Экономия

Бабка Наташа всегда следила чтобы я бумаги много не рвал. Если находила в ведре слишком, по её мнению, длинные полоски, не рационально использованной бумаги, тут же начинала браниться, что вот он дармоед на её седую голову, всю бумагу извел, а у бабушки пенсия с гулькин нос. Не напасёшься на вас. Жопка-то ещё не выросла, а уже бумаги то извели... 

Надо ли говорить, что расход туалетной бумаги был строго лимитирован. Дефицит этого товара давным-давно канул в лету, но экономить надо было на всём. Дед Борис вообще не имел доступа к магазинной бумаге и подтирался исключительно нарезанной «Зарёй», которую бесплатно разносила почтальонка два раза в неделю. 

Вообще у бабки Наташи было хорошо, но это если одному. А когда свозили всех внуков и внучек, то начинался кошмар. Тут уже не только туалетную бумагу изводили за пять минут, от чего бабка хваталась за сердце, охала и ахала, а дед Борис тут же намыливал лыжи в ближайший магазин для пополнения запасов. Изводили всё. Особенно доставалось кошкам, Муре и Мусе. 

Мура, старая кошка, очень своевольная и воровливая. Мура продаст шкуру за блины. И нет бы украсть один блин и спокойно его хомячить где-то в укромном месте, Мура умудрялась прогрызть всю стопку только что испеченных блинов. Муру лупили, грозились снять шкуру, пару дней не пускали в дом. Но потом все обиды забывались. Ведь никто лучше старой Муры не лечил ревматизм бабки Наташи. 
Муся — Мурина дочка. Но по характеру они совершенно разные. Муся душа компании, самая любвеобильная кошка из тех кого я видел. Утром, как только дед Борис впускал кошек в дом, старая Мура сразу бежит к миске, а Муся бежит к бабке Наташе, здороваться. И пока не намилуется, не намурчиться, как трактор, к миске не пойдёт. А когда придёт, то там уже пусто. Старая Мура всё подчистую слизала. Вот Муся дурёха. Но бабка Наташа Мусю балует, за что дед Борис на неё бурчит. 

Пока внуки и внучки делили кошек, бабка Наташа маячила возле плиты беспрерывно что-то жаря и паря. Такой прыткости могли бы позавидовать даже работники Макдональдс. Дед Борис помогал морально. Он охранял телевизор, для пущего прикрыв лицо газетой «Заря». Газета плавно вибрировала от его ровного посапывания. 
Закончив у плиты, бабка Наташа недовольно толкала в бок спящего супруга, затем подходила к окну, высовывалась из него и звала детвору есть. 
Когда все домашние были покормлены начиналось распределение обязанностей, кто будет мыть посуду, кто подметать, а кто пойдёт в магазин за хлебом. Все хотели идти в магазин, и никто не хотел мыть посуду или подметать. Но у бабки Наташи не забалуешь. 
Тогда дед Борис обычно начинал бурчать, что вот, мол, внуки дармоеды, помогать никто не хочет и постепенно переходил с претензиями к супруге:

— Ты меня совсем не ценишь, всю жизнь попрекаешь, даже бумагу не даёшь. А я всю задницу себе «Зарей» изодрал уже. Да за мной вон очередь стоит. Иди в окно посмотри. 

— Смотрела уже. Никого нет — сухо отвечала бабка Наташа. 

А потом добавляла:

— Ой, Боренька, боюсь помрёшь, так я к гробу не протолкнусь.

Сразу после этого дед Борис багровел и уходил в сарай, где всегда было что-нибудь припрятано. 

Возвращался он ближе к вечеру, захмелевший и самоуверенный. Но тут же с порога получал ворох заданий, исполнял команду «кругом шагом марш» и засовывал свои претензии ровно туда откуда вытаскивал. 

Внуки за это время успевали что-нибудь сломать, довести до белого каления старую Муру, которая теперь пряталась высоко на абрикосовом дереве, затискать донельзя Мусю, которая так и лежала кверху пузом, лишь бы тисканье никогда не прекращалось. 
Дед Борис возвращался из последнего на сегодняшний день похода в магазин. Сдавал закупки и сдачу. Бабка Наташа придирчиво пересчитывала, сверялась с чеком, причитала что дед опять купил самое дорогое, старый дурак, всё сама, ничего никому доверить нельзя. Вот помру, что без меня делать-то будете, причитала она. 

— Поминать, — ляпнул, не подумав дед Борис. 

И тут же получил мухобойкой по голове. Отскочил, как ошпаренный, и, чтобы не ввязываться в заранее проигрышную войну сказал, что пойдет к Ложкову, надо удочку забрать. Срочно. 

Эти походы обычно заканчивались одним и тем же — бабка Наташа ведёт на верёвочке деда Бориса. Словно выгуливает старого шелудивого пса. Потом ещё два дня дед Борис помирает, а бабка Наташа костерит его на чем свет стоит. 

Но, всё равно пошёл. 
— Вот я в семье главный. Как скажу, так и будет, — изрёк Ложков после первого стакана. 
— А у меня жена главная, — немного стесняясь ответил Борис,- Очень удобно. Спрашиваю у неё, что мне надеть сегодня. Она даст. Или что на ужин сегодня. Она сготовит. Вообще голова ни о чём не болит. 
— Не. Я свою вот где держу. 
И Ложков показал сжатый кулак. 

Сегодня дед Борис решил не испытывать судьбу и дойти до дома самостоятельно. 

Внуки и внучки уже лежали в кроватях. Бабка Наташа щурилась в телевизор и одновременно вязала. Дед Борис попытался пройти незамеченным, но был остановлен. 
— Опять с Ложковым своим напился. Не буду я тебя больше лечить. Возиться как с дитём маленьким. Мне внуков хватает. И так здоровья нет, а ещё... 
— Я же совсем чуть-чуть, так только разговор поддержать. 
— Знаю я ваши разговоры — кто в доме хозяин. 
— Так я и говорю, что в моём доме ты хозяйка. Как скажешь так и будет. 
— Ой, не подлизывайся. 
— Дак, правда. Так и сказал и ушёл. 
— Так прямо и сказал? 
— Да. 
— Даже не верится, что дожила до такого. Старый дурак поумнел. Ну, ты меня тоже прости, я не со зла всё это. Ты если хочешь, бумагой пользуйся. Оторви сколько тебе надо. Детям только оставь. Они твоей газетой точно жопы порежут. 

В ногах у бабки Наташи монотонно мурчала Муся. Дед Борис сел в соседнее кресло и вскоре уснул с блаженной улыбкой на лице.