Как я провёл лето (на конкурс)

 

 

 

                                                     Земля и небо

          Мой друг Сергей, по прозвищу Джон, во всём является моей полной противоположностью. Он человек богатый, умный, рассудительный; эмоции, когда надо, прячет, не напивается на людях и умеет вести себя в приличном обществе.

          Злые языки утверждают, что он немного скуповат. Но, я им не верю. Со мною Джон всегда необыкновенно щедр. Даёт донашивать  свои вещички, совсем ещё не старые.  А они у него все дорогие, брендовые. Так что в любой модный  сезон я отменно прикинут. Те, кто разбирается в бирках, ошибочно считают, что я или хорошо зарабатываю, или, подверженный шмоточной страсти, безумно трачусь на одежду. 

          Ещё, случается, Джон делает мне подарки. Недавно, вот,  подарил переносной мини бум-бокс: это такая японская штука для воспроизведения музыки. С тех пор я всегда таскаю его с собою, в боковом кармане рюкзака. Так что даже из кабинок общественных туалетов, когда я их посещаю по нужде, где нибудь в присутственных местах, торговых центрах, или на вокзалах, доносятся порою и несравненный Моцарт, и сногсшибающий  Бетховен, или Глюк, или Вагнер.

          Да – да, теперь я слушаю всё это! С тех пор, как рок-н-ролл однообразный задолбал меня окончательно!

          Однажды в одном таком туалете  восторженный  голос из  соседней кабинки попросил меня прибавить звук. Я, с радостью нашедшего родственную душу эстета, исполнил просьбу. Но тут  раздался голос грубый,  с противоположной стороны!

            Грубый голос провозгласил примерно следующее: «Уважаемые соседи! Дабы не мешать приятному прослушиванию музыки, можно я не стану за собою смывать? Вы, уж, не обессудьте!  Когда будете уходить, нажмите на кнопочку в моей кабинке!» 

          Но, это я так, к слову. Штрих к нашей высокой бытовой культуре.

          Жена утверждает, что лишь два человека в мире могут терпеть меня: она и Джон.

          Пожизненное прозвище своё  Джон получил в те времена, когда, будучи  кудрявым студентом Серёжей, в неуёмных попытках понравиться девушкам и женщинам, он сделал  ставку на гитару. Играл по случаю и без, как менестрель на галерее, или как соловей, из зарослей любовь зовущий. Ставка себя, в общем, оправдала. Плюс подкатил нежданный бонус от народа.
          В те времена встречались ещё люди, для которых человек с гитарой ассоциировался не только с вездесущими и, по всей видимости, бессмертными, Боярскими и Антоновыми.  Один из таких сведущих людей, наш старший друг, и наградил, во многом заслуженно, студента Сергея заморским именем Джон. В честь  гитариста из очень популярной группы. 

           Не путать с известным пианистом - педагогом, выступающим без группы! 

          Недавно щедрость Джона превзошла все границы. Он позвонил мне и, по своему обыкновению, сразу перешел к делу:
          - Домский,  ты чего торчишь таким жарким летом в городе? Приезжай и поживи у меня на даче.

            Домским называют  меня  с юных лет друзья и товарищи. Этимология этого слова указывает на его происхождение от имени Дамир, которым зовут меня все остальные.

          - Ты что, и в правду, согласен меня терпеть? – удивился я.
          - Ни за что! Это выше человеческих сил! Поэтому я зову тебя не на ту дачу, где мы живём всей семьёй, – пояснил он. -  А на другою. Пустующую.  С большим земельным  участком.  Мы купили её недавно на базе отдыха «Наука».    
          - На «Науке»! – воскликнул я, – Какая радость! Конечно, поживу, коли не шутишь! 

          Джон всегда разумно распоряжался деньгами. Вкладывал их в ценные бумаги, и, по возможности, приобретал недвижимость.  На «Науке» он купил уже третий дом. И это были правильные вложения. Ведь дачи с каждым годом дорожают. А деньги с каждым годом дешевеют. Тут надобно иметь умную голову. Всё рассчитать, продумать!

          - Скоро всё рухнет! - говорил Джон загадочно – глубокомысленно. – А это вот, – он указывал то ли на покосившийся дом, с облупившейся местами краской, то ли на поросший бурьяном участок, - это останется!

          Мистикой веяло от его слов. В такие моменты взгляд Джона  загорался глубоким внутренним светом, отблеском прозорливого  ведения о будущем.

          Мне сразу представлялась катастрофа, всегда разная, но, поистине ужасная,  а посредине, – островком спокойствия, - преобразившийся участок с яблонями и смородиновыми кустами, с красивым новым домом, службами, всеми делами, и лужайкой, посреди которой сидит на плетёном кресле закутанный в плед мистер Джон с котом на коленях, и со свежим номером «Файнейшинал Таймс» в руках, открытым на странице котировок акций.   

          Свой жизненный успех Джон связывал с женой Гульназ. Это татарское имя, хотя башкиры могут поспорить! Они  встретились в стенах казанского финансового института, где  белокурый  аспирант Сергей Владимирович вёл семинары по бухучёту. Заприметив красивую и умную  студентку, Джон приложил все силы, чтобы захватить её в плен. В чём и преуспел, впервые обойдясь без помощи гитары.  Он так и говорил всем: «В чём секрет  успеха? Находите толковую студентку, само собой очаровательную внешне, обучаете её всему, и бережно ведёте по карьерной лестнице – всё выше, и выше, и выше, а дальше уж - сама, сама, сама!»

            Так всё и случилось! Сбылись планы прагматичного романтика! Гульназ в итоге достигла большого успеха в профессии, поднявшись до высоких должностей. Ну и деньжата у неё, а, значит, и у семейства Джона завелись немалые.

          Но, вернёмся к «Науке». Что же это за «Наука»? «Наука», друзья мои, это элитная часть «Светлой Поляны». Перед «Наукою» «Поляна» – помойка. Это как в спорте есть разные лиги: высшая и первая. Разные уровни.
          Тут надо пояснить, для тех, кто не бывал  в наших краях, что такое, собственно, Светлая Поляна.
          Светлая Поляна - это большая база отдыха под Казанью, километрах в тридцати к югу, вниз по течению Волги.   Находится это прекраснейшее место на левом, пологом берегу великой реки. Поляна окружена отлично смешанным лесом, с преобладанием высоких корабельных сосен, которые прекрасно  живописал земляк наш Шишкин. От их запаха порою, голова идёт кругом! Воздух свежее разве – что в горах.

           Да и то, в горах дышать приятно, лишь  до определённой высоты. А потом, забравшись выше, начинаешь задыхаться, хватать воздух ртом, как рыба на суше: ап! ап! Это мы на себе испытали, увлекаясь по молодости лет горным туризмом!

           Медведей нет – сразу вас успокою! Они остались только на картине.  Лоси тоже куда-то свалили. Но это даже хорошо! А то они гуляли тут, подлесок жрали, кусали и портили деревья.  Зато полно куянов (это зайцы), лис и ежей. Наверху, возле озёр, живут ещё и кабаны. Мы с ними предпочитаем не встречаться. Обходим друг друга стороной, словно рассорившиеся соседи, вынужденные терпеть присутствие друг друга. Пока обходится  без эксцессов.

 
          В советские времена на Светлой Поляне были построены базы отдыха от разных казанских предприятий. А также возведены частные дачи, огороженные забором и охраняемые собаками.

         Дабы по-свински пьющие представители  рабочего класса не мешали времяпровождению культурно пьющей  научной интеллигенции.

          Вот эти частные дачи, место отдыха профессуры и преподавателей Казанского Авиационного Института, или сокращённо КАИ, и их семей, и есть «Наука». Название своё дачное товарищество получило в честь великой авиационной науки, способной оторвать человека от земли.

           Меня же, по иронии судьбы, «Наука» привела к земле!

          С началом перестройки и последующим великим развалом всего и вся, домики на базах отдыха были распроданы оптом и в розницу. Всё пришло в запустение.  Дачи тоже стали понемногу продаваться. Но не столь быстро. И совсем по другой, более высокой  цене. Тут кто будет спешить?

          На «Науке» ещё витал дух советской интеллигенции. Дух времени ушедшего безвозвратно.  Его своеобразный запах.

          Вот  на этой «Науке»,  я  и поселился временно, по воле Провидения.  Хотя, по правде говоря, все мы тут временно, где бы ни проживали.

          Предоставленный мне в пользование земельный участок оказался донельзя запущен. К моменту моего прибытия,  дикая природа одерживала верх над человеческой садоводческой культурой. Зато, старый дощатый  двухэтажный дом, ровесник карибского кризиса и попытки освоения целины, держался молодцом на твёрдом каменном основании! 

 
           - Живи и наслаждайся! – сказал Джон, вручая мне ключи от дома. – Деньги за проживание потом отдашь!

          Я продолжил наслаждаться жизнью в новых дачных условиях.

          Пришлось с собой взять и жену, конечно. Как без жены? Нет, можно, в общем-то, и без жены….  Но, тогда, я никогда не занялся бы земледелием, садоводством, разведением рыб - всем тем, что зовется у нас сельским хозяйством. Отвлекался бы на суету, на разное, на разных….
 

         А тут, я вдруг услышал зов природы! Земля звала меня к себе. Во мне проснулась генетическая память предков – крестьян - землепашцев. Не будем же мы льстить себе фантазиями о благородном происхождении? Мы - гордые потомки смердов и холопов!  Господа, как говорится, все в Париже, или постреляны большевиками!  Да и те, кто в Париже, давно уже лежат на «Пер-Лашез», или на других тамошних погостах поскромнее.  В общем, нет более господ – они в земле французской! Не называть же господами, их потомков. Это уже:  мадам – месьё! Сантехники и шофера с отличной родословной.

          И я припал к родной земле!

          Припал, поначалу, в прямом смысле. Ведь в день заезда, в первый же вечер, хорошо отметили мы с владельцем латифундии новоселье. По-нашему! По–научному!

          Как водится, не обошлось у нас с Джоном и без споров. Я говорил ему, что деньги ничего не значат. А он мне отвечал, что значат!

        Он мне привёл такой пример. Спросил, за какую сумму я соглашусь, предположим, вести на радио передачу о российской попсе? Не в смысле критики, а наоборот – хвалить там всех и вся, и восхвалять, и рекомендовать, и продвигать. Только по честному!

         На некоторой сумме, (какой – не скажу), я сломался. Сказал, что да – вот он предел моих принципов! Но, добавил, что всё равно я это никогда не полюблю: ни певцов этих, ни их сраные песни.

          Джон же произнёс пророческие слова, на которые я тогда не обратил внимания.  Да и когда обращали внимание на пророчества? Джон сказал,  что порою, не знаешь, какое открытие сделаешь в том, чего раньше не любил, и не принимал.

          Джон ушёл к себе, напевая под нос, а я, уморившись, растянулся прямо на участке, в высокой траве. Дурманящий дух разнотравья, захватившего огород, подействовал на меня убаюкивающе.  Я уснул на лоне матери – земли, вращаясь вместе с нею против часовой стрелки.

          Это если смотреть из области Полярной звезды. Не с самой звезды, конечно. Она, хоть, и называется Полярной,  нагрета, будь здоров!

          Проснувшись от прохлады вечера под звёздным небом, и перевернувшись с боку на спину, я стал смотреть в развёрнутую надо мною бездну.

            Меня вдруг осенила неожиданная мысль, схожая с озарением – вселенная-то не бесконечна! Рассматривая созвездия, я призадумался, почему не всё ночное небо залито сплошным точечным звёздным светом, как  какое – нибудь неоновое табло, или мерцающий экран монитора? Ведь, если вселенная бесконечна, и звёзд в ней  без числа – значит не должно оставаться на ночном небе пустых чернеющих участков!

           От этой мысли словно ток прошёл у меня по телу. Я поднялся с земли, и, продолжая смотреть в небо, направился к дому – сообщить супруге о своём открытии.

          По дороге я налетел на ежа, или это ёж налетел на меня. Ёж, по своему обыкновению, болтался, где хотел, не привыкнув ещё, к тому, что он здесь больше не хозяин. Чтобы доходчиво донести до него это, новое обстоятельство, я дал колючему подданному не сильного, но властного, пинка. Ёж укатился в темноту, проклиная новую власть, а я же царственно поднялся в дом. 

          Жена смотрела на веранде телевизор. Программу про мёртвых  актёров. Как они встречались, женились, изменяли, разводились, снова женились и так - пока, наконец, не умерли. Нет ничего интереснее!

          - Людмилочка! – обратился я к жене, входя на веранду. – Представляешь, я тут задумался, расставляя созвездия, и меня вдруг озарило – вселенная - то не бесконечна!
          - Моё терпение тоже! – ответила супруга.
          - Что случилось? – удивился я.
          - Он ещё спрашивает, что случилось? - супруга, сделав над собой усилие, оторвалась от телевизора. - Ведь ты же обещал не напиваться!
          - Да, подожди ты! – отмахнулся я. - Тут может быть  философическое открытие!
           - Сними с ног, философ! – закричала жена, указывая на мои  кроссовки, с прилипшими к ним комьями земли. – Я тут весь дом перемыла, пока ты на травке прохлаждался.
          - Ну вот, опять ты за своё, – ответил я сокрушенно, снимая обувь и босиком направляясь на кухню. Однако, жена, проворно обогнав меня, встала меж мной и холодильником.
          - Всё! На сегодня хватит!
          Посмотрев на супругу, и приняв к сведению её решительный вид, я понял, что, да, действительно, на сегодня хватит.

          Не больно – то и хотелось! Но, про тайны вселенной могла бы выслушать!

 

                                                             Вода

          На следующий день, встав рано утром и помолившись на восток, я надел плавки, накинул на плечи полотенце и пошёл к Волге. Река плескалась в тридцати шагах от дома. В конце дачной аллеи была калитка,  за которой находилась  каменная лестница, ведущая к самой  воде. Волны лизали окрашенные живой  зеленью нижние ступеньки. Вода цвела, по случаю жары. Но, делать нечего, раздвинув руками буйно разросшийся фитопланктон, я окунулся в зелёную реку.

           Оттолкнувшись от песчаного дна, я поплыл на запад. На закат, где, как я слышал, дрожат паруса. Однако никаких парусов я не увидел. Река была пустынна. Лишь лодки рыбаков едва виднелись у противоположного берега, сливаясь  с тёмной зеленью воды. Я плыл вперёд сажёнками, без всякой техники, поднявши кучу брызг. Но, и без устали, всё больше приходя в себя, поймав дыхание, почувствовав азарт и радость – радость просто плыть! Просто чувствовать своё тело, ставшее легче, управлять им, посылать его вперёд, ещё быстрей вперёд, к неведомой неясной цели, а может просто и без цели, имея целью эти вот мгновения, эти минуты радости! А что – чем эта цель плоха? И, с обретённой радостью, почувствовать, что навык  не утерян!

 
          Доплыв до середины Волги, я перевернулся на спину, раскинув руки.         

          Люблю, признаться, я валяться в праздности святой! Люблю  смотреть вокруг и заниматься созерцанием божественных творений. Иль просто размышлять, мечтать, выдумывать,  додумывать, менять в своих мечтаниях ход событий, уже случившихся. Всегда быть победителем, героем! Отвечать на вызовы судьбы красиво, хлёстко! Находчиво, играючи, с улыбкой, ставить врагов на место.  Все ситуации, где был не на высоте, отматывать назад, и переписывать в своём воображении.  Чтобы в новом дубле предстать в сиянии силы и славы! 

          Для этих целей всё подходит мне. Устраиваюсь поуютней на диванах, на креслах, на плацкартных полках,  на траве газонов, на скатах крыш, за грязными столами, средь луж и шума заведений, в толпе в метро бурлящей, возле замёрзших окон электричек, ныряю в глубину себя среди чужих людей.  И вот, теперь, нашёл себе ещё удобное  местечко – улёгся посередине Волги! Отлично устроился!

          Солнце вставало без лишних торжеств, смиренно прячась в лёгкой дымке. С его восходом поднялся несильный южный ветер. Река покрылась мелкой рябью. Неспешно перебирая руками и ногами, я плыл себе, на спине. Я не боялся утонуть. Известно, ведь, что кое-что не тонет! Поэтому я был спокоен. Да, если бы и утонул, что изменилось бы в этом мире?

            Какой – нибудь мальчик закричал бы на пляже:
          «Мама, мама! Там какой-то дядя утонул!»
          Загорелая мама, в  круглой панаме с широкими полями, отложив в сторону номер «Лизы» или сборник сканвордов, мельком взглянула бы на собравшуюся у воды толпу, и сказала бы сыну:
          «Больше купаться не ходи, сынок! У тебя уже губы посинели. К тому же видишь, тут люди тонут…. И, вообще, пойдём домой. Пора обедать».
          Молодая мама, поправив купальник, взяла бы сынишку за руку, и они пошли бы домой, обходя круг мускулистых волейболистов. Один, из которых крикнул бы ей: девушка, присоединяйтесь! На что другой, предупредил бы товарища, мол, будь внимателен, чтобы мяч не улетел туда, в сторону утопленника. Когда же его, наконец, унесут отсюда?! Он своим видом портит и пейзаж, и настроение!

          Мне стало жаль, немного, себя утонувшего. Я посмотрел в высокое летнее небо. 

          Где там Бог? - подумал я. – Видит ли он меня? Быть может, сейчас  он занят кем-то другим? Или он, и вправду, может заниматься всеми одновременно? Но, как это возможно? Уму непостижимо!   
Вдруг мне пришла в голову прекрасная мысль: надо попросить Бога, чтобы он подал мне знак, что занят и мною, что видит меня вот сейчас перед собою.
          Набравши в лёгкие больше воздуха, я закричал в небо:

          - Господи! Дай мне знак, что я тут не один!

           Я хотел, было, крикнуть ещё раз, погромче. Но, поразмыслив,  решил, что Богу повторять не надо. В крайнем случае, дежурный ангел доложит, о моей просьбе. От долгого глядения в небо у меня зарябило в глазах, и я закрыл их ненадолго. С закрытыми глазами плавать было интересно. Я представил себя в открытом море, вдали от берегов. Почему-то я представил себя в Атлантике, южнее экватора. Я сориентировался согласно географической карте, головой на север. Справа – Америка, слева – Африка. В ногах – Антарктида. Иногда я приподнимал голову, опасаясь приближения айсбергов.

          Вдруг, прямо с неба, на голову мне обрушился какой-то предмет!

          Обрушился не больно и, тем более, не смертельно. Но так неожиданно!

          Я, в ужасе, открыл глаза. Предмет продолговатый тёмно – синий снова взмыл вверх. Я живо перевернулся со спины на живот. Что-то ударило рядом о воду. Весло! Это было весло!

 Рядом со мной  покачивалась на волнах дюралевая лодка, с приделанными по бокам блестящими булями. В лодке находился Джон. Он был ужасно зол.

          - Домский, сука! – иногда Джон может позволить себе и подобные слова. – Мы уже думали, что ты утонул!
          - Да нет! Не утонул, как видишь! – ответил я, радуясь встрече с другом.
          - Тогда сейчас утонешь! – воскликнул Джон, и угрожающе занёс  весло.
          Сидевший на вёслах дачный сторож Зуфар остановил Джона.
          - Не делай этого, Серёжа! – сказал он, улыбаясь золотозубым ртом. – А то, выходит, зря гребли.  Если бы он утонул, то утонул бы и без нас. А если не утонул, то незачем и топить. Ведь цель была у нас, наоборот, спасти его!

          Восхищённо слушая речь мудрейшего из сторожей, я подплыл с кормы и забрался в лодку.

          - А почему вы  на вёслах перемещаетесь? – спросил я, указавши на подвешенный мотор.
          - Бензин на тебя не хотели тратить! – ответил всё ещё злившийся Джон.
           - Не заводится, что-то! Обленился старина «Нептун», – пояснил Зуфар. – Сейчас приплывём обратно, и буду с ним разбираться.
          - Подвинься, Зуфар – абы,- сказал я сторожу, влезая в лодку.

          Зуфар подвинулся, мы взяли каждый по веслу, и понеслись со скоростью в две человеческие силы назад к берегу, где нас ждала встревоженная донельзя супруга, с моими тапочками, мокрыми от её слёз.

          - Я из-за тебя вся поседела! Из-за твоих проделок бесконечных!– частенько заявляет мне жена.

          Чувствуя вину,  я покупаю жене самую лучшую краску для волос. Раз в месяц, в день, когда в нашем парфюмерном магазине бывают  двадцатипроцентные скидки.



                                                      Земля и эфир

 

          В земле живёт  много червей. Вы даже не представляете сколько! Вообще, в земле чего только нет. Я столкнулся с этим, неглубоко закопанным знанием, когда при помощи садовой лопаты стал углубляться в верхний слой нашей планеты.  Единственной планеты, где есть жизнь! 
          Есть жизнь! Да ещё какая! Многообразная и скрытая от нас под слоем почвы.  Личинки разные, жуки, какие-то двухвостки и мокрицы, медведки, уховёртки, живая мелочь разная. Всё это проживает на земле и под землёй, лишь для того, чтобы мы о них когда-нибудь узнали. Так, например, писатель, даже и отправляя свой опус в нижний ящик стола, всё равно желает, чтобы он когда-нибудь был кем-нибудь откопан и прочитан. 
          Вначале я скосил траву  на участке. Косил косой, не каким – нибудь там триммером. Размашисто, от плеча, поправляя косу оселком. В небольшом сарайчике я обнаружил целый арсенал садового инвентаря: лопаты, грабли, вилы, две косы, а также  самодельную дачную тележку, сделанную из детской коляски и жестяного корыта.
          Косить я научился, работая дворником в прогимназии. Там было небольшое футбольное поле. За этим полем, я ухаживал: косил траву, ровнял, поливал, наносил разметку. Иногда мне доверяли судить игры  между классами. Во время одного из матчей, случился казус - я удалил с поля сына Главного спонсора. За это меня тоже удалили - уволили, без лишнего скандала! Но это отдельная история. Поведаю её в другой раз.
          Вернёмся на землю! В общем, косить я умел, но ещё плохо разбирался в растениях.  Поэтому и выкосил почти всю малину. Вернее, я знал, что это малина, но думал, что она вырастет довольно быстро, уже на этот год. 
          Гульназ пришла в недоумение, но, сделав скидку на моё городское детство,  сильно не ругалась.
          Скосив траву, я перетаскал её вилами в силосную яму, вырытую возле туалета. И туалет, и яма находились в дальнем углу участка, у  увитого густым плющом забора.  Трава кололась, падая мне на открытую грудь и спину,  руки  исцарапались колючками. Зато перемещаться по участку стало легче. Сделались видны особенности ландшафта.  Земля, что называется, открылась.
          Также я купил шланг, и, протянул его к висящему на доме умывальнику, надёжно закрепив при помощи железных хомутов. Вода потекла из-под крана, сначала ржавая, затем жёлтая, потом стала светлей, ещё светлей, и, наконец, как и положено, прозрачной. Ещё, я выкрасил крыльцо, под цвет слоновой кости.  На этом обязательная программа по облагораживанию участка была закончена. 

 
          Казалось бы, вперёд! На пляжи, на спортивные площадки, к бару! Но, что-то меня сдерживало – удерживало. От земли поднимался  такой запах! Ни один соблазняющий  парфюм, исходящий от красоток прошлого, не заводил меня так! Разглядывая обнажившуюся землю, я задрожал, как новый трактор перед стартом!

          Неожиданно мне захотелось что-нибудь посадить в землю. Посеять в неё семя. Вырастить из земли какие-нибудь её произведения. Взрастить растения и получить плоды.
          Я обратился к Гульназ, проведшей детство в деревне, с вопросом, можно ли ещё что-нибудь посадить, и успеет ли это что-нибудь