Возвращение к любви...3 (на конкурс)

***

 

Летний вечер.

Отличный летний вечер.

Субботний летний вечер.

Погоды стоят замечательные. Безветренные, но не жаркие, за день зной не утомлял, к вечеру последние летние дневные температуры вовсе успокаивались, и природа манила к себе, как манит юная девственница умудренного жизненным опытом мужчину. Хочется от души и досыта насладиться всеми прелестями нежного естества. Словно бы в последний раз.

Да, это лирика, а сущность вроде бы обыденна.

Исполнительный директор одного из крупных муниципальных унитарных предприятий города, некто Андрей Николаевич Вальцов, возрастом немногим за пятьдесят, нормальной упитанности, среднего роста, с благородной сединой в волнистой шевелюре, собирался совершить вечерний моцион. Он частенько по выходным дням, невзирая на погоду, по субботам и воскресениям, ежели не выезжал в эти дни из дома на «культурно-массовые мероприятия», совершал вечерние прогулки в городском парке, который располагался неподалеку от его дома. Так там, часа полтора, а то и два, он мерил шагами расстояния от одной точки парка до другой. Дышал свежим воздухом, слушал природу, тешил взгляд окружающей действительностью.

− Папа, ты погулять идешь?

Из своей комнаты в инвалидном кресле выехала дочь, Нюшенька, как они ее с женой называли. Неповторимой красоты девушка. Все в ней было замечательно и прекрасно. Она с раннего детства доставляла родителям только радость. Красивая, умная, начитанная, благодаря стараниям мамы, хорошо воспитанная. Она всегда отлично училась. Все, кто знал Нюшеньку, был уверен, перспективы у девушки самые радужные. Весь мир мог бы встать на колени перед ее взглядом, если бы он не погас пять лет назад. Поехала она в то время с сокурсниками зимой на Валдай, на лыжах с гор покататься. Там случилось несчастье. Вернулась, только уже не домой, в больницу вернулась. Падение на горнолыжной трассе, перелом позвоночника, серьезные нарушения нервной системы в области поясницы. А из больницы домой девушка приехала в инвалидном кресле, стройные, длинные ножки навсегда отказались держать на себе легкую, изящную фигурку Нюшеньки.

Пережившая серьезный стресс, девушка надолго ушла в себя, но потом немного оттаяла, начала общаться с родителями, близкими и знакомыми их семьи. Но временами это была совершенно другая Нюшенька, капризная, взбалмошная, эгоистичная. Ей хотелось, чтобы ее воспринимали именно такой.

− Да, моя милая, пойду немного пройдусь. Разомнусь. Взбодрюсь. Летним чистым воздухом легкие побалую. Ты не против?

Дочь улыбнулась.

− Конечно, нет. Только не задерживайся, пожалуйста. Мамы нет сегодня. А меня в последнее время тревожат предчувствия какие-то странные. Сама не могу понять, что это. Но очень некомфортно себя чувствую, если одна остаюсь дома вечерами. Недолго, ладно, папа?

Жена Андрея Николаевича решила навестить в проходящие выходные свою старенькую маму в деревне, та болела часто в последнее время. Обещала приехать только завтра, в воскресенье днем.

− Да нет, что ты, милая?! Я часок, не больше. Может тебе купить чего? Могу на обратной дороге в магазины заглянуть

− Да ну что ты! Вы и так уже совсем разбаловали меня. Имею все, что мне хочется, и что не хочется, что мне нужно, и что не нужно. А здоровые ноги... спину здоровую, не купишь в магазинах.

Нюшенька вздохнула, развернулась и поехала назад, в свою комнату.

С горечью вздохнул и Андрей Николаевич. Как же тяжело каждый день видеть подобную картину, объяснять не стоит. А как она радовала прежде! Отлично училась, не тянулась к современной модной распущенности, была нежной и скромной. Да она и сейчас такая, хотя часто прячется за ей же придуманной маской. Да какой бы она не была, кому она теперь нужна, кроме родителей, в инвалидном кресле.

Вечерний парк своей умиротворенностью немного развеял печаль, занесенную в его душу последними словами дочери. Он потоптал недолго асфальтированные дорожки парка, сошел с них, прошел к небольшому озерцу, постоял там, на берегу. Посмотрел на плавающих диких уток. Рядом гуляла молодая семья, папа, мама и дочка лет пяти-шести. Они кормили утиное семейство хлебом, а крохотная, озорная девочка, глядя на хороший аппетит водоплавающих птиц, радостно смеялась и маленькой, игривой козочкой прыгала по зеленой травке. Ее молодые родители также смеялись, весело и счастливо.

Снова остро кольнуло в сердце.

Андрей Николаевич повернулся и от берега пошел к аллее, которая выводила к центральному входу парка. А оттуда до родного дома, где его ожидает дочка, Нюшенька пять минут ходьбы неторопливым шагом.

Вот и главная аллея.

Но что-то тяжеловато стало идти. Да почему-то возникло неожиданно предчувствие чего-то необычного, не страшного вроде, но серьезно волнующего, прихватило за покалывающее сердце. То ли возраст, то ли постоянное нервное напряжение, связанное с инвалидностью дочки, со временем давали о себе знать. Появлялась иногда ранняя усталость, как сейчас, которой, по сути, и быть-то не должно. Сколько он здесь прошел? Несколько сотен метров? Пустяк, немногим раньше по возрасту километры без труда пешком преодолевал. Да еще не по асфальтированным дорожкам парка, а по разбитому, расхлябанному от дождливой погоды проселку.

Он приметил по пути ближайшую скамейку. Чистая, удобно расположенная. Можно минут пять посидеть на ней. Дать организму самому себя привести в порядок. Подошел к лавочке, присел, откинулся на спинку, вытянул ноги, прикрыл глаза.

Где-то далеко шумел поток автомашин, снующих по улицам города. Доносился счастливый смех девочки, кормящей уток на озере. Скрытый облаками, гудел в высоте самолет. А вокруг приветливо щебетали и верещали птицы.

Хорошо сидит.

Он чуть было не задремал, но неожиданно ему показалось, что кто-то стоит рядом с ним. Вроде бы как даже доносится дыхание другого, постороннего человека. Вальцов приоткрыл глаза. Так оно и есть. В метре от него стоял высокий, худой мужчина неопределенного возраста. Одет просто, даже чересчур просто, но чисто. Человек был небрит, на вид его лицо казалось очень усталым, но глаза его обжигали, брызгали какими-то странными, немного пугающими искрами.

− Тебе чего? − грубо спросил Вальцов человека.

− Вы Андрей Николаевич Вальцов?

− Какое тебе дело, кто я? Я знакомиться с тобой не намерен, а денег на похмелку я алкашам не даю.

Вальцов практически всю свою трудовую жизнь просидел в чиновничьих креслах и с простым народом привык вести себя снисходительно, как бы свысока и небрежно. Он умел быть даже очень грубым с обычными людьми и не считал такое свое поведение неправильным.

− Я не хотел знакомиться. Ни к чему. Просто нам надо обязательно поговорить. Я наблюдал немного за Вами, но боюсь ошибиться, вдруг Вы не тот, кто мне нужен. Поэтому я спросил.

− Он за мной следил! Ты, Шерлок Холмс, недоделанный, иди отсюда. Иди прочь! Наблюдал он за мной! С какой такой стати я буду говорить с тобой? Ты кто такой?

− Аршинов моя фамилия. Знакомо Вам?

Снова кольнуло в сердце Вальцова. Что-то очень знакомое. Очень. Но не вспомнилось, не осенило, не смогла память выполнить свои обязанности так, как ей следует. А вот сердце что-то помнило.

− Василий Гаврилович Аршинов. Но вряд ли мое имя Вам что-то скажет. А вот Зою Аршинову Вы не должны были забыть. Как? Помните ее?

Ну как не помнить! Вот оно, ощущение приближения чего-то неприятного. Давно уже почти выветрилось из всех закромов памяти и имя это, и события с ним связанные, и последствия этих событий. Хотя последних, последствий, кроме душевных мук и некоторых финансовых потерь, практически не было. Получилось так, они не испортили жизни ни ему, ни его семье. Ну не совсем так, не само получилось, постарались люди, чтобы так все вышло.

− Нет, не помню. Не знаю я такую. Я уже сказал тебе. Я не собираюсь разговаривать с тобой, иди прочь, да и мне уже пора. Не отвяжешься, я полицию вызову. Ты знаешь, кто я такой есть?

− Да знаю, кто Вы. Как не знать? Мне надо-то немного вашего времени. Пару минут всего. Я знаю, что Вы виноваты в ее смерти, в смерти Зои. Что бы там Вы не говорили, как бы не велось в то время следствие, какое оно заключение в итоге не выдало бы. Я знаю, это Вы ее убили. Но я теперь не с претензиями к Вам. Я к Вам с прошением. Я к Вам с мольбой. Я перед Вами встану на колени, моля о помощи... Вам совсем ничего не будет стоить это! Помогите ради бога!

− Тебе денег что ли?

− Да зачем мне ваши деньги? Вы и только Вы можете мне помочь вернуть Зою!!! Прошу Вас! Я умоляю Вас!

По щекам мужчины потекли слезы.

− Да видно ты, мужик, и взаправду сумасшедший! Видимо, горячка белая! Допился! Все, пошел прочь! И не смей больше подходить ко мне! Эй, молодой человек! Молодой человек!

Мимо проходил высокий, атлетично сложенный парень. Он остановился у лавочки, посмотрел на позвавшего его Вальцова.

− Тут бомж сумасшедший прицепился, проводите меня до выхода, пожалуйста. Трогать его не надо, просто проводите, мне с Вами будет спокойнее.

− Так за чем дело? Пойдемте.

Парень, собиравшийся взять за грудки Аршинова, передумал, подошел к лавочке, небрежно отодвинул в сторону того, кого назвали бомжом, подал руку поднимающемуся со скамейки Вальцову. Тот поднялся самостоятельно, вдвоем они пошли к выходу из парка. Андрей Николаевич не удержался, оглянулся по дороге на сумасшедшего мужика, тот плакал, глядя в их сторону, крупные слезы катились по его щекам. И поймав взгляд Вальцова мужчина с болью в голосе простонал:

− Помогите мне вернуть Зою!!! Помогите!!! Я умоляю Вас!!! Помогите мне вернуть мою Зою!!!

Вальцов прибавил шаг, парень поторопился вслед за ним. А в спину уходящим от лавки долетело:

− Я не оставлю Вас в покое! Я буду в сны к Вам являться. Каждую ночь! Я буду в снах Вас преследовать, я буду умолять Вас до тех пор, пока Вы не согласитесь! Вам же это ничего не будет стоить. Вам нужно лишь согласиться. Только дать свое согласие.

Парень свернул у выхода из парка на одну из примыкающих к главной аллее дорожек, Вальцов, выходя из ворот, еще раз оглянулся. Мужик присел на его место на лавочке, склонил голову, плечи его тряслись. По всей видимости, он все еще плакал. Вальцов же поспешил уйти.

Настроение было напрочь испорчено. Вечер был полностью потерян. Погода казалась дрянной, гомон птиц надоедливым, смех девочки от озера противным, визгливым. Зря он вышел на улицу сегодня, можно было провести этот вечер с дочерью. Хотя много ли вечеров в обычные дни они проводили вместе? Каждый как-то сам по себе. Несколькими словами перекинуться, вот и весь вечер, якобы проведенный вместе. Но главное теперь, не показать вида дочери, не испортить и ей настроение своим состоянием. Тяжело это будет сделать, воспоминания захватили мозг, терзали душу, томили сердце.

 

***

 

Последние годы прошлого века.

Времена страшные, времена безвластия и беззакония. Немало можно о них говорить, но, наверное, не нужно много слов, большое количество людей хотели бы те времена попросту забыть, выкинуть из своей жизни.

Вальцов в то время возглавлял так же одну из крупных городских служб. Был многим из горожан, в том числе из значимых жителей этого города необходим, поэтому у него в ближайших друзьях были важные люди. Например такие, как начальник местного ОВД майор Леонов Дмитрий Павлович, полноватый, но шустрый мужик, и глава крупнейшего здешнего торгово-закупочного кооператива, по совместительству, один из авторитетов местных криминальных структур Лукашов Борис Михайлович, иначе в своих кругах имеющий погоняло Лука. Лука же в отличие от милиционера был жилист и поджар. Он в свое время много занимался спортом, в том числе и различными видами единоборств. Да и сейчас, за исключением некоторых пятниц и суббот, следил за собой, за своим режимом.

Примерно два раза в месяц эта троица отправлялась в пятницу вечером в загородный дом Луки, расположенный в живописных местах неподалеку от города, прихватив с собой запасы спиртного и съестного. Они зажигали в доме камин, в любое время года, даже жаркими летними вечерами, где жарили шашлыки и рыбу, пили, закусывали, расписывали пульку. Дойдя до определенной кондиции, вырубались, спали, а на утро водитель Луки, который доставлял их сюда и ночевал здесь вместе с ними, увозил обратно, развозил собутыльников по домам.

И вот одна из таких пятниц. Загрузились, приехали, разгрузились, сели чин чином, и тут водитель Луки немного решил изменить протокол таких встреч.

− Борис Михайлович! Извините. Мать у меня дома приболела. Не отпустите меня на ночь домой? Ну очень надо! А завтра утром я как штык. Во сколько скажете, во столько и приеду.

Лука к своему водителю относился вроде по-доброму, чуть ли не по-отечески, но в этот раз отчего-то закусил удила.

− Это как ты нас здесь без машины оставишь? А вдруг моя Манька ночью рожать соберется? Что мне делать тогда?

− Какая Манька? Твою жену Галей зовут, − улыбнулся Вальцов.

− Моя жена да, эта, как ее... Ну как ты сейчас сказал?

− Галя? − спросил тот же Вальцов.

− Вот, Галя, а Манька у меня другая. Манька у меня Светка! Светка – конфетка! Такая конфетка, скажу я вам, мужики! Давно жую, а нажеваться никак не могу. Какая-то она долгоиграющая.

− Так я не пойму, Маша или Света? − снова спросил Андрей Николаевич.

− Да какая разница, Света, Маня, Каролина...

− Успокойся, − щерился в углу на диване майор.

Он приехал сегодня прямо службы, был в милицейском мундире. Сейчас разомлел у горящего камина, распахнул мундир, рубашку под ним тоже расстегнул, хвалясь волосатой грудью:

− Лука Маньками любовниц своих называет. Так, погоди, погоди! Это чего же, получается, Светка твоя залетела что ли? Ну, ты дурачок, Лукашка! Галю потеряешь, жалеть потом будешь всю жизнь.

− Да откуда я знаю, залетела она или не залетела? Слово-то какое, залетела! Внезапно, значит, неожиданно, как снег на голову. Не ждешь, а тут раз, на тебе! Подарок. Нежданчик. А может, залетела. Дурное дело не хитрое. Да и нечего автомобиль по своим делам трепать.

Машина у Луки была хорошая. Таких в городе ездили единицы. Подобные авто и по делу трепать жалко. Импортный джип, огромный и страшный.

− А чего с парнем? Мать ведь болеет, − вставил свое Вальцов.

− А ничего! Вон, в километре железнодорожная платформа. Электрички почти каждый час ходят. Вот на ней до города. Так же вернется сюда. Дуй! Но завтра утром чтобы здесь был.

Парень ушел.

Вечер продолжался.

Так же пили, так же ели, играли в преферанс, травили бородатые анекдоты. Все, как обычно. Оригинальностью собутыльники не отличались. Первым, как всегда, вырубился Лука. Майор вдвоем играть в преферанс не любил, он был пьян, но не настолько, чтобы успокоиться и примостить свое грузное тело рядом с поджарым боком товарища для ночного отдыха. Ему вдруг захотелось приключений.

− А ты знаешь, Андрюха! У нас ведь в нашем институте много китайцев и китаянок учится.

− Да видел я их, шастают везде по городу.

− Так вот, мои задержали двоих, не помню, даже не знаю за что, так, наверное, ради интереса. Ну а я их, ради того же интереса, велел к себе в кабинет привести. Стоят, а у азиаток фигурки... Джинсами и тесными маечками все обтянуто. И симпатичные, сучки. По-русски практически не балаболят, а понимать − все понимают. Ну и я им ради смеха, мол, чем грехи замазывать будете? Одна замялась немного, а вторая резинку из кармана достает, протягивает мне.

− А ты чего?

− Ну не в кабинете же! Хотя, всякое бывало, только по вечерам, а это время обед. Отпустил я их. Но выпытал, как их потом найти можно будет. И знаешь, где эта сладкая парочка живет?

− Не знаю, конечно. Ты к чему сейчас все это?

− Ну так завел немного Лука меня своими Манечками, Светочками. Машина, вон стоит, под боком. А живут они в общаге рабочего поселка, где раньше ПТУ было. Поехали, привезем сюда, покуролесим от души. А утром, глядишь, и Луке немного из экзотических прелестей перепадет. Спасибо нам потом скажет.

− Так мы же пьяные!

− Обижаешь! Начальника милиции, да еще в форме... Чтобы какая-то там гадина остановила! Ты о чем Андрюха?! Ты как все это представляешь себе?

− Да поехали! Ни разу китаянки не было. Помрешь, и не увидишь, какого она цвета, китайская плоть.

Джип был заведен, майор уселся за руль, его товарищ рядом, но выезжая из ворот, водитель чуть не зацепил крылом один из воротных столбов. Выехав, главный милиционер города остановился, заглушил двигатель.

− Чего-то это. В глазах у меня двоится. Давай сам. А я по дороге протрясусь, обратно сам поеду.

− Да я как-то не очень...

− Ладно тебе, жми на педаль, крути баранку, дорога прямая, общежитие в ПТУ почти на въезде в поселок. Садись.

Андрей Николаевич сел за руль джипа. Права лежали в кармане давно. Однако Вальцов не любил водить, поэтому можно сказать, не умел. Личной машиной в семье, управляла жена, а если выпадало счастье иметь автомашину служебную, то к ней полагался водитель.

Завел, умудрился тронуться с первой попытки и поехал.

Дорога была и правда хорошей, прямой, ровной и достаточно широкой. И товарищ в форме, находившийся рядом, спать не собирался, а с ним, бдящим, Андрей Николаевич чувствовал себя увереннее за рулем. Начал потихоньку прибавлять газу. Какой пьяный русский не любит быстрой езды?

− Ты это, особо не газуй. Я вижу, какой ты ездок. Поспокойнее кати, времени до утра еще много впереди. Рано привезем, надоедят рано. Чего потом делать будем? Вон, какая ночь-то звездастая! При таком звездном небе спать − кощунство!

Леонов захохотал. Он все-таки умел держать себя в форме в любом виде, выйдя из дома, застегнул и рубашку, и китель, и даже фуражку на затылок закинул. Сидел рядом с неумелым водителем, словно боровик в лукошке.

− Ты дальняк-то включи! Не видно ни фига.

− А это что?

− Дальний свет, чудило! − захохотал снова Леонов.

− А как?

− Да ладно, езжай так, дорога ровная, машин вроде нет, только жми на педаль... Ты это, не лезь на обочину! Левее держись! Слева вон сколько места, а то в кювет еще съедешь. Левее, левее держи... Стой!!! Стоять, придурок!!!

Справа метнулась тень, легкий звук удара чего-то о правое крыло автомобиля, потом джип два раза подпрыгнул и остановился.

− Ты что натворил? Урод! Твою же бога в душу мать!

− Что?

− Ты задавил кого-то!

Майор вылез из остановившейся машины и пошел назад, в то место, где недавно два раза подпрыгнул автомобиль. Андрею Николаевичу выходить наружу было страшно. Пару минут спустя, майор вернулся.

− Жив? − с надеждой спросил виновник наезда.

Леонов помотал головой.

− Ты два раза ее переехал. Расплющил... Женщина....

− Что делать теперь.

− Иди, садись на мое место, я поведу.

Леонов сел за руль, круто развернулся и рванул в сторону села, откуда они недавно выехали.

Вслед уезжающей с места преступления машины, с края леса, прилегающего к дороге, смотрели два растерянных, испуганных, но очень внимательных глаза.

Майор загнал автомобиль во двор, заглушил двигатель, послал сотоварища по несчастью закрыть и ворота, и калитку.

− Этому дурню ничего не говори пока, завтра видно будет, что делать. Пойдем в дом, водку пить.

До завтра ждать не пришлось, часа через полтора около дома Луки замерцала радуга от проблесковых маячков машин милиции.

− Наши приехали. Быстро они хватились. Ты сиди здесь, не выходи.

Леонов снова застегнул китель, накинул фуражку, вышел из дома. Тот, кто уже стал преступником, не удержался, не сиделось, выскользнул вслед за милиционером и осторожно выглядывал из-за угла. Смотрел туда, куда шел Леонов, который уверенной походкой шагал в сторону ворот. В них уже с улицы колотили. Такое впечатление, что били ногами, грохот стоял страшный.

− Чего надо? − издалека крикнул майор. − По башке подолби лучше себе!

− Я сейчас тебе по тыкве постучу! Открывай быстро, милиция! − донесся зычный голос с улицы.

− Это кто там? Милиция?

− Болтай меньше! Открывай быстрее, давай!

− Бармалей? Ты что ли!

− Я! Кто? Я тебе сейчас дам Бармалей! Открывай, сучонок!

Майор открыл калитку, и желавшие ворваться в нее милиционеры, в растерянности остановились у нее.

− Товарищ майор! Вы?

− Я сержант, я!

Милиционер, названный Бармалеем, неловко козырнул начальству, потоптался на месте, его напарник шустро спрятался за его спину.

− Что у вас здесь за гонки с иллюминацией? − спросил майор.

− Женщину на дороге неподалеку отсюда сбили, да еще переехали потом.

− И кто же так?

− Бог его знает! Уехал с места, урод. Вот сейчас по району ищем. По близлежащим деревням и поселкам.

− Улики на месте есть какие? − допытывался майор.

− Рыщут эксперты, но вряд ли чего серьезное. Вроде даже отпечатков протекторов нормальных нет.

− Ну, ищите, ищите, сюда не лезьте, здесь я с друзьями отдыхаю. Остальным передай, чтобы не беспокоили нас.

− Слушаюсь товарищ майор!

− Что за баба... женщина?

− Паспорт при ней оказался. Зоя. Аршанова, по-моему...

− Аршинова, − помог напарник, − Тридцать три года ей. Было.

− Жаль, не повезло бедняге! Нельзя этого преступника оставить без наказания. Ну, мы ведь отыщем, сержант, этого урода?

− Так точно, товарищ майор! Найдем!

− Вот-вот! Утром доложите. Зоя Аршинова. Жаль бабу! Давай, сержант, зло должно быть наказуемо.

Молодые милиционеры пошли колотить в следующие ворота, а соучастники по преступлению вернулись со двора в дом. Оба, не сговариваясь, нацедили за столом по полному стакану водки, залпом опорожнили емкости. Посидели молча, еле-еле шевеля челюстями, пережевывая что-то из закуски. Налили и выпили еще. Леонов серьезно опьянел, нетвердыми шагами подошел к дивану, не лег, упал на него, подвалился под бочок к Луке и сразу же громко захрапел. Вальцову же пришлось в одного еще несколько раз полоскать горло водкой, прежде чем, наконец, ему удалось опьянеть и уснуть в эту ночь.

 

***

Дочь сидела за компьютером, только с помощью его она в последнее время общалась с кем-то, помимо родителей. Нюшенька жила в созданном ей самой мире активнее, нежели в реальном, настоящем. Своего внимания на то, что отец вернулся наконец с прогулки, и на его настроение, с которым он пришел, не обратила. Наверное, так оно и к лучшему было и для нее, и для отца.

Андрей Николаевич, разувшись в прихожей, сразу прошел на кухню, достал из холодильника початую бутылку коньяка, лимон, который порубил ножом в блюдце, налил себе приличную дозу крепкого напитка в объемистый бокал, выпил одним большим глотком, присел за стол, бросил в рот небрежно отрезанный ломтик лимона. Вяло пережевывая кислый ломоть, он смотрел в окно, а за ним начинала портиться погода. Откуда-то взявшийся нехороший ветерок пригнал дождевые тучи. По всему было видно, что собирается дождь.

Душа его никогда не была сентиментальной, сердце давно покрылось твердой коркой без малейшей щели для проникновения туда жалости, сочувствия и им подобным чувствам. Но сегодняшняя встреча в парке показала, что не все так просто. Вальцов сейчас терзался. Мысли, какие-то вязкие, тягучие, цепкие, мучили его голову. Все старания расстаться с ними, выбросить их из воспаленного мозга, были напрасны. Не помогал ему сегодняшним вечером даже коньяк.

А время между тем шло. Время оно и есть время. Немногое из того, что дала природа человеку, на что человеку невозможно повлиять. Оно движется всегда вперед, всегда движется только в одном направлении.

За окном кухни заметно стемнело. Дождь и правда, пошел. Были видны дальние всполохи молний. Которые постепенно приближались.

Дочь за компьютером может просидеть до утра, ну а если захочет лечь спать, то разбудит отца, чтобы он помог ей перебраться в кровать. Значит Вальцову можно себя устроить на пустующей супружеской постели горизонтально. Пора бы уже. Но сто граммов напоследок никак не помешают.

Он потянулся за коньяком, чтобы снова себе налить, и с удивлением увидел, что бутылка-то пуста. Удивительным это было не только потому, что он не заметил, как опорожнил ее целиком. Удивительным было и то, что он был совершенно трезв. Он поднялся, полез в бар за другой бутылкой. Под лимон, под яркие сполохи молний, под приближающиеся раскаты грома, он продолжал свое питие. Мрачнея с каждой новой дозой благородного напитка.

Наконец алкоголь начал действовать. Теперь стоит о сне подумать.

Он снова заглянул в комнату дочери. Там все без перемен. Прошел в свою спальню. Уборка постельных принадлежностей и заправка кровати лежали на плечах жены, которая уехала в этот день очень рано. Постель была не заправлена. Андрею Николаевичу осталось только раздеться и поместить свое в меру упитанное тело под одеяло. Морфей не долго капризничал, быстро взял Вальцова под свое покровительство.

С ранней юности Андрей Николаевич приучил себя пробуждаться в шесть часов утра и всегда, если только кто-то не потревожит его сон раньше, спал именно до этого времени. Поэтому проснувшись, глянув сначала в окно, а потом на часы, он удивился, на часах было четыре утра. Странно, но многое меняется в характере человека с возрастом, это и пронеслось в его голове, он вздохнул и повернулся на другой бок, закрыл глаза. Но повторно заснуть не успел. Почувствовал, что открывается дверь в спальню. Наверное, дочь, засидевшаяся до утра, решилась, все-таки прилечь. Надо подниматься, нужно ей помочь.

Однако...

Это была не дочь, в щель приоткрывшейся двери проникала чья-то незнакомая фигура. Даже не фигура, а неясная тень. Тень была высокой и худой. Она взяла в руки взявшуюся откуда-то в спальне деревянную табуретку, установила ее рядом с кроватью, застывшего в ужасе Вальцова, присела на нее. Испуганный хозяин дома, лежащий в постели, не мог произнести ни слова, он вытаращенными глазами смотрел на тень, ожидая чего-то очень для него страшного.

Табурет был колченогим, тень начала потихоньку раскачиваться на нем, стукая по очереди о пол разными по высоте ножками.

Тук-тук! Тук-тук! Тук-тук!

За окном резко вспыхнула молния, спустя мгновение раздался страшный грохот. Гром был оглушающим. А тень после того, как стих последний раскат, заговорила тихим, но пугающим по своему тембру голосом.

− Ну что? Я же говорил, буду приходить к тебе по ночам во сне. Я тебе обещал. Так встречай гостя! Я пришел!

Господи! Да это же тот мужик, из парка! Как его там? Аршинов! Точно он, начали проступать черты лица пришельца. Небритые щеки, пылающие глаза, многочисленные морщины. Он обещал приходить во сне. Какой к чертям собачьим сон? Явь. Он явился к нему в квартиру наяву.

− Ты убил мою жену! Ты лишил жизни мою несчастную Зою. Ты сломал мне жизнь. Я не хочу тебе зла, я не желаю, да и не смогу мстить тебе. Но почему ты не хочешь мне помочь? От тебя ничего не нужно, необходимо лишь твое согласие, и моя Зоя вернется ко мне. Я от тебя этого не требую, я тебя даже не прошу об этом, я тебя умоляю!!! Помоги! Помоги!! Верни жизнь Зое и мне!

Снова вспышка молнии, опять резкий удар грома.

− Помоги!

− Ты сумасшедший! Как ты проник сюда? − Вальцов наконец-то заставил шевелиться свой свернувшийся в сушеный финик язык, − Ты понимаешь, что это ведь преступление! Ты незаконно проник в квартиру другого человека. Тебя будут за это судить. Тебя ведь посадят.

− Мне все равно что со мной сделают. Верни, верни пожалуйста мне Зою. Я буду приходить к тебе каждую ночь, я не дам тебе покоя. Я и днем стану преследовать тебя, буду преследовать даже в твоих мыслях. Я готов на все!

Вспышка ослепляющая, за ней оглушающий гром. И снова...

Тук-тук! Тук-тук! Тук-тук!

− Папа, папа! Ты что кричишь? Что с тобой.

Вальцов с трудом открыл глаза, у его кровати в своем кресле была Нюшенька.

− Доченька. Нюшенька! Что такое? А где этот? Где он? Он тебе не причинил вреда? Он ушел?

Дочь с серьезным страхом смотрела на отца.

− Папа, ты о ком сейчас говоришь? Кто мог мне причинить вред? Кто приходил, и кто ушел?

− Аршинов! Этот сумасшедший из парка. Ты видела его? Он ушел? Как он мог прийти к нам? Ты его впустила сама? Зачем?

− Папа, что с тобой. В квартире нет никого. И не было. Только мы с тобой здесь, не пугай меня, пожалуйста. Ты не заболел? Ты не бредишь?

− Погоди! Погоди, моя хорошая! Дай мне собраться с мыслями? Ты еще не ложилась? Ты до сего времени еще не спала?

− Я хотела лечь, попробовала разбудить тебя. Но бесполезно. Ты очень крепко спал. Я не смогла. Я подремала немного в кресле. Ты меня своим криком разбудил.

− Пойдем, я помогу тебе лечь в кровать.

Уложив в постель дочь, Вальцов вернулся в спальню, прилег сам.

Так значит, это был просто сон? А что еще могло быть? Тень непонятная, колченогий табурет. Он осмотрел машинально спальню. Конечно же, никакого табурета здесь не было и не должно было быть. Этот размеренный стук о пол деревянными ножками, он не только бы привлек внимание дочери, он и соседей бы снизу разбудил. Сон, это был сон.

Проклятье!

Несмотря на успокаивающее объяснение самому себе, что было на самом деле, ему стало еще страшнее. Он, этот сумасшедший из парка обещал приходить к нему во сне, и он сдержал свое обещание, он пришел к нему. Но это же за пределами сущности настоящего, реального мира. Это что-то, связанное с миром потусторонним. Ни в бога, ни в черта, ни, тем более, в нечистую силу Андрей Николаевич никогда не верил. И вот на тебе, столкнулся с чем-то подобным.

Он еще некоторое время шевелил мыслями в голове. Осталось все пережитое им во сне списать на вчерашнее напряженное нервное состояние, и на принятую перед сном большую дозу коньяка. Хотя прежде, в любом подпитии ничего подобного с ним никогда не случалось.

Наконец он решил доспать, не доспанное в эту ночь. Лег, закрыл глаза, но уснуть ему больше так до самого утра не удалось.

Приехала на следующий день жена. Увидав мужа, валяющегося в кровати, она удивилас