Белый вахтер (на конкурс)

Автоматчик, в раме лобового окна микроавтобуса, – как супермен в экране широкоформатного кино. Решительно указывает коротким стволом в землю, – стой. Замечаю – от вагона, живым коридором, две цепи вооруженных милиционеров. Собаки на поводках. Заключенных по одному прогоняют от автобуса до вагона. Быстрей-быстрей, почти бегом. Передо мной «столыпинский» вагон – так до сих пор называют эти камеры на колесах для перевозки осужденных.

Случайная находка для будущего триллера. Будет зачином, если захотеть. Измыслить конец, – и дело почти сделано. Почти. Ведь «фарш» для меня, – уже не проблема. «Фарш!..» – Подумал и содрогнулся.

«Если захотеть!..» – но ничего не хочется.

За рулем я никогда не надеваю темных очков, стараюсь не разговаривать, не включаю радио. Меня все отвлекает, мешает следить за дорогой, реагировать на обстановку. (Жена говорит, со мной неинтересно ездить.) Но сегодня настроение отвратительное, поэтому я включил радио. Хочется, как раз-таки, отвлечься и… – врезаться в какой-нибудь столб или авторефрижератор. Или перевернуться на повороте. Сегодня я веду микроавтобус, полный мерзости, гадости… Не хватает слов.

Жена постоянно упрекала: «Вечно ты со своими синонимами! Десяток слов переберешь для любого пустяка. Говори лаконично, как в своих повестях, эссе и что у тебя там еще!..»

«Которое ты никогда не читаешь, – хотелось оборвать. – Знала бы ты, из какого мусора вырастает эта чудесная ягода – лаконика!» (Справедливости ради, – она права, я мучаюсь с синонимами, особенно в названиях своих опусов, а выбираю, как правило, какую-нибудь пошлость )

Впрочем, кому она была нужна, моя литературная ягода! Которая, большей частью, без сахара публикаций, прокисала в редакционных и издательских архивах.

«Неплохо… Местами даже очень. Заметно, что вы много уделяете стилю. Похвально, вас ни с кем не спутаешь. Порой кажется, вы пишете не прозу даже, а… где-то на границе прозы и поэзии. Что ж, ваше право. И темы, главное темы.  Все о добром и вечном. «Капли на сучьях», «Тихая река», «Летели дикие гуси». Хорошо. Очень, очень оригинально. Но… Вот если бы что-нибудь остренького, актуального, читабельного… Попробуете? Вы знаете, нашу направленность. Вы сможете, сможете, мы не сомневаемся! А по поводу этого – зайдите через… Или нет, лучше оставьте телефон».

За многие лета кропотливого труда – несколько журнальных публикаций, которые потом вспоминаешь к месту и не к месту, желая подчеркнуть свою авторскую значимость. Да еще несколько сюжетных, философских, стилистических находок, которые позже обнаруживаешь, почему-то, у других авторов – сотрудников редакций, куда отправлялись рукописи с находками-изюминками, или у друзей сотрудников названных редакций.

Ненавижу слово «читабельность»! Сколько бездарей эта… серая дама, скажем так, вознесла на вершину – сиюминутной, дутой, конечно, но – славы. И Бог бы с ними, бездарями. Но сколько талантов, благодаря покорному следованию ей, остались бесцветными ремесленниками, производителями добротных текстов, которые не задержались в памяти истории!

М-да. Эссе? Не смешно. Пасмурно, как в небе. Где-то сбоку сверкнула молния, рокотнул дальний гром. Капля упала на стекло и криво побежала вниз, застряв и размазавшись на середине еще сухого стекла. А с утра было ясно.

А из динамиков чуть слышно, шумовым фоном, – то новости, то музыка по заявкам.

…А рядом, на сиденье, во все свое скрипучее горло, клевещет на мир мужеподобная дама, отвлекая от руля и дороги, – как мы до сих пор не разбились!..

Сын днями напролет сидит за компьютером, яростно орудуя джойстиком, подскакивает на стуле, скрипит зубами, вскрикивает. Борется с монстрами, свергает правительства, побеждает или проигрывает глобальные войны. А когда-то, едва научившись писать, строчил «романы» – бесконечные истории о приключениях добрых героев, разумеется, похожих на персонажей книжных и мультиковых сказок. Накопилось несколько толстых папок, благодаря папиной опрятности: тетрадки и отдельные листы аккуратно сшивались и теперь хранятся в архиве рядом с моими рукописями.

Недавно я сказал ему: ты просто убиваешь время, а ведь скоро предстоит серьезный выбор – кем быть. У тебя природные задатки к эпистолярному творчеству. Давай разбудим природу, пользуйся тем, что я рядом. Литфак, журфак… Как он на меня посмотрел!.. Нет, таким «ответом» он не оборвал меня – просто убил, как очередную букашку в компьютерном боевике. А ведь только глянул – и опять ушел в киберпространство. Я пытался позже описать тот мимический выстрел: гримаса навскидку, точно наведенная оптическим прицелом чужих (чужих!) глаз. Но точно передать саму гримасу, – а для этого нужно сначала разложить ее на составляющие: презрение, осуждение, жалость, боль…, – нет, сделать это в точности так и не удалось.

Через несколько дней сын сам вернулся к разговору о будущей профессии:

– «Золотой ключик» производит набор в свой так называемый «спецконтингент». Не знаю, что это такое, но говорят, там будут готовить универсальных специалистов. От рукопашного боя и стрельбы до знания иностранных языков и компьютера. Я уже прошел первые тесты – физический и психологический…

…Всю жизнь я пытался стать ему родным. Чего-то я, несомненно, достиг в этих попытках. Хоть до сих пор не оценил, чего.

Я помню, как он, еще совсем маленький, вскакивал среди ночи: резко отрывал лицо от подушки, выгибаясь, как кошка, – проверял, на месте ли его мама, не унес ли ее чужой дядя, то есть я. В этой кошачьей гибкости, в быстроте движений, в тревожном взгляде темных глаз, – и еще во многом другом, что было не присуще моей породе, я прочитывал не только облик его отца, которого никогда не видел, не только великую разницу этого мальчика со мной, но и его глубокое недоверие ко мне. И – следственно? – к своей матери, несмотря на их взаимную любовь. Недоверие, которое никогда не исчезало, пока он взрослел, даже когда перестал поминать настоящего отца, даже когда стал называть меня папой. Я надеялся, что с появлением братика или сестренки, я окончательно породнюсь с ним, если это невозможно через нашу общую любовь к одной женщине: к его маме – к моей жене. Но… Проходили годы, а спасительный атрибут родства все не появлялся. За что мы все трое (и я в наибольшей степени) были наказаны? Уже много лет, как я гоню от себя надежду, которая только отнимает последние радости, – находя утешение в творчестве. Вот, оказывается, из таких печалей вырастают графоманы, терзая мир своими творениями (талантливыми или бесталанными – не суть важно), рабы своих кручин.

Но в одном, к моей радости (какой-то вымученной, суррогатной), сын все же удался в меня: он пытался писать. Я не верю, что любовь может нарушить законы генетики. Скорее всего, его «порок» – плод подражания мне или какое-то хромосомное «ау» творческих предков, и все же созидательные порывы питомца мне приятны. Кстати, насколько, в связи с этим (логические пути неисповедимы), на взгляд моей жены, ее первый муж присутствовал среди нас? Но на подобные разговоры в нашей семье – изначальное и полное табу.

Мне позволяется вспоминать и обсуждать только то, что касается нас троих «непосредственно», как однажды, очень давно, первый и последний раз, сказала моя жена. Хотя на самом деле нас троих касается все – и то, что было после первой нашей встречи и то, что было до нее и помимо нее. И все это, если говорить о моем восприятии нашей, так сказать, истории, поэтично. Поэпроза, проэзия…

 

«…Срочное сообщение! Чрезвычайное происшествие! Горит центральный офис «Золотого ключика»!.. Пожар начался после удара молнии, как утверждают очевидцы. Наша студия буквально тонет в шквале телефонных звонков… Говорят, перед молнией над офисом на несколько секунд завис какой-то неопознанный объект, похожий на самолет или дельтаплан. Здесь мнения расходятся… Пламя перебрасывается на производственные помещения, горят склады!.. Удастся ли спасти «Золотой ключик»?..»

О!.. – (это кричу я). На помощь! На помощь все словари! Все синонимы слову «радость»!.. Сюда, в этот мерзкий микроавтобус с эмблемой «Золотого ключика» – на лобовом стекле, на боках и даже на крыше!..

 

Последние разговоры с сыном, более чем все предыдущие намеки жены, окончательно убедили меня: я неудачник, несостоявшийся литератор с завышенным самомнением. Мне сорок. Все продуктивные годы ушли не на карьеру по «основному» месту работы, не на воспитание ребенка, а на бесплодный литературный труд: ворох рукописей – несколько вещей в журналах и ни одной изданной книги. Гора, двадцатилетней беременности, родила мышь.

Нужно, наконец, определиться: задать вопрос и получить ответ. Вопрос, в принципе, таков: что есть мое творчество – необходимость окружающих или самоудовлетворение? Если второе, то я должен сказать себе: это твое хобби, пиши и наслаждайся, но не мучай себя и мир – и в первую очередь своих близких – попытками публиковаться и быть понятым и признанным. Что-то в этом роде.

Я послал рукопись со своими лучшими, на автовзгляд, вещами, большая часть которых в разные годы прошла через горнила журнальных редактур и, соответственно, публикаций, в комиссию по издательской деятельности мэрии нашего города. В сопроводительной записке я рассказал о себе, как об авторе, все. То есть не только о том, что и когда написал, где печатался, но и о тех материальных и нравственных тупиках, в которых неизбежно оказывается каждый провинциальный писатель, не желающий «творить» под заказ или заниматься изготовлением чтива, которое не является литературой. О том, что еще немного, и от литературы, вообще от искусства, не останется ничего, – и как же тогда быть с воспитанием молодого поколения, кто будет указывать моральные ориентиры, сеять доброе, отсутствие которого со временем станет прямой угрозой государственной безопасности?.. Не забыл я написать и о том, что вполне понимаю трудности бюджета, который небезразмерен, который, конечно, в главную очередь, служит для удовлетворения первейших нужд населения, и все же… И тому подобное, как обычно. Словом, я просил денег на книгу.

Мне позвонили, но не из мэрии, а из… «Золотого ключика».

Сейчас даже смешно вспомнить: «Золотой ключик» берет свое начало с невзрачного кооператива по изготовлению дубликатов ключей, который еле сводил концы с концами ввиду наличия в городе еще нескольких подобных лавочек-конкурентов, расположенных гораздо ближе к центру. Эмблемой маленького предприятия, совершенно логично, был улыбчивый Буратино, с огромным, больше самого сказочного героя, золотым ключом наперевес от волшебной, разумелось, двери. Однако уже тогда поговаривали, что услугами ключной мастерской в городском предместье пользуются не только добропорядочные граждане, но и «явно темные» личности. Такие выводы делались на основании слухов о том, что в «Ключике» можно было заказать копию ключа не только по оригиналу, но и по восковому или пластилиновому слепку. Кто-то видел, как клиенту выдавалась связка странных крючков, похожих на отмычки. Якобы «Золотой ключик» пользовался популярностью у преступного мира, который со временем стал вкладывать в выгодное дело свои капиталы и заботливо расчищать дорогу их быстрому умножению.

Так или иначе, но предприятие быстро, прямо-таки фантастически расширялось, без видимой борьбы поглотив все действовавшие в городе частные фирмы схожего профиля. Несмотря на монополию, росли ассортимент и объемы – спрос рождал предложение.

Официальный реестр услуг, оказываемых акционерным обществом «Золотой ключик», впечатлял уже несколько лет назад: изготовление замков и металлических дверей собственной конструкции, установка систем охранной сигнализации, теленаблюдения, противоугонных устройств, страховка, адвокатские услуги и тому подобное. Со временем под цеха и офис были выкуплена престижная пригородная земля. Вырос сказочный замок, сложенный из разноцветных треугольников и трапеций, конусов и пирамид, и огороженный оранжевым пластиковым забором. Который как бы не отделял чудо от мира, а лишь добавлял тревожной таинственности архитектурному ансамблю, прозванному добродушным народом: «Кто в тереме живет?» Но при этом – классические решетки на окнах! На шпиле самого высокого из куполов, имевшего вид вздыбленного кверху серебряного засова от сказочной двери, закрасовался Золотой Ключ, выполненный под флюгер. Архитектурное излишество, на первый взгляд безвкусное или даже просто нелепое. Чрезмерная символика. Но в том, по моему мнению, дальний прицел и глубокий смысл: «Ключ» – отмычка ко всему, и он сам показывает ветру, куда дуть. Впрочем, такое толкование зодческих знаков, которые, надо признать, поначалу и не подозревались мною какими-либо скрытыми символами, появилось уже после того, как стала понятна паучья суть «Золотого ключика»…

Карта нашего города, схематично, мало чем отличается от карт других городов. Жилое тело, расчлененное большими и мелкими дорогами, каналами, речкой, – ячейки микрорайонов в сетке улиц и переулков. На фото-взгляд – кусок паутины, распластанный по стене. Именно эту «паутину» – незамысловатую контурную географию города, в качестве патриотической подложки, – использовал «Золотой ключик» для обновления своей эмблемы, после того как стал воистину вездесущ: Золотой Ключ, сам по себе (без глупого Буратино), – на лоскуте красных покорных тенет. Получилось, в свете событий последних лет, несколько высокомерно и зловеще. Впрочем, это мое частное мнение. Которое, смею утверждать, имеет вполне реальные основания и вряд ли сильно смазано моим пессимизмом, – кстати, не врожденным, а обусловленным, то есть со знаком плюс.

Обезличенное руководство «Золотого ключика», которое, по официальной версии, представляло собой десяток акционеров, каждый год выталкивало на обозрение нового генерального директора. Имя этого очередного Буратино (моя трактовка) какое-то время мелькало в телевизионных и газетных новостях. Проходил год, и все повторялось: городской мир, не привыкнув к предыдущему имени, получал для пережевывания имя следующее. Я давно уловил, что это не есть результат организационно-кадровых неувязок. Это вполне осознанная политика, постулат господства: разделяй и властвуй, – своеобразная версия. Расфокусировав внимание, можно раздвоить, растроить, раздесятерить сознание. Шизофрения общества – благодатный гумус для диктаторского ростка. Ассоциативное восприятие «Золотого ключика» – не одушевленный лидер, а всесильный Золотой Паук, попирающий живую паутину – покоренную систему ячеек, не смеющих быть самостоятельными.

Эка меня понесло! Не перегибаю ли я палку? Еще недавно я не был столь категоричен. Но сейчас, однозначно, – нет, не перегибаю. Скорее не договариваю – единственно потому, что не хочу домыслами компенсировать незнание. Но и то, что я узнал, – уже отвратительно и страшно.

 Один из основных лозунгов «Золотого ключика»: «Все для человека!» В настоящее время трудно придумать вид услуги, которую не выполняет «Золотой ключик» в сфере защиты личности. Да, именно так. Теперь уже мало кто вспоминает, что коренное назначение «ключика» – открывать. Наш «Золотой ключик» – закрывает. По моему сильному убеждению, закрывает человека от человека. Защита личности, возведенная в абсурд. Разумеется, не во благо конкретного индивида, а единственно во имя процветания фирмы.

…Наш город забронировался от реальных, а больше мнимых врагов: двери, которые исторически воспринимались как изделие из дерева, за очень короткое время зажелезнели; решетки теперь ставят и на окнах третьих этажей, а недавно редкостью были на первых. «Золотой ключик» занимается частными сыском и охраной, оказывает адвокатские услуги, производит и реализует системы слежения, подслушивающие устройства… Какие мы были беспечные! Оказывается, вокруг одни воры, грабители, убийцы. На худой конец – недоброжелательные соседи и неверные супруги. Дети, спящие и думающие о том, как быстрее заполучить наследство. Родители, намеревающиеся как можно меньше наследства оставить своим потомкам… И прочее, и прочее. Спасибо «Золотому ключику»!  

Какими цитатами сдабривает свою рекламу «Золотой ключик»?

«Без забора, без запора не уйдешь от вора!»

«Изба крепка запором, а двор забором!»

Ужас! – мы, горожане, стали бояться друг друга… Мне кажется, все кругом, благодаря «Ключику», сошли с ума. Мне иногда хочется выйти на центральную площадь и крикнуть во все горло: «Люди, опомнитесь, это не «Золотой», а «Злой ключик»!

Но… я живой человек. И, превозмогая отвращение и… страх (чего уж там!), я прибыл в указанный кабинет. Ради книги – иначе, зачем меня сюда вызвали! – я был готов потерпеть. Самая влиятельная фирма – и самый щедрый спонсор различных городских мероприятий. Этого, при всей моей антипатии, не признать было невозможно. Другое дело, что сам бы я никогда не стал просить у этого монстра, спекулирующего на недоверии людей друг к другу. Нельзя сказать, что я ликовал, но шел я… не совсем просящим (ведь просьба моя адресовалась другой, номинальной власти!) Как произошла переадресовка, уже не существенно. Важно, что мной заинтересовались. Таким образом, нежданно, я оказался диктующей стороной. Хотя, что и как бы я мог диктовать, не представлялось даже моей «авторской» фантазии. Просто я храбрился, и, скорее всего от страха, напускал на себя значимость и независимость.

Это было одно из представительств «Золотого ключика» в центре города. Заметил, что двери офиса лишь на главном входе тяжелы и основательны, видимо, для рекламы. Внутри помещения они оказались прямо-таки незаметными: прозрачные створки открывались от приближения к ним человека, – все, как положено в приличных домах. Решетки на окнах… – муляж (достоверный рисунок на стекле). Улыбчивый персонал. Тем не менее, положительность открытий портилась ощущением большого обмана, творимого давно и осознанно.

Хозяин кабинета – невзрачный лысеющий мужчина в непроницаемых очках. Его согбенность и шаркающая походка, как будто он был обут в комнатные тапочки, создавали впечатление домашности. В конце концов, мне надоела моя напряженность и подозрительность. Я немного отпустил вожжи, и почти успокоился. Хотя мои ощущения оставались все-таки далеки от ладных.

В самой беседе изначально угнетало то, что внешне вполне уютный, в преобладающей мере, человек, который со мной говорил, был, по сути, безглазым. Это его сразу охарактеризовало соответствующим образом: он с закрытым забралом. Оценивая, я понимал при этом, что мои соображения с одной стороны наивны (никто никому не обязан по части забрала), а с другой – нетактичны (очки, в данном случае, – скорее всего медицинский элемент). Но объективность – слабая сторона творческой личности! Он мне просто не нравился.

Да и кому понравиться услышать от ровесника в первых словах: «Молодой человек!..» Именно так он и обратился ко мне. Либо в этом была указка на барьер между нами и на мою нижнюю ступеньку, с которой мне предстояло внимать в данном случае хозяину положения, – либо мой «творческий» вид (каковой, например, имеют уличные художники) не согласовывался с возрастной солидностью (действительно: писатель без книги, в терминологии редакторов, – всегда молодой автор!)  Оба варианта неприятны.

– …Да, молодой человек, они всего лишь поденщики, бумагомаратели, не побоюсь этих слов! Впрочем, я не хотел бы обидеть никого из ваших коллег, люди они, вероятно, добрые. Опять же, не могу без справедливой оценки: какие они вам коллеги! Да, они трудятся в газетенках. Да, они печатаются в разных, извините, «желтых», или как вы их меж себя называете, изданиях. Они пишут книжонки к юбилеям местных фирм и персон – по дешевому заказу, содрогаясь в похвалах, гиперболируя до неузнаваемости события, лица и прочее. Настрочили ли они что-нибудь значимое? Нет, серьезность у них отсутствует: не то, что в рукописях – в замыслах! Можно ли им доверить солидное дело, без сомнения в том, что оно не будет безнадежно испорчено, и принесет не прибыль, а вред? Ответ, надеюсь, понятен.

Вы – другое дело. Мы следим за Вашим творчеством. Да, да, не удивляйтесь. Мы с вами – инженеры. Вы – инженер душ, мы… – тоже. Вы думаете, я шучу? Нет, для таких пустяков мы к себе не приглашаем.

Далее он сформулировал суть «инженерии» «Золотого ключика», который лишь дополнил мои ранние выводы, вывернув наизнанку суть, генеральный принцип методов «буратин», благодаря которому им удалось закабалить город и всю прилегающую провинцию. И щупальца железного монстра уже точатся под новые масштабы!

…Итак, Буратино… Кстати, а как я еще мог его про себя наречь? В начале беседы он представился, но я не запомнил его имени. Конечно, это Буратино, наверняка, один из генеральных директоров – прошлых или будущих, серое, безликое существо среднего рода, прикрывающее лицо очковой заслонкой. (А то, что у него отсутствовал нос характерной формы и размера, показалось мне оскорбительным для известной сказки, в которой продуктивно творил носатый свободоискатель, любимый герой людей «сказочного» возраста и духа.) Итак, Буратино подошло (вот так ему!) – подошло к стеклянному шкафу, сняло с полки том, открыло его на закладке, заводило пальцем по строчкам:

– Вот: «СТРАХ – страсть, боязнь, робость, сильное опасенье, тревожное состоянье души от испуга, от грозящего или воображаемого бедствия». И поговорочки, заметьте: «У страха глаза велики, да ничего не видят», «Жить страшнее, чем умереть», «В ком есть страх, в том есть и Бог»… Ведь как верно! А вот, прошу запомнить, как концептуальное: «Черт стращает, а Бог милует». Не устаю поражаться: все же великая мудрость заключена… (заметьте – «заключена»!) в… Ну, да ладно, к чему лишние слова! Да, и вот еще из памяти, пока не забылось: «Ключника нет, так и не монастырь». Довольно. Хватит дидактичности – вы умный человек, и все прекрасно поняли. «Плата за страх» – это не мы придумали, мы не пророки, э… – попугаи, так точнее. Но попугаи-новаторы! Итак, – в больших, грубых приближениях, – вы будете Чертом, а мы, соответственно…

Куда уж Фаусту до меня! Ведь мне предстояло не просто продать душу, а стать самим… властителем испуганных душ!..

Тут я, удивляясь тому, что впервые за добрый час молвлю слово, вставил:

– А как же быть с выражением: «Не сохранит Господь града, – не сохранят ни стража, ни ограда»?

Казалось, Буратино совершенно не обратил на это никакого внимания:

– …Писатели от Бога… Извините за частое упоминание мистических атрибутов. Так вот, таковые писатели, в большей или меньшей степени, – пророки. Взять хотя бы великих писателей-фантастов… Я слишком разжевываю, вам не кажется? Даже неловко перед умным человеком. К делу. Ваша задача смоделировать ситуацию, проистекающую из человеческой беспечности, имеющую ужасный конец. Это альфа и омега фабулы, которую вы сами придумаете и набьете соответствующим фаршем. Ваша эпистолярная вещь должна потрясти читателей. Вселить в них невероятный ужас. Заметьте: невероятный, то есть, по их понятиям, на момент прочтения, еще не реальный, почти сказочный, гипотетичный. Возможный, – но где-то там, далеко, не у нас, не у них, читателей. Причем, эта вещь, я настойчиво повторяю, должна быть высокохудожественна. Именно за счет этих качеств что-то останется, и в… соответствующий момент – вспомнится: а ведь писателем сие было предсказано! Такое открытие усилит трепет. Уверен, что в вашем мозгу возник расплывчатый и затасканный образ Нострадамуса… Которого так любят псевдо-предсказатели, и все время подгоняют под событие. У нас же будет наоборот: вот текст, предшествующий событию, где черным по белому… А вот событие, которое, оказывается, совсем не сказка… Это будет честно. Что может быть сильнее высокохудожественной честности? Честности-предтече! Че-че!.. И вот после этого… Хм… Это будет двойной удар. Словом, дальше – уже технические дела, наши проблемы. Ведь в данное неспокойное время непременно что-нибудь да случается. И это совпадение будет тем, что нам нужно.

Буратино, при всей его явной проницательности и напускной рассеянности, – которая, вероятно, имела целью расслабить собеседника, вызвав к себе чувство снисходительности, – кое в чем был действительно беспечным. Начиная лишнюю фразу, которая предназначалась для смазки череды мыслей, а отнюдь не для собеседника, и при этом не договаривая, он полагал, что все непонятное от недосказанности не настораживает собеседника и забывается за ненадобностью, как словесная шелуха. Возможно, это было его слабым местом. Что касается нашего разговора, то, хотя я и не поддался на провоцируемую снисходительность, меня действительно не насторожили слова о двойных ударах, «технических делах». Однако эти фразы, осев на дно памяти, всплыли в более позднее время, когда пришел их срок, но когда было уже поздно.

А может быть, это я сейчас, намеренно, для собственного оправдания, обманываю себя тем, что тогда, якобы, ни разу тень ужасной догадки не осенила моего разума. Возможно, – ведь тогда были основания прикидываться слепым и глухим к двусмысленным недоговорам!  Ведь со словами и с их интонацией, по которой можно было догадаться, что меня уже восприняли как серьезного писателя, – со всем этим открывались радужные перспективы, понять вдохновляющую сладость которых может лишь автор, не избалованный вниманием издательств и читателя.

…Бог и Черт, и Нострадамус с ними, нравственными аспектами моей временной сделки с Золотым Пауком! Я уже понимал, что от меня ждут книги – большой повести, романа, – которую «Золотой ключик» обернет в дорогую обложку. После этого я стану известен, как писатель, и богат, как писатель известный, популярный. Это будет блистательным трамплином для грядущего творчества, для реализации замыслов всей прожитой жизни. Я уже витал в небесах. Да, конечно, в тот момент я был готов на все. С каким негодованием я раньше рассуждал о продажных писаках! А в те, уже продуктивные, минуты общения с Буратино мысль о продажности если и возникала, то каким-то наивным детским воспоминанием, к которому относишься снисходительно в зрелости.

Но ведь кое с чем из выкладок Буратино трудно было не согласиться, трудно не согласиться даже сейчас.

–…Молодой человек! Что объединяет сообщество людей – страну, мегаполис, город, – любой коллектив? Самый короткий путь единения – наличие опасности. Вспомните истории возникновения великих империй!.. – здесь Буратино картинно осекся. – Я удивляюсь, почему вы не морщитесь от произносимых мной банальностей. Буду короче.

– Вы, вероятно, заметили, что за последние годы наш город буквально расцвел. Посмотрите на нашу архитектуру: новые здания и возрожденная старина, роскошный проспект, еще недавно бывший обшарпанной улицей, похожей на проезжий тракт с дешевыми забегаловками!.. Театр, имея отличную труппу, «выписанную» из художественных центров, принимает отечественных и иностранных артистов самого высокого уровня… Университет, колледжи… И так далее. Словом, инфраструктура нашего города приближается к самодостаточности! Кстати, подобного уровня жизни нет, как вы, наверное, знаете, ни у одного соседнего с нами города. Наш город стал престижным! Из каких закромов обеспечивается все это? Из средств муниципалитета? Я понял, что вам смешно, но, прошу вас, молчите, я сам произнесу то, что вертится у вас на языке: благолепие творит «Золотой ключик»! Не только плательщик огромных налогов, но и бескорыстный спонсор, меценат, генератор идей и трудяга-зодчий всех воплощений.

Он перевел дух, утер платочком губы, продолжил:

– Так, а в чем же, по большому счету, источник? Он, молодой человек, в страхе. Да, да. Слеплю образ, как ваш брат любит выражаться, – топорно, но зримо. Итак, для того, чтобы надежно запереться от всех зол, нужны крепкие двери с прочными замками. На это необходимы деньги и немалые. Для того, чтобы их получить, – нужно много зарабатывать, то есть лучше трудиться (не будем про выродков, которые становятся на противозаконный путь, – хотя это наш, увы, непременный материал). Итог: все трудятся с полной отдачей – растет общее благосостояние. Работает так называемый закон прибавочной стоимости. Мне скажут, что нет такого закона. Отмахнусь. Есть такой закон. На одном котором, замечу, далеко не уедешь. Для дальнейшего процветания и влияния (на благо основного дела) нужны внешние ресурсы, внешние источники. Они есть, но их, по терминологии д

Подписывайтесь на нас в соцсетях:
  • 92

Комментарии

Для того, чтобы оставлять комментарии, необходимо авторизоваться или зарегистрироваться в системе.
  • Комментарии отсутствуют