Лёгкая походка
Памятник.
На поселковом кладбище возле входа стоит сваренный из железа памятник с улыбающейся девушкой на фотографии, которая не старится, не темнеет, несмотря на дождь, снег, ветер. Поразительны глаза с выражением радости и отчаяния. Если долго смотреть на них, то покажется, что они живые, но по какой-то нелепой ошибке, случайности попали на могильную фотографию.
Возле памятника часто можно видеть двух стариков, сидящих на лавочке. Они думают об одном и том же, но не говорят друг другу. Верят, что дочка жива, и когда Бог заберёт их, увидят её и станут просить прощение, а она простит. Они живут этой мыслью и надеются, что так и будет. А будет ли?
Школа.
В школе Светлана (десятиклассница) не вписывалась в стандарт послушания. Она не робела перед учителями. Бесшабашная. Неукротимая. Малыши носились за ней стаями и подчинялись ей больше, чем учителям. Светлану часто вызывали в учительскую и отчитывали, она отвечала, что ничего дурного не делает, а просто играет, чтобы было весело.
— В школе не играют, а учатся.
Светлана соглашалась, но усмирить её было невозможно даже угрозами отчисления.
— У меня лёгкая походка, — говорила она. — Я не могу её контролировать. От этого всё и происходит. Примите меня такой, какая я есть.
Звонок. Пронзительный. Резкий. Раньше она радовалась ему. Свобода. А сейчас он показался ей угрожающим. Светлана неохотно стала собирать учебники, но, услышав свисток тепловоза, оставила и посмотрела в окно. Она вздрогнула, увидев приближающийся к станции поезд, и закрыла глаза. По спине пробежал холодный пот. В сознании пронеслась картинка, обессилев её до невозможности встать.
Просидев пять минут без движений, она выскакивает из-за парты, словно собирается бежать, но куда? Успокоившись, выходит из класса, проходит по полутёмному коридору и направляется в опустевший парк. Осень и в душе Светланы осень. Сумрачное солнце и в глазах сумрачно. Шагая по дорожке между поникшими от ночного дождя кустами сирени, думает о том, как же это случилось, она не может понять, воспоминания туманные и болезненные, скрывать дальше уже не имеет смысла.
Она поднимается на железнодорожную насыпь, закрывает глаза и идёт между рельсами. Вдали раздаётся свисток тепловоза.
Признание.
Анна Семёновна пекла на кухне блины. Не ладилось. Подгорали. На душе было неспокойно. Дочка должна была уже прийти, а её нет. Она часто поглядывала на часы. Андрей Дмитриевич ремонтировал кременчугскую гармошку. Недавно купил. Была звонкая, голосистая, а через неделю кнопки полетели. Беда. Нужно в мастерскую нести. Боязно. Как бы хуже не сделали.
— Где Светка, — сказала Анна Семёновна. — Пора уже.
— Не волнуйся. Придёт.
Не пришла и через час. Анна Семеновна хотела идти в школу. Дверь открылась. Вошла Светлана. С ходу бросила рюкзак на диван.
«Что говорить?», — пронеслось в голове. В душе были и радость, и отчаяние. Радость от того, что станет матерью. Она часто представляла будущего малыша, игры с ним, но это держалось недолго, затемняла картинка отчаяния с пересудами, злобными и насмешливыми словами посельчан.
— Где так долго была, — напустилась мать.
— Беременная я, — тихо сказала Светлана, застыла и стала ждать ответа.
Мать с испугом посмотрела на дочь. Андрей Дмитриевич с удивлением.
— Что ты сказала, — спросила мать.
— Беременная.
Как тихо. Только шелест сирени под окном.
— Это же позор, — запричитала мать. — В десятом классе. Все будут знать. Заклюют. А ты что молчишь, — бросила она мужу.
— А что говорить? Тут уже не скроешь, ничего не изменишь, чтобы мы не говорили.
Он вышел, оставив наедине дочь и жену.
Солнце уходило на закат. Темнело. Разговор был без крика, слёз, но с часто употребляемыми словами: позор, засмеют посельчане.
Запоздалое раскаяние.
Через день, когда стемнело, Анна Семёновна собрав чистые полотенца, простыни, вышла из дома вместе со Светланой, мужем и направилась на край посёлка, где жил Анфиса Паршина.
— Решились, — спросила Анфиса, когда они втроём вошли в её дом.
— Да, — ответила Анна Семёновна. — Не хотим позора. Лучше аборт.
— А ты, Светка?
— Что я. Как мать и батько сказали. Может не нужно, пап, мам.
— Так это же позор, дочка, — бросила мать.
— Позора боимся, а то, что он там живёт, надеется. Он дышит, — выкрикнула Светлана.
Разлетелся крик. Осталось эхо.
Светлана посмотрела на икону Николая Чудотворца в углу, перекрестилась и опустила голову.
— Андрей и Анна. — Анфиса укоризненно посмотрела на родителей. В глазах мелькнула жалость. — Посидите в маленькой комнате. Позову, а ты, Светка, пойдём со мной.
Через час раздалось: заходите. Анфиса вытирала окровавленные руки. Светлана лежала на постели, уткнув взгляд в побелённый потолок. Она чувствовала пустоту. В голове шумело. Анфиса перед абортом дала ей выпить полстакана самогона, бросив, что не так больно будет.
— Как, — беспокойно спросила Анна Семёновна.
— Вычистила.
— Слава Богу, — облегчённо вздохнула мать. — Избежали позора, — в голосе прозвучали даже весёлые нотки.
Она с радостью посмотрела на просветлевшее лицо мужа и хотела что — то сказать, но перебила Анфиса.
— Брехать не буду, — Она немного помолчала. — Рожать она не сможет.
Зависла тишина, а потом взорвалась криком Анны Семёновны.
— Прости, дочка, — вскочив, она стала на колени перед кроватью. — Позора испугалась, а тебя бесплодной сделала.
— Это ты меня, мам, прости. Я виновата. И ты батько прости.
Светлана отвернулась к стенке.
— Кто прав, кто виноват забыть, — глухо сказал Андрей Дмитриевич. — Жить нужно.
-Так позор можно было вынести, — зашептала Анна Ильинична. — А я побоялась. Сделанное уже не вернёшь.
Смертельно раненная.
Через месяц Светлана закончила школу. Аттестат с отличием.
— Куда теперь, — спросила мать.
— В институт пока не буду поступать. Устроюсь на работу на станцию в Родаково. Дежурной. Год потружусь, а там видно будет.
— Как хочешь, — ответила мать. — Когда поедешь в Родаково.
— Да сейчас. Что ждать.
Заскрипела калитка. Ушла.
Андрей Дмитриевич уехал в степь косить сено. Анна Семёновна убирала двор, когда открылась калитка, зашёл сосед, кум Виктор.
— Анна, — тихо позвал он. — Подойди ко мне. Я не могу идти. Прикипели ноги к земле.
— Да что ты такой слабый стал, — засмеялась Анна Семёновна и осеклась, увидев побледневшее лицо соседа.
— Что, — выдохнула она.
— Светлана. Это. Смертельно ранена. Поезд.
— Как поезд?
— Никто не знает. То ли сама бросилась, то ли перебегала.
Похоронили Светлану через два дня.
-
-
-
-
Спасибо. Я уважаю Ваше мнение. Думаю, что не стоит спорить. Лучше всего это учитывать замечания, думать о них и работать далее. Правда, мне не совсем по душе, когда говорят рассказ нравится или не нравится, хороший или не хороший текст. За этим нравится, не нравится, хороший, не хороший что - то стоит, но что? Неплохо был бы расшифровывать.Полли Линек
-
Детальный разбор должны делать профессионалы. Я просто читатель. Поэтому у меня критерий простой "нравится не нравится". Вы старались. Вы выложили свой текст на всеобщее обозрение. Трудолюбие и смелость безусловно заслуживают восхищения. А вот сам текст, увы, не удался.
-