Утро

Мать появилась в окне. Перекрестила меня. С богом, сынок! Знает, что могу и вернуться.

Мне 42 и я иду в магазин.

Магазин в двухстах метрах от дома. Кричит ещё чего шапку не надел, менингит заработаешь. Ничего, мать, не поминай лихом.

В магазине толчея. Завезли свежую селёдку, сметану на развес, хлеб. Отпускают под запись — кайф!

— А пиво, пиво есть?

— Есть на жопе шерсть, мелкая зато своя.

— Да есть гроши, не ссы в трусы, тёть Люб.

— Тогда и пиво есть. Девятку тебе? Чтобы сразу раскатяшило.

— Не, мать ругаться будет. Дайте Жигуля три банки. И этих ещё, как их, а кальмаров. Они к пиву ништяк идут.

— На тебе ништяк твой. Двести семьдесят с тебя.

— Обдирают работяг по чем зря, честное слово.

— Ты что ли работяга?! На материной то шее. Тебе лет сколько — пятьдесят?

— Ты чо, тёть Люб, сорок два всего, я ищо пацан.

— Пацан, а виски седые, рожа пропитая.

— Не твоё дело, деньги взяла и молча товар отпустила клиенту. А остальное не твоё дело.

— Да пошел ты.

И я пошел.

Без шапки и правда холодно. Ухи скручиваются в трубочки. А, дома выпью. Одну только сейчас. Домой зашел, сопли из носа мироточат. Оттаял иисусик. Мать щи варит. Носом водит на предмет чего я там припер.

— Ты же за хлебом ходил.

-Так не привезли ещё. Зря сходил.

— Есть садись.

— Не хочу. Рано ещё есть. Пойду телек погляжу.

А сам шмырг и в комнату свою. Пиво глыть глыть и нету. Вторую буль буль. Лепота. Кальмаров зубами раскроил. Гадость заморская, а хорошо-то как, аж жить хочется. Мать из кухни кричит чего-то, не разобрать.

— Чего, мать?

— Да всё того же, опять пива наглыкался.

— Не, я не пил. Так баночку одну. Там новое привезли. Так Любка талдычит возьми попробуй, расскажешь потом. Прицепилась как клещ. Говорит, ей надо знать хорошее или нет, чтобы потом заказывать.

— Ну конечно, Любка.

— Любка, кто ж ещё. Она чумная прям. Там ещё селёдку привезли. Может сходить, пока не разобрали.

— Нет уж, я сама. А то знаю как ты ходишь, опять наглыкаешься, потом на санках тебя волочь, только соседям на посмешище.