованс» в два этажа с синими ставнями, километрах в тридцати от МКАД. Отличная локация, полгектара в лесу, высоченный, метра в четыре забор, пост охраны. Из бежевой гостиной мы проходили сквозь бильярдную в сигарную комнату, с парой красных кожаных диванов, любили там перекинуться в карты. Я не любитель сигар, курил сигареты, но многие Севу поддерживали, кашляли, краснели глазами, но пыхтели. Тогда помню, поразил шкаф, с температурой, красного дерева, Сева рассказывал, вмещает сигар более тысячи.

Стою возле бара, вижу узкую спину Севы, тонкие пальцы со свежим маникюром. Нас губят привычки, Сева снял бант с сигары. Сколько раз курильщики ему научали — сначала сигару прогрей покури, и только потом — снимай. Нет, Сева делал по-своему.

Аплодисменты в студию.

 

Набираю дочке смс и размышляю, какие реакции возможны со стороны Севы, если я подсяду. Поднимет шум — извинюсь, типа ошибся, максимум вызовут охрану отеля и вряд ли полицию. Ставка высока и суть не в миллионе (хотя и в нём тоже), за подлости нужно отвечать. Выдохнул, поправил рубашку, оттёр лысину, подошёл к столику и не говоря ни слова — присел. Напротив, внаглую, руки на кружево скатерти, кручу в пальцах зажигалку. Сева скользнул взглядом в черноту океана, выдохнул клубом вонючего дыма.

— Привет, Сева!

Я хотел сказать — про этот цирк с конями, о договорах перед камином, о свои переживания, злости и планах мести. Подумал даже перейти на английский, если упрётся, но вылился в голову декабрь 2014-го.

Мы приехали в тот заказник под Брянском глубоко под вечер. Три джипа, человек восемь, все свои, и Сева притащил этого генерала, типа важная шишка — нужен для дела. И накрутили мы за ночь спиртного прилично, и особенно генерал. Шебутной дядька, не люблю таких, до всего ему есть дело, всё знает и умеет, и всё вокруг ему должны.

А утром генерал прострелил плечо егерю. Ужасная случайность — сокрушались охотники. Дурость и невнимательность — резюмировал Сева. Мы растерялись, разинули рты и смотрели, как вздрагивает егерь, немолодой уже мужик, в алом от крови снегу. Сева дёрнул ремень со штанов, подсел к егерю и начал что-то перетягивать, орал чтоб подгоняли джип — едем в больницу. Тот мудак в погонах чистил ружьё и бормотал, что сейчас позвонит кому надо и все вопросы решат. Сцена из кино; брошенные ружья, Сева в крови, егерь в красном сугробе, толстобрюхий генерал с испитым лицом, мороз и ели по кругу. Охота, конечно, сорвалась. Но, Сева, после того случая в моих глазах вырос. Как же звали егеря?

— Сева, а помнишь под Брянском, генерал егеря подстрелил, Фёдора, по-моему, как рука-то у него, работает?

Этот тип напротив, дёрнулся желваком, затянулся длинной сигарой (я ещё подумал, ведь только русские сигару в затяг курят) щёки надул, официанту машет, и на английском:

— Уберите джентльмена, обознался, а может, и пьян.

Вижу, официант напрягся: — Сэр.

— Нет проблем, — улыбаюсь я, и ретируюсь. Дело-то сделано.

Спустился в бар холла. Официанты спины выгибают, кондиционер пыхтит прохладой, я тяну текилу. Жду. Пока суд да дело, набираю номер «вежливых юристов». Голос в трубке жёсткий, не допускающий возражений.

— Говорите.

Ощущения, будто я в 38-м году, в НКВД позвонил, сейчас и фамилию спросит и адрес, куда воронок высылать.

— Здрасте ещё раз. По Андронникову звоню, почту пришлите для фото.

— Скинем на номер.

И гудки. Тактично, коротко и по делу. Через минуту — дзинь, вот и адресок упал.

 

Спустя двадцать минут приходит дитятко моё великовозрастное. Возбуждённая с бокалом в руке, на что делаю строгое родительское замечание. Улыбается.

— Ну что, — спрашиваю в предвкушении, — спалился мой дружок?

— Ты ушёл, он минут пять ещё посидел, а потом, как зашипит — сука, и заблякал как козлик.

— Эх, Сева, Сева, — смеюсь довольный. — Русский до мозга костей, и привычка — вторая натура. Видео сняла?

— Обижаешь, и фото, и видео. В Watsup скинуть?

— Скинь. Фоток много?

— Штук пятнадцать.

— Ух ты.

На экран посыпались фотографии. Листаю медленно, выбираю три для отправки; раз — Сева развернулся анфас, возле глаз лёгкие морщины, дрогнули в улыбке губы, ветер разметал тёмные волосы; два — профиль, выражение страдания, зрачки расширены, поджал сухие губы, морщит лоб; три — глаза ожили, нос кверху морщины растянулись, совершенные винированные зубы.

Позировал Сева точно артист, перелистываю фото дальше, четыре, пять, и вдруг — женщина, дети.

— Кто это?

Дочь в недоумении.

— Они позже подошли. Семья, наверно. Жена, дети его, не знаю. Они там целовались, обнимались, я думала ты в курсе.

— Интересно... Ну ладно. Пойдём уже спать, Ватсон, ты мой.

— А ты Шерлок типа?

— Нет, блин, миссис Хадсон.

 

Вот чёрт, ни братьев, ни сестёр у Севы не имелось. Рассказывал, что отец с матерью погибли. И жены в наше с ним время дружбы не существовало, детей тем более. Или я не знал. Вопросы-то любил Сева задавать, а мы про личное и не спрашивали, только деньги, вино, охота.

Долго я ворочался, фотки листал. Вот Сева сгрёб рукой девочек близняшек, года по три наверно. Мальчик чуть старше в инвалидном кресле, Сева острожное придерживает хрупкую ладошку. Напротив — женщина с бледным лицом, хвост на резинке, вытянутые скулы, поджатые губы и серые пустые глаза, безжизненные, в руке палочка — жена? Возможно. Не хочу знать их историю. Жизнь — штука несправедливая... то правда.

Google почта, ввожу адрес получателя, прикрепляю фотографии, видео. В тело письма впечатываю адрес отеля, Всеволод Андронников — зарегистрирован как Раду Фабак. Комната четыреста двенадцать. Далее про привычки, приметы, совпадения — подробно. На часах начало двенадцатого. Рука замерла, вздохнул глубже, почудился запах роз, свежий аромат чуть влажных раскрывшихся бутонов.

На мой день рождения в тот душный вечер, Сева примчался в загородный ресторан с букетом багрово красных роз, в тон выдержанного вина. Долго меня обнимал, обслюнявил супругу и произносил совершенно удивительные вещи; про дружбу на века, какую-то мою мужественность, душевность и порядочность, про тыл врага и разведку, пытался прочитать стихи, в общем... Никто, до него так не говорил. Факт... Вот блин, к чему вспомнил?

К тому, что про разведку никто из присутствующих не вспомнил, и воодушевления до слёз, в тостах не звучало, или к тому, что я ставил Севу первым в списке друзей? А он, куда меня ставил в своём списке.

Внимательно просматриваю запись — заполнено верно, кнопка отправить — ок.

Сентиментальным я стал на склоне лет, лишнее это.

Ворочался всю ночь. Сожалел, злился, каялся, прощал и смотрел в потолок. Такая штука жизнь, и почему непременно надо выбирать; остаться героем или быть снова дураком.