САМАЯ ПЬЯНАЯ ГАЗЕТА В МИРЕ

Авторское предуведомление

События, описываемые в нижеследующем произведении искусств, происходили больше двадцати лет тому назад. Наверняка некоторые дети, зачатые в те времена, сейчас уже получили высшее образование и покинули насиженные места на родительских шеях.

Текст произведения искусств основан какой-то частью на реальных событиях, но, на всякий случай, не имеет никакого отношения к действительности. Все совпадения с именами, учреждениями, физическими и юридическими лицами, городами и странами – случайны и непредумышлены.  Если кто-то из прочитавших узнает вдруг себя, то знайте – я вас люблю. Здесь нет ни одного персонажа, к которому автор относился бы плохо или без уважения.

 

  1. Олигарх зовёт на помощь

Мне снилась весна. В оставленном мной Краснодаре она уже давно и незаметно пронеслась, сменившись сомнительным недо-летом с температурой под двадцать градусов. В Москве же, куда я направлялся на нижней койке плацкартного вагона, весны пока не предвиделось.

Весна в моём сне имела вид несвежей Снегурочки. С поплывшей косметикой, в перекошенном кокошнике. О чём-то мы с ней говорили. А потом я понял, что она же тает! «Постой, Снегурочка!» - воспротивился я естественному ходу вещей. «Прощай, Конь!» - отвечала снежная девушка. Она уже превратилась в лужу. Лишь кокошник плавал на поверхности. «Если хочешь – выпей меня. Я – чистая», - сказала мне вода. Разговаривала она, каплями, звук от падения которых сплетался в человеческие слова. А пить я хотел!

И проснулся. Хотя чистая вода больше не говорила со мной, капель не прекратилась. Она даже усилилась по сравнению с той, что была во сне. Я разлепил глаза. Сверху текло, бодрые струйки бежали с верхней полки. Пахло вовсе не весной.

Первым делом я попытался подоткнуть собственный матрас подальше, чтобы потоп не задел моей постели. Затем нырнул в проход через весь плацкартный вагон. Кажется, прорвался, не замочило.

На верхней полке храпел и булькал в сладком сне Юрушка. Ему, бултыхающемуся в вонючей жиже, видимо, снилось, что он – человек-амфибия. Он не просыпался – сон явно нравился.

Я всегда легко находил общий язык с идиотами. Например, с Юрушкой мы сразу стали друзьями. Моё место было на нижней полке. Я хотел поваляться, книжку почитать. Иногда посматривать в окно, на пейзажи. Но зря мечтал! Стоило мне сесть у окна, выдвинув наверх столик, как тут же с верхней полки слез Юрушка. Чувак общительный, нудный. Он засел на моём месте, и его было уже не сдвинуть. В какой-то момент стали пить.

Юрушка тоже ехал покорять Москву. Через два года парень рассчитывал купить квартиру, через три-четыре – возглавить список «Форбс». Заниматься планировал какой-то мутной коммерческой темой – я даже не пытался понять, какой. Что-то с с шиномонтажом. Или с тосолом – в потоке словоизвержения моего соседа слово «тосол» время от времени мелькало.

- А ты чего? Куда? Зачем? – В какой-то момент Юрушка стал любопытен.

Мы пили его домашний самогон, который я дипломатично хвалил, но в глубине души подумывал, что ослиная моча, разведённая спиртом, наверное, вкуснее и ароматнее.

Меня увлёк его азарт. Так примерный семьянин идёт за выпивохой в сомнительную подворотню. А беспримесная, кристальнейшая уверенность пробуждала даже некую зависть: а почему ты, Эдуард Васиссуальевич, сам не настолько уверен в грядущих триумфах? И ты, и ты тоже должен так же сверкать глазами, фонтанировать энергией. И, в конце концов, когда человек знает путь и целеустремлённо идёт по нему – мало ли, наверное, в этом есть рациональное зерно.

Я даже поймал себя на том, что завидую Юрушке. Словно тот уже чего-то добился.

- Я? Тоже Москву покорять, - ответил я.

- А кем? Где будешь работать?

Мои собственные дела в этот момент показались мне ничтожными, совершенно микроскопическими по сравнением с громадьём Юрушкиных планов по шиномонтажу и тосолу.

- Да я как-то так… Журналистом. В центральную газету позвали.

- Ха-ха! Это в какую?

- «Творческая интеллигенция».

- Ха-ха, - веселился Юрушка. Он не знал такого издания.

- Есть такая газета, - твёрдо, как Ленин среди меньшевиков, заявил я. – Её мало кто знает, но она есть.

Я изложил все преимущества будущего места работы. Их было не особо много. Редакция не особо в центре, но у Савёловского вокзала. А моим начальником будет дядька, крутейший журналист из Питера, в каком-то пресс-рейтинге стоящий сразу после Невзорова.

- Ну, круто, чо, - сказал Юрушка. – А как дядьку звать?

- Фёдор Кукурьев.

- Не, не знаю такого.

«Ещё бы ты его знал!» – подумал я. Впрочем, подумал без всякого снобизма. Я и сам мэтра Кукурьева еще неделю назад не знал, даже не догадывался о его существовании. Он сам откуда-то узнал про меня и позвал на работу!

- А давай, - Глаза Юрушки загорелись, как будто лампочки включили в черепе, - я года через три твою «Творческую интеллигенцию» куплю?

- Чего? – Я наконец-то поперхнулся гнусным самогоном.

- Ну, а чо? – Юрушка безоговорочно верил в свою покупательную способность. – Нормально! Баблеца подобьём, отчего б газету не приобрести? А там в плюс её выведем, она ж, наверное, убыточная, станем тёлочек публиковать, с сисяндрами. Ха-ха-ха! Прикол! А название оставим! «Интеллигенция». Ха-ха-ха! Со мной-то – точно в плюс выйдем.

Затем этот будущий владелец газеты добулькал самогон в стаканы и вызвался сходить за водкой. Выразительно посмотрел на меня. Действительно, за чей счёт ещё бежать? Юрушка вон – уже вложился в угощение. Я вздохнул – это надо было сделать обязательно, воспроизвёл на лице сложную пантомиму, долженствовавшую сообщить, что денег мало, но пьянка – это всякому понятно, что святое, поэтому будем соблюдать понятия и очерёдность, но много, извини, не дам. Я вытащил из кармана две мятых сотенных бумажки. Юрушка сквасился. «Что это ты мне даёшь? - без всяких слов, мимикой, просигнализировал он. - Разве ж это по-пацански?» Я убрал стольники, нарочито громко вздохнул, протянул Юрушке пятисотрублёвку.

И без того ограниченный запас денег уже начал катастрофически таять.

Юрушка понёсся к вагону-ресторану.

…И вот теперь лежал. Занимался подтоплением нижних ярусов.

Что мне с ним делать? Разбудить? Сказать: «Проснись!»?

- В Москву прибываем! Просыпаемся!

Начавшая шествие по вагону проводница привычно, без рефлексий и пиетета взяла на себя неблагодарную функцию пробуждения зассанца. Эта крепко сбитая женщина, чьи усталые глаза видели сотни и тысячи подобных уродов, принялась профессионально выводить Юрушку из сна. Тычок в бок, тычок в плечо. Юрушка заворочался, заплюхал.

- Мужчина, встаём! – Этим голосом можно было выводить из комы.

Я пятился, разминая в пальцах сигарету. Я разрывался между желанием увидеть скандал и никотиновым голодом.

И скандал грянул.

- Так, а это что? Гражданин, эй, гражданин! Так, что у вас с бельём? А с матрасом?

- Что-о-?! – слышался страдающий голос Юрушки, стоны перемежались с хлюпаньем. - А-а-а!!!

Рёв подхватили дети. Они тут, оказывается, были.

- Стоимость испорченного имущества возмещать будем?

- Какую стоимость?! – выл Юрушка.

Смех я давил до самого тамбура. Как хозяйка взбунтовавшееся тесто.

Морозный тамбур был уже прокурен, стоял густой и едкий чад.

На окнах намёрз лёд. К тому же было темно, поскольку стрелка часов перевалила всего лишь за три утра. Новые сутки только начинались. Им суждено было стать долгими и, конечно, судьбоносными.

Я благодарил природу, бога, родителей за уникальное свойство моего организма. За потрясающую, вызывающую зависть способность просыпаться без похмелья. Я мог накануне выпить сколько угодно, мог чудить наравне, а то и похлеще многих. Но утром я просыпался, прекрасно себя чувствуя. Иногда могла болеть голова, что легко убиралось цитрамоном. Мог проявиться лёгкий сушняк. Но не было тошноты, мути, депрессии, тремора – всех этих спутников истинного алкоголика, которые под трясущиеся руки ведут того к утреннему глотку пива, а оттуда – в пропасть запоя. Вот и сейчас я был фактически здоров. Лишь легонько потрескивала голова. Как будто я зашёл не тамбур, а в трансформаторную будку.

И не то Юрушка. Я представил его пробуждение – с лютого бодуна, в глазах всё плывёт, башка раскалывается, во рту кошки словно бы наделали то, что сам Юрушка с казённым матрасом. И тут ещё проводница… Стоимость матраса… Покоритель Москвы… Будущий олигарх… Ха-ха-ха!

Дверь тамбура хлопнула, и смех мой захлебнулся, потому что передо мной, в мёрзлом прокуренном тамбуре предстал Юрушка. Взлохмаченный, мокрый и ещё более вонючий.

- Братан, вот ты где! Спасай! Проводница привязалась. Я ей типа матрас обоссал. Охуела, да?

Я покивал головой, смех ещё рвался наружу, но толчки становились всё тише, всё слабее.

- Дай сигарету! Ага, благодарочка… Я вообще спал! Сроду со мной такого не было. «Я, говорю ей, думаю, что это вы мне мокрый матрас вообще подсунули!» Нет, блядь! Орёт, денег требует! Разводят нашего брата, как спирт «Рояль» газировкой.

Прикуривая, этот деятель испытующим взглядом уставился на меня. А не ты ли, мил человек, матрас мой обделал? И я чувствовал, что да – наверное, это я. Хотя, конечно не я. Но какая-то часть мозга допускала вероятность того, что…

- Короче, две пятьсот они с меня требуют! Типа, порча имущества.

- Да съебись, ничего не плати, - брякнул я.

Юрушка посмотрел на меня так, что я вдруг как никогда остро почувствовал всю меру своего скудоумия.

- Да как?! – возопил Юрушка. – Как я это сделаю? Она уже начальника поезда подняла. А тот ментов на вокзале вызовет. Заебись перспективка, да? В общем, выручай, братан. Буду благодарен.

Он жестоко ошибался, этот несчастный человек в пропитанных мочою трениках. Я вовсе не был богат. С собою на покорение Москвы я вёз жалкие деньги, не конвертируемые ни в какую сумму в валюте. Семь тысяч пятьсот рублей. Уже меньше. Семь тысяч! И с чем я останусь, в чужом городе? Где никого не знаю? И обязан ли я оплачивать порчу не мной обоссанного имущества?

И в то же время я чувствовал неловкость. Жуткую, обезоруживающую. Вот шанс спасти человека. А я? Я же тоже тут при делах. Можно сказать, напоил. Есть, есть доля вины!

- Братан, штуку могу дать.

И это действительно был максимум, который я мог пожертвовать. Ведь в Москве мне предстояло еще идти на концерт Мэрилин Мэнсона, а билеты стоили – лучше не знать, сколько. Я и не знал, но догадывался, что дорого.

- Бля, хотя бы полторы!

«Дай!» - шепнул внутренний слабак.

- Нет, - ответил я. – Не могу при всём желании.

- Бля, пропадаю.

- Больше не могу.

В конце концов, парень – ты будущий олигарх. Неужели ты совсем без денег поехал на свой тосол или шиномонтаж? Но это я вслух не произносил.

- Бля, хуй с тобой, - Юрушка сгрёб тысячерублёвую купюру, которую я ему протягивал.

Я ещё и чувствовал себя виноватым. Ведь есть же люди, которые так умеют денег взять, что ещё и вину чувствуешь!

Хорошо хоть не придётся искать жильё. Будущий начальник Кукурьев обещал встретить меня на вокзале и на первое время поселить у себя в однушке, на раскладушке.

Пока я собирал постельное бельё, чтобы сдать проводнице, Юрушка укоризненно смотрел на меня. Я бесился – ведь есть же люди, которые в своих собственных несчастьях обвинят кого другого, да так мастерски, что ещё и вину в полной мере чувствуешь. А к чувству вины примешивалось ещё и чувство собственного идиотизма. Вот зачем штуку такому гаду неблагодарному давал? Не надо было давать, вряд ли он меньше ненависти в твою сторону транслировал.

Поезд дёрнулся и остановился. Мы прибыли на Павелецкий вокзал. Времени было три с чем-то утра.

Где-то тут, среди метели и мёрзлой срани, пропитавшей московский воздух, встречал меня мой будущий начальник – Фёдор Кукурьев, патриарх, легенда журналистики, которому, оказывается, было вовсе не лень тащиться среди ночи на вокзал, встречать провинциального чепушилу.

Я приосанился. Из вагона вышел одним из первых. Неохота было сталкиваться с зассанцем-олигархом. Хотелось быстрее оказаться среди ценящих меня по достоинству профессионалов.

 

  1. Мэтр в беде

Поезд привёз меня в Москву в самое неудобное время ночи. Или утра. Метро не ходит. Все спят.

Кроме патриарха Кукурьева, который в этот час между псиной и вервольфом, в худшее и тлетворнейшее время суток вызвался встретить меня на перроне обстреливаемого метелью Павелецкого вокзала.

Блин! Мне было неудобно! Кто он? И кто я? Каким человеком надо быть, чтобы выйти в такую рань и отправиться встречать никому не ведомого провинциального писаку?

Конечно, со временем, моя никому-не-ведомость будет сокрушена. И на вокзалах меня будут встречать цветы, шампанское, хлеб-соль, оркестры. Эдуард Васиссуальевич работает над этим. Собственно, первые шаги уже сделаны. Я, наконец-то, перебрался в столицу, а уж тут-то мои таланты неминуемо раскроются.

Главное только – уйти с этого мороза. Было почему-то очень холодно. Градусов на сорок холоднее, чем в Краснодаре.

Пассажиры уже пошли к вокзалу. Ушёл даже Юрушка, который какое-то время на меня косился. Даже было сделал шаг в мою сторону. Хотел, видно, что-то предложить. Но я твёрдо решил не иметь больше дел с этим аферистом-зассанцем. Я смотрел на него, как мне хотелось верить, сурово и безжалостно. И Юрушка развернулся, пошёл к вокзалу.

Мне тоже хотелось на вокзал. Там явно было теплее. Но где-то здесь, на этом самом перроне, находился будущий босс, легенда журналистики.

Перрон уже почти полностью опустел. Оставался только я. И где-то в стороне перетаптывался бомж – в чёрт-те каких штанах, раздолбанной обуви, беспорядочные пегие волосы, как взбесившаяся биомасса лезли из-под шапки-петушка Abibas. «Тоже ведь кого-то ждёт», - подумал я. Но кого?

Ещё я подумал о том, как хорошо, что Кукурьев не пришёл. Это, наверное, к лучшему. Иначе мне было бы неудобно. Я его, в конце концов, даже в глаза никогда не видел. Вот и не надо. Посижу на вокзале сколько надо, а потом на Савёловский вокзал поеду. Прямо с дорожной сумкой. Таков был план.

Двумя затяжками я докурил сигарету, отщёлкнул окурок на пути и пошёл.

Бомж устремился ко мне. Наперерез! Он пытался блокировать путь на тёплый вокзал.

Что ему надо – этому деклассированному бродяге? Он думает, что я дам ему денег? Ха! Ха! И ещё раз ха! Благотворительность закончилась! Я больше никому за просто так не дам ни копейки!

Я попытался обойти бомжа, но тот теперь уже совершенно отчётливо устремился ко мне. Наметил меня себе в жертвы!

Что же мне делать? Может, закричать? Позвать на помощь? Но кто меня услышит, сквозь вой метели? Нет! Тогда будем драться! Огреть его сумкой! Или, может, спрыгнуть на пути?

Ха! А вот эта мысль была лучше всех! Я сделал обманное движение якобы к бомжу, а сам отпрыгнул вправо – где пути пустовали, куда я совсем недавно щёлкнул окурком. Миг, и я полетел вниз вместе с дорожной сумкой.

«Вот тебе, бомжара!» - торжествующе думал я, поднимаясь на ноги. Кажется, руки-ноги были целы. Лови меня теперь, дурака кусок! Ха-ха!

Но и мой обтрёпанный преследователь не терял надежды. Он встал на колени и стал что-то кричать. А что может кричать одураченный криминальный бомж? Ну-ка, послушаем…

- Эдуард! – кричал бомж. – Эдуард Конь! Это же ты?

Да что за чёрт? Я не знал, что и думать. Откуда этот мизерабль знает, как меня зовут? Обожгла жуткая мысль: я выронил паспорт! Плеснула волна обжигающего пота, затуманились очки. Я запустил руку в нагрудный карман. Коченеющие пальцы нашупали корешок документа. Хм, странно! Вот же паспорт!

- Эдик! – кричал бомж-всезнайка. – Поднимайся! Я Кукурьев!

Что?!

О, как неприятно, неловко чувствовать себя идиотом! Теперь-то я видел, что дядька этот – вовсе никакой не бомж. Ну, может, отдалённо и напоминает. Но почему я его испугался?

- Здравствуйте, - пробормотал я.

Ничего лучшего в голову не приходило.

- Вылезай, давай! Хватайся за руку!

Кукурьев свесился с перрона. Я поднял руку, свободную от сумки. Мы обменялись рукопожатием.

«Вот, блин, я дятел! – грыз я сам себя, как циркулярная пила деревяшку. – Встретился с боссом, называется! А ну, соберись, думай, как выкрутиться из неудобной ситуации!»

- Давай, лезь наверх! – командовал маэстро.

Легко сказать. Я перехватил его руку за запястье, ногами нашёл какой-то упор, стал подтягиваться.

А в следующий момент земля уехала у меня из-под ног. Я лишился равновесия, бахнулся в снег, а сверху на меня рухнул Кукурьев.

Притом, упал мой будущий босс как-то явно не удачно. Он не шевелился. Не матерился. И даже как будто не дышал. Он просто лежал, уткнувшись лицом в снег.

Я бросился к рухнувшему Кукурьеву, перевернул на спину. Он точно не дышал, и глаза были закрыты. Что делать? Звать на помощь? Бесполезно. Не услышат. Сделать ему искусственное дыхание? Рот в рот? То есть, посмотрим правде в глаза, получится, что я буду целоваться взасос с человеком, которого меньше пяти минут назад принимал за бомжа? Блин, нет! Что бы ещё придумать?

И тут мелькнула мысль, которая показалась мне правильной. Надо похлопать его по щекам. Надавать пощёчин! Чтобы очнулся, а не из желания отпиздить.

Отличная мысль! Я занёс ладонь, чтобы открыть серию пощёчин.

И вдруг Кукурьев открыл глаза. Я в который уже раз за эти сутки почувствовал себя кретином.

А босс смотрел на меня. И то ли вокзальные фонари блестели в его глазах, то ли огонёк харизмы.

- Ну, что, Конь, с приездом! – гаркнул Кукурьев. – Добро пожаловать в Москву! Ха-ха-ха!

Маэстро заразительно захохотал. Попытался подыграть ему и я. Но получалось не очень убедительно.

- Добрался, бродяга! Ха-ха! Ну, теперь всё хорошо будет!

И вот тут-то я, с ошарашивающей прямотой, понял, что босс – мертвецки пьян. Я понял, что он теряет навыки движения, что рискует замёрзнуть и попасть под состав, что очень велик риск того, что его, в конце концов, заберёт милиция.

Великий журналист Кукурьев был открыт к ударам стихий со всех сторон. Мог ли я, чужак в незнакомом огромном городе, спасти мэтра, оградить его от наступающего бронированной стеной ультрапиздеца? Мог ли? Если я сам себя не мог предохранить от зассанца-афериста?

«Я попробую!» - сказал я сам себе. В конце концов, на кону было очень многое.

Например, могло состояться позорное возвращение в Краснодар. Ультраунизительное действо, которое, как ни скрывай, станет известно всем. «Ха-ха, Конь! – будут издеваться надо мной. –И дня не прошло, как тебя домой вернули! Что же, что же с тобой случилось?» Да, я буду таить этот позор, но как же его скроешь? Вернее, скроешь, но пойдут домыслы. И тогда самому придётся что-то рассказывать.

«Ну, нет!» - мысленно взвыл я к небесам. Не бывать. Моя задача – спасти Кукурьева. В меру сил и дурости.

***

Я не могу вспомнить, как мы выбрались с путей на платформу. Мы никому не попались. Никто нас не арестовывал. Ни единой живой душе в час волка и собаки не приходило в голову попытаться нас отпиздить. Чудеса множились и наслаивались друг на друга. Они должны были иссякнуть – по всем законам мироздания, эти чудеса. Но на нас с Кукурьевым словно изливался волшебный фонтан. Наш путь пролегал мимо милицейского патруля. На нас смотрели. А мы шли. Шаг-шаг-бу-бух! Это споткнулся Кукурьев. И всё происходящее вдруг стало как кисель – вязким, предсказуемым. Полёт Кукурьева – отчаянный, без крыльев. Спасение – я протянул руки, уронив заснеженную сумку с вещами. Руки, руки, держать! Не дать маэстро упасть!

И мутные, наглые взгляды ментов. Оценка. Подведение под систему. Встраивание в таблицу. Кто это? Один – явно бомж, другой – провинциальный голодранец. Стоит ли? Что мы с этого будем иметь?

Мы шли. Вернее, шёл один из нас. Я. Я спасал своего босса, ради работы на которого я дома уволился отовсюду, сжёг мосты, испепелил переправы. Если я сейчас ослабну, если дрогнут руки, то Кукурьев ебанётся на пол. Что-нибудь опрокинет, кого-нибудь запачкает или покусает. Или – о боже, нет! – облюёт! И нас с ним препроводят в застенок, составят протокол. И Кукурьев, может, и отделается – он же начальник. А я – нет. Будет позорное возвращение.

Я шёл. С Кукурьевым на руках. Мы двигались медленно – как мухи через янтарь. Целую изматывающую, нервомотающую вечность. А нас ели глазами менты. Взглядами своими они выворачивали нам карманы. Присматривались к моей сумке. Кукурьев на моих руках – а я уже нёс его, как младенца – вдруг улыбнулся, словно ему приснилось что-то светлое.

Возможно, эта улыбка Кукурьева нас и спасла. Один из ментов – наверное, тот, который принимал решения, - вдруг зевнул. И наше испытание кончилось.

Всё вокруг убыстрилось. Нахлынул шум толпы, многолюдного даже в час собаки и волка вокзала. Пассажиры, чебуречные, жулики, напёрсточники, бомжи – здесь было всё. Пугающее, столичное, неведомое.

Кукурьев вдруг забился в руках, как свежепойманная большая рыба. Он хотел идти своими ногами.

Босс, ради работы на которого я бросил всё, все свои сомнительные перспективы в провинции, смотрел на меня, пронзал, сканировал и препарировал своим взглядом.

Вдруг мэтр сморщился, будто съел что-то кислое. Потом стало очевидно, что он прислушивается к внутренним ощущениям. Затем он вскинул голову и, как Набоков букашку, пришпилил меня взглядом.

- А где…

- На Павелецком, - поспешно сказал я.

Кукурьев поморщился.

- Где тут можно выпить водки?

- Э… - ответил я.

На Павелецком вокзале я был впервые в жизни. Более того, этот вокзал меня пугал.

Кукурьев махнул рукой и куда-то пошёл.

«Всё пропало! – подумал я. – Но как же так? Почему так несправедливо? Я ехал, приехал! И что?»

- Подождите, Фёдор! – воскликнул я.

- Мы знакомы? – обернулся Кукурьев.

- Ну, вообще-то, да.

- Так, - прищурился Кукурьев. – Мы с тобой не работаем. Не соседи. Я с тобой материала не делал.

- Я, вообще-то, на вас именно работаю, - отчаянно простонал я.

- Мдэээ?

- Я – Конь, - напомнил я.

Ох, я рисковал! Вдруг он всё помнил, просто дурака валял? А я с ним, как с идиотом! Позорное возвращение!

- А где твои копыта? – спросил Кукурьев.

- Ч-что? – пролепетал я.

- Да шучу, Эдик! Ты же Эдик? Ну! Я всё помню. Пошли пить водку. Ты должен знать тут все шалманы.

- Но я тут в первый раз…

- Тем более должен! – Кукурьев повернулся ко мне, полыхнул взглядом. – Иначе - не журналист!

- Но как же?

- Интуицией, друг мой! Твоя профессиональная чуйка должна тебя вести. В самые гнусные шалманы! На самые богатые фуршеты! Ты должен ловить эту информацию на интуитивном уровне. Где тут наливают? Вот что ты должен знать сразу же!

Я задумался. Вообще-то, с чутьём на это у меня обстояло более-менее нормально. Хулиганская рок-н-ролльная молодость.

И я обвёл взглядом Павелецкий вокзал – безумный огромный шатёр самых низменных человеческих страстей. Так… Там идут с чемоданами. Нет. Там? Там напёрстки. Теплее. Откуда-то он, этот напёрсточник, принимает клиентов. А вот и – что там за дверь?

«Шаурма», - было написано на двери неведомое слово. Я даже не мог представить, что оно значит. Разум попытался как-то объяснить, но беспомощно умолк.

Однако из этой «Шаурмы» выходили весёлые люди, а кто-то сжимал под курткой что-то. Явно бутылку.

- Там, - безошибочно кивнул я за спины напёрсточников.

- Орёл! – сказал Кукурьев. – Не зря тебя из Магадана выписали.

- Из Краснодара, - поправил я.

- Никогда не поправляй начальство! – вдруг рявкнул Кукурьев. – Никогда! Никогда, блядь! Язык себе отгрызи! Но не поправляй!

- Так точно, - сообразил сказать я.

- Теперь упал-отжался.

- Чо?

- Упал, и отжался!

В глазах этого человека сверкало пламя неведомой природы. А позорного возвращения в Краснодар – нет, не хотелось.

Я бросил сумку, залихватски (зачем-то) плюнул на ладони и упал ими на грязный пол. Пассажиры с баулами обходили меня.

И раз! И два! И три!

- Хорош, - сказал Кукурьев. – Вижу, орёл! Пошли!

 

3.Рыгаловка мечты

Когда мы пересекли порог «Шаурмы», Кукурьев словно обрёл второе дыхание. Он понёсся к стойке, как комок жвачки, выпущенный из рогатки к чьей-то лохматой причёске. На какой-то момент мне стало страшно – и за Кукурьева, и за стойку, и за странную гору мяса на вертикальном шесте, которую кромсал ножами загадочный восточный человек. Траектория маэстро сулила неминуемое столкновение. Но включились какие-то механизмы саморегуляции, и у самой стойки движения Кукурьева стали замедляться, сходить на нет. Только что он фонтанировал энергией, как болид «Формулы-1», но вдруг стремительно превратился в медузу, стал вял, амёбно зашевелил руками, будто плыл в субстанции повышенной густоты.
– Мне… – только и сказал у стойки Кукурьев.
– За столик сядьте, – произнесла равнодушная тётка по ту сторону.
Лицо этой женщины хранило на себе отпечаток неведомых трагедий.
В «Шаурме» стояло восемь столиков. Четыре было занято. Просторная оказалась «Шаурма». В ней даже было подобие сцены с ударной установкой – не серьёзной, профессиональной "кухней", а самодеятельный, упрощённый вариант. Но тем не менее! Пол рядом со сценой натирала намотанной на швабру серой, сальной тряпкой неопрятная уборщица.
– Я хочу… – снова начал Кукурьев.
– Туалет там.
– …хочу заказать!
– Мужчина, успокойтесь! – повелительно хлопнула женщина за стойкой громадными блестящими ресницами. – Садитесь за столик, сейчас подойдёт официант.
– Я хочу немедленно! – Маэстро, видимо, решил грохнуть кулаком по стойке, но не рассчитал, промахнулся и стал стремительно падать вытянутой рукой вперёд, как свергнутый с постамента памятник.
Я успел его поймать. Но и сам едва устоял на ногах.
– Молодой человек, успокойте вашего папу, – сказала продавщица. – А то я сейчас милицию вызову.
Кукурьев свирепо посмотрел на меня, и, как бы ни хотелось мне призвать его к спокойствию, я понял, что делать этого лучше не надо.
– Почему вы не хотите налить нам водки?
– Потому что, во-первых, заказами занимается официант…
– В этой рыгаловке есть официант?! – затрясся Кукурьев.
– Щас полы домою и приму ваш заказ, – сказала уборщица. – Чего орать-то?!
Кукурьев замер и раскрыл рот, как застигнутый немой сценой городничий.
– А во-вторых, вы пьяны, мужчина. Вы же на ногах не держитесь! – продолжала тётка за стойкой.
Мастодонт всё ещё стоял, остекленев. Я уже подумал было, что Кукурьев заснул, но его тело вдруг стала сотрясать не то дрожь, не то икота.
– Блевать там! – указала тётка на выход.
Но, кажется, было поздно. Кукурьев стоял, разинув рот, похожий на кричащее существо с картины Мунка.
«Сейчас хлынет!» – понял я. Меня переполнило осознание надвигающейся катастрофы.
Впрочем, её не случилось. Вообще, нам же сегодня, на самом деле, везло! Мы каким-то образом выбрались с путей, миновали ментов. Вот и сейчас маэстро не стал выплёскивать свой внутренний мир наружу. Хотя этот выплеск предвещало буквально всё.
Вместо этого Кукурьев закричал:
– Так! Я начинаю журналистское расследование!
Затем он запустил себе руку под куртку и сделал очень резкое движение. На секунду или две я пребывал в совершенно чёткой уверенности, что будущий босс, как горьковский Данко вырвал у себя из груди сердце.
Но вместо сердца в руке Кукурьева появилась красная маленькая книжечка. Удостоверение! На обложке золотыми буквами были вытеснены слова «ТВОРЧЕСКАЯ ИНТЕЛЛИГЕНЦИЯ». Я разгадал план Кукурьева. Он хотел так вот эффектно раскрыть эту свою ксиву, ткнуть тётке за стойкой в печальную физиономию.
Но вместо того, чтобы послушно раскрыться и продемонстрировать официальный статус Кукурьева, удостоверение вырвалось из рук и полетело – нет, не в тётку, а в восточного человека с ножами, который колдовал у мясной туши. Восточный человек ни на секунду не изменился в лице, а ловко, как теннисист мячик, отбил ножом летящий в него документ. Полёт удостоверения изменил направление. Теперь красная с золотым тиснением книжечка пересекла границу стойки и стремительной птицей пикировала прямо в официанткино ведро.
А уже следом к ведру летел и Кукурьев. Как забивший в финале футболист, маэстро встал на колени и проехался на них по склизкому полу, чтобы запустить руки – обе руки – в гнусное серое ведро.
– Мужчина, что вы делаете?! – всплескивала руками официантка.
– Где же оно? Где же? – вслепую искал Кукурьев. – Вот же! Вот!
И действительно, он нашёл, что хотел. Удостоверение было в его руках, с красной корочки стекала чёрная вода.
– Береги удостоверение, журналист! – рявкнул Кукурьев.
Обращался он, оказывается, ко мне.

***

Удостоверение Кукурьева, кажется, и вовсе не пострадало от купания в гнусном ведре. То, что чернила тут и там расплылись на гербовой бумаге, превратившись в радугу иссиня-розовых клякс, не означало, что это произошло прямо сейчас. Да и жирное пятно, даже на мокром документе казавшееся именно жирным – может быть, из-за прилипших к его краям кусочков пищи – явно возникло не сиюмоментно.
– Вот, журналист! Это твоя волшебная палочка! – говорил мне Кукурьев, размахивая мокрой «ксивой». – Без неё ты пфуй! С ним – маг и волшебник! С помощью вот этой корочки – такие двери открывать можно! Ногой!
«Ну, да, – подумал я. – Я видел!»
Официантка-уборщица оказалась не просто бабкой. В конце концов, есть бабки лет по шестьдесят – так это ещё с

Подписывайтесь на нас в соцсетях:
  • 17
    10
    1309

Комментарии

Для того, чтобы оставлять комментарии, необходимо авторизоваться или зарегистрироваться в системе.