Мини-пигги

***

Чехов сидел и сокрушался двумя руками о том, что он не умеет писать о еде.

К нему на чай зашла Молоховец, но пить не стала, потому что он ущипнул её за ягодицу, а она не такая, просто любила чай. Завязалась драка. Молоховец ударила Чехова по голове кулинарной книгой, и все рецепты высыпались к нему в череп.

Но тут Чехов расхотел писать о еде, а захотел о таких, но Ватсьяяна не любил чай.

***

Решила: «А напишу-ка я про Пушкина».

Села за стол.

Час сижу, два сижу, три сижу.

Ничего.

Ай да, Пушкин! Ай да, сукин сын.

Не по зубам мне.

Записалась в клинику по зубам.

Стоматолог сказал: «С такими зубами — вам всё по зубам».

Подумала: «Всё по зубам, а наше всё не по зубам».

Пришла домой.

Села писать про Пушкина.

Час сижу, два сижу, три сижу.

Ничего.

Ай да, Пушкин! Ай да, светоч русской поэзии.

Не по зубам мне.

Записалась на завтра в клинику по зубам.

***

Герман пришёл к старой графине и сказал: «Тройка, семёрка, дама».

— Ты что, Родька, в глаза не смотришь, процентщицу зарубил что ли? — спросила старуха.

Но он не ответил, только твердил: «Дама пик, дама пик, дама пик...»

Графиня хотела было сдохнуть от скуки, но потом взяла барабанные палочки и завертелось.

Герман: «Дама пик, дама пик»

Старуха: «Туз!»

Родион: «Дама пик, дама пик»

Старуха: «Туз!»

Герман: «Дама пик, дама пик»

Старуха: «Туз!»

Родион: «Дама пик, дама пик»

***

Лев Толстой любил косить.

Сначала он косил от армии, но царь не заметил, что он косит и послал его на Кавказ воевать. Толстой и там начал косить под француза. Типа, что он не на Кавказе, а в Аустерлице с Жозефиной на первом балу кадриль пляшет. Тут царь понял, что Толстой косит и послал его в Крым, а там Лев Николаевич косил под игрока, хотя играть не умел. Игроки, которые умели, поняли, что он косит и силой отобрали у него Ясную поляну, чтобы неповадно.

Наступили суровые времена, круг косьбы сузился. Но Толстой сказал: «Врёшь, не возьмёшь», — и начал косить от церкви, потому что не любил молиться, а любил косить.

Церковь сразу поняла закос. И сказала, что если Толстой будет продолжать косить, то она не положит его в белой рубашке под иконами умирать.

«Ну и дура!» — нашёлся Толстой и пошёл косить траву, а также случайно попавшихся в траве крестьян. «Но это ничего», — сказал ему Николай Васильевич: «Всё одно — мёртвые души». Только не помню, про крестьян это Гоголь или про французов.

А закончилось всё и вовсе неприличным — Толстой стал косить левым глазом.