Старый Старый: три портрета Арбата с разным освещением
Вечер. Траектория падения
— Сука, если ты мне, мать твою, штатив поломал, я тебе его знаешь куда!..
Уличный портретист Никита рассказывал мне о том, что Монмартр, Гайд-парк и канадские торговые центры — райские места для собратьев по мольберту и кисти, и не сразу заметил, как пьяный коллега врезался в его инвентарь. Портреты и шаржи полетели на мостовую по закону бутерброда. Сравнение, впрочем, не вполне точное, ведь масляными красками арбатские художники не пишут. Но как не вспомнить о бутербродах и прочей закуске, когда вокруг ей так пренебрегают, и приходится то и дело делать шаг то в сторону, уворачиваясь от нетрезвых звёзд местной богемы.
— Мы провожаем одного хорошего человека, поэтому такое безобразие, — со стыдливой улыбкой говорит Юрий, который работает рядом с Никитой. — Три дня назад умер. Тридцать шесть лет, настоящий талант. Не выдержал. Спился. Здесь люди гибнут. Гибнут, понимаете...
Сутулый, малоподвижный, Юрий не отводит глаз от витрины кулинарии ресторана «Прага», но смотрит как будто в никуда. У него впалые щеки и седые волосы до плеч. Он работает на Арбате около двадцати лет, и его здесь ничем не удивишь.
— Здесь выживают, если нет другого выхода. Но взамен отдают талант. Арбат — это панель для художника. Какое развитие, будущее, какой творческий и профессиональный рост может быть у проститутки? Так и здесь.
Тем временем неуправляемое тело снова сбило чей-то мольберт и упало, споткнувшись о собственную ногу. Хихикнула, отскочив в сторону худенькая рыжая «панкушка» с глазами, будто бы подведенными углем и гуашью. Непредсказуемую пьяную «комету» начали медленно окружать, с явным желанием, наконец, попрощаться.
— Кого-то провожаем, кого-то выпроваживаем. Так и живем, — говорит Никита, широко улыбаясь. От него сильно пахнет вином. Его волосы настолько сальные, что кажутся мокрыми. Но у него добрый взгляд и он без перерыва болтает, и это действует на меня, как гипноз. Когда он спрашивает у меня номер телефона, я неожиданно для себя перечисляю последовательность цифр, забыв о том, что Никита — автор ужасного портрета Одри Хёпберн.
— У вас скандинавский профиль. Вы везде пробьетесь. Это важно — пробиваться. Конкуренции не выдержать по-другому. Вообще приходи, ставь мольберт, рисуй, только кому ты здесь нужен? Москвичей нет почти, процентов двадцать. Вот я, вот еще один... а, сука, ну когда же сволокут сволоту-то эту, а?!..
Никита спешит к товарищам, которые с горем пополам тащат куда-то по направлению к переулкам бедолагу, сошедшего с алкогольной дистанции, и подставляет им свое узкое, покатое плечо. Никита взволнован и сосредоточен. Возможно, недовольное ворчание тела, навалившегося на него, кажется ему приметой скорого бунта.
— Знаете, у нас нет иллюзий по поводу того, кто мы, и чем занимаемся — снова заговорил Юрий, чуть заметно усмехнувшись. — Нас покупает обыватель, которому портрет не нужен, ему нужно, чтобы было красивенько — глазки, носик, ушки, хвостик; чтобы похоже на Барби получилось. Я умею делать Барби. Но я умею и другое. Хотите увидеть? Я хочу, чтобы вы посмотрели. Здесь все не так безнадежно, как вы сейчас думаете.
Юрий уходит. Через четверть часа он возвращается с большой папкой, завернутой в газеты и начинает одну за другой выкладывать свои работы на крыльце закрытого на ремонт магазина сувениров.
— Юрий — мастер, что говорить. Знаете Анатолия Зверева? Художник такой, тоже писал в том числе на улицах. У них с Юрием много общих приемов. — Никита подоспел к стихийной авторской выставке. Я знаю Анатолия Зверева, но не вижу ничего общего. Мне картины Юрия почему-то напомнили цветные заставки плеера Winamp пятнадцатилетней давности. Приглядевшись, я замечаю, что в основе почти каждой из его абстрактных картин — вполне реалистичные черты лица: вот глаз, вот профиль с орлиным носом, вот длинная шея, переходящая в худое плечико.
— Бывает, начинаешь писать портрет, а человеку надоедает ждать, и он уходит. Или он смотрит, видит, что не получается Барби — и тоже куда-то испаряется. Потом долго никого нет, и ты незаметно для себя заполняешь лист собой — впечатлениями, эмоциями — объясняет Юрий — Можно сказать, это спасенные холсты. Точнее, спасающие, наверное.
Ночь. Арбатский бит
К полуночи пошел дождь со снегом. Арбат опустел. Загулявшихся и буйных готова разогнать милиция, от «Праги» до «Макдональдса» у метро Смоленская ползет милицейская легковушка. Индивидуальных предпринимателей не видно, только некто в высоких сапогах достает монетки из фонтана перед театром Вахтангова. Тонкая сутулая фигурка с растрепанными волосами, отливающими в свете фонаря кирпичным цветом, с усмешкой того, кому точно откажут, просит у него «на кофе и гамбургер».
— Обычно на Арбате менты не гоняют. Если только случилось что-то, — говорит Сергей Терентьев, лидер группы «Арбат-Бит». Я говорю с Сергеем и его товарищем по группе по имени Алексей в той самой «трубе» подземного перехода недалеко от ресторана «Прага», где по выходным собираются сотни человек, чтобы выпивать, трепаться, знакомиться, смеяться и слушать почти бесплатную живую музыку.
— Мы хотим собрать деньги на запись альбома, — продолжает Сергей. — Еще мы здесь репетируем, промациваем песни. Смотрим, как народ реагирует, на какие песни останавливаются, на какие — нет.
— Смотрим на ноги, — добавляет Алексей. — Если притопывают, танцуют, то все как надо. Когда ты узнаешь, как управлять человеком, как заставить его засмеяться или заплакать, то ты получаешь самый сильный наркотик.
Основной доход музыканты «Арбат-Бита» получают от работы в студиях и других коллективах. На улице больших денег не заработаешь, хотя бывают исключительно удачные дни.
— Как-то мы за десять минут заработали по 20 000 на нос. Один тип подошел и попросил помирить с женщиной. Мы сыграли «Очарована, околдована». Помирили — вспоминает Сергей. — Еще я как-то в соседнем переходе поздним вечером играл джаз. Просто для себя импровизировал на синтезаторе. Мимо проходил мужик. Остановился. И начал кидать мне деньги. Сто евро, двести, триста....Дошел где-то до трех тысяч, потом крикнул: «а пошел ты нахуй!», кинул еще сто и ушел.
— Вы слышите ритм, когда просыпаетесь? — к разговору подключается пожилой бородатый мужчина с чехлом от неопознанного музыкального инструмента за плечами. Он похож на добродушного Дон Кихота, расслабленного от недавно выпитого.
— Это Герыч, — говорит мне Сергей, здороваясь за руку с пошатывающимся идальго. — Самый старый арбатский музыкант.
— Я слышу ритм. Я просыпаюсь с ним, — продолжает Герч. — Иногда это так достает! Самое страшное, что это невозможно никак выключить.
— Вообще, тут не самое поганое место, — перебивает Сергей. — Посмотрите на этих людей в косухах, с бутылками и банками. В основном это программисты, журналисты, банкиры, актеры и прочие приличные люди, которые хотят отдохнуть. Конечно, всякое бывало, особенно в девяностые. Соберутся с одной стороны полсотни скинов, с другой — ребята «антифа». И дерутся. Или танцуют. От нас зависит во многом.
Музыкантов «Арбат-Бита» увел какой-то настойчивый приятель. Я осталась с Герычем.
— Только музыка способна вернуть людям то, что отнимает у них жизнь. Это многого стоит. Хотите, я сделаю так, что на вас сейчас посыплется снег?
— Как же вы это сделаете?
— Голосом. Тысяча долларов — и на вас посыплется снег. Поверьте, это мало, — Герыч улыбается мне снисходительно и мягко.
— Давайте вы лучше сделаете так, что на меня посыплется тысяча долларов.
— Что ж, ваше дело. Бедность тоже надо прожить. Но не затягивайте с этим.
Утро. Панки – хай
Утренний Арбат похож на женщину средних лет, которая уже давно не хочет ничего доказывать мужу, а поэтому не считает обязательным закрывать дверь в ванную комнату. Неопрятные работники круглосуточных кафе стреляют друг у друга сигареты. Промоутеры от скуки читают собственные листовки. Продавцы плохой живописи закрывают товар полиэтиленом от снега с дождем.
Утренний Арбат дрожит. Дрожат руки — с сигаретой, банкой энергетика или алкогольного коктейля, стаканчиком с кофе из «Старбакса». Даша дрожала с пустыми руками, наверное, поэтому я сразу ее заметила и почему-то пожалела. Даша очень худая. У неё рыжие, взъерошенные волосы, густо подведенные черным и зеленым глаза, синие до линии бровей веки и тонкое серое пальто, при ближайшем рассмотрении оказавшееся скорее пиджаком, что для ноября не лучший выбор. Но был ли выбор? Познакомиться с ней и ее спутником оказалось несложно. «А где здесь стена Цоя?» — «А я как раз туда». Прогулочным шагом, болтая ни о чем — до той самой стены, несколько минут почитать и покомментировать надписи, предложить сигарету, представиться «питерской» ( я уже поняла, что москвичей, тем более почти местных, на Арбате не жалуют). Даша берет сигарету. Её узкая спина скрывает нарисованный на стене крест и надпись «Витамин, прости, что мы тебя не уберегли».
— Парня машина сбила, — говорит Саня, приятель Даши. — Вообще это давно было. Он из Брянска сюда приехал. Одна девица собирала деньги на его похороны и проводы, на то, чтобы отправить тело домой. Хорошо, что она с тех пор тут не показывается. Её бы по кругу пустили только так. Зажала две штуки из тех денег. Низость последняя. Что хочешь делай — грузи ящики, раздавай листовки, ходи в идиотском костюме и рекламируй этот адский контактный зоопарк, но не наживайся на смерти.
Саня выбрал последний путь заработка. На нем мокрый и не очень чистый костюм тигра. В прошлой жизни этот мужчина хорошо за сорок учился на актера, работал пиарщиком и сварщиком. А потом жизнь повернулась так, что работу, круг общения и возможность жить так, как ему кажется приемлемым, нашлись только на Арбате. А вот Даша учится в одиннадцатом классе, живет в Бутово. После окончания школы собирается в Сочи или еще куда-нибудь «на юг». Я прошу разрешения поближе рассмотреть, как у нее накрашены глаза, подхожу к девушке вплотную и чувствую сильный запах экскрементов.
— Серега, твой котёнок просто сволочь! — кричит Даша приближающемуся к нам низкорослому парню в черном капюшоне. — Он меня ночью обгадил!
— Да лан тебе, что с него взять? — отзывается Серега. — Он чует от тебя запах ментовки и срется от страха.
Я быстро начинаю чувствовать себя лишней и делаю несколько шагов назад, в направлении от этой компании.
Ближе к полудню я снова встретила встретила Дашу и Сережу посреди Арбата с парочкой то ли туристов, то ли промоутеров. Ни здороваться со мной, ни даже приветливо кивать они не стали. Даша и Сережа немного виновато улыбались всей улице, не отдавая никому особого предпочтения.
2007 г.
-
-
Ирина, критику принимаете? Если не отводит глаз, то от витрины, а если с витрины, то не сводит. И на*уй слитно в данном контексте, это важно.
Впрочем, это мелочи. Всё равно проникся, лайкнул и проникся снова
-
Да, принимается. Это прокол. Небрежная редактура.
1 -
Сутулый, малоподвижный, Юрий не отводит глаз с витрины кулинарии ресторана «Прага», но смотрит как будто в никуда. У него впалые щеки и седые волосы до плеч. (с)
С тех мест, где обретаются жаржисты Арбата, не виден ресторан Прага.
-
-
Да уж давно пытаются, вроде.... но жалко же, воспоминания прямо... я, когда кулинарию хлопнули, рыдала прямо, хотя лет 15 уже ее не посещала, как-то не сходились дороги..
-
-
Вообще, напоминает восторги Арбатом приезжей. Солнце моё, а ты не знала, что в даже в 2007 году под арбатским военторгом было кафе, где можно было спрятаться от дождя, и тупо играть в нарды и шахматы, ничего не заказывая? Там ещё спайс продавали за 10! рублей за пипетку. И вообще там очень хорошо, если ты имеешь товарища с арбатской пропиской. Кувшин вина приносишь, арбуз или дыню - даже девки будут
-
Где там восторги? По-моему, проза, проза и проза. Дело не в том, что "солнце" приезжая, а в том, что домашняя девочка, которая по таким местам с нардами и распивом не ходит.
-
-
-