Обряд
В поселении сосланных когда-то в Грузию «злой Катькой» духоборов жила старуха-травница. Впрочем, старухой она была лишь по возрасту, шёл ей уже девяносто седьмой годок. По числу морщинок она вполне могла посоревноваться с любой пятидесятилетней, а то и с кем помоложе.
Девки помладше её этому «дару» завидовали, а тётки в возрасте бабку Нюру не любили, считали ведьмой и всякие страсти про неё выдумывали, детей пужали. Поэтому первым старая ведунья отвечала, что знает рецепт квашеных молодильных яблочек. А вторым говорила, что морщинки её дьявол прибрал, когда она ему душу продавала. Отшучивалась и стращала любопытных бабка как могла, в общем.
Но как бы поселенцы к «странной Нюрке» не относились, чуть что случись, бежали именно к ней. Пшеницу побило, урожай тварюки разные поели — сними, добрая бабушка, порчу. Разлад в семье, иль скотина дохнет — защиту поставь, всеведущая. Болезни-хвори разные домочадцев одолевают — вылечи, Нюр Григорьевна, вовек пред тобой в долгу будем.
И бабка помогала, всех привечала-жаловала и денег никогда не брала. Так, хлебушком промышляла да изредка тканью, чтобы одёжу латать. Каждая семья ей чем-то обязана была. И хоть и жила бабка на отшибе, никто её дом в час беды стороной обходить не желал.
А скромное жилище баб Нюры, однокомнатная мазанка, находилось в прилеске, сразу за кукурузным полем. И хоть и держала старуха небольшой огородик, вся природа, по сути, была её хозяйством: тут она свои травки да коренья собирала, из которых для себя и людей лечебные «зелья» варила.
Детей у неё не было. Сердечным, сострадающим ей по этому поводу людям она говорила, что у каждого дара есть своя цена. По молодости Нюрка на чужих детишек засматривалась, а потом смирилась: все местные мальцы ей своими стали, чуть ли не каждого она однажды выходила, из костлявых ручищ смерти забрала.
Из родни у бабки была только сестра. Давно, в прошлой жизни. Не знались они, Глашка не из ссыльных. Собственно, и Нюрку-то никто не ссылал, сама из семьи ушла, когда поняла, что родные люди её чураются. Никто и не помнит, как Нюрка в поселении духоборском появилась, хотя тут все друг друга знают.
И всё же был у бабки один мальчишка в любимчиках, Кузька. Мать его часто болела, сильно так, тяготно. Настолько, что неделями у Нюрки с мальцом своим ночевала: бабка её выхаживала и за мальчишкой присматривала. Стал он ей, словно родной сын, учила она его своему ремеслу: мальчишка-то смышлёный, к семи годкам он уже каждую важную травинку знал, да и про корешки налету схватывал.
***
Кузьме уже тридцатый десяток пошёл, красивый рослый парень вымахал. Мать теперь сам выхаживал и людям помогать приноровился. Радовалась Нюрка, будет кого замест себя оставить. Чуяла она, что костлявая за ней скоро явится. И так зажилась на белом свете.
За три ночи перед новолунием позвала к себе Нюрка Кузьму.
— Хочу знания тебе все передать, не только травные. Силу ведовскую свою отдам, без неё ты и половине помочь не сможешь, — жуя губы, сказала бабка.
— Силу, говоришь? — опешил Кузьма. — Значит, не зря тебя ведьмой кличут?
— Хех, сам ты, дурень, ведьма, — причмокнула Нюрка. — Мечтала я людей лечить, когда тятьку от простой болезни лекари не спасли. Грамоте выучилась, много читала, даже к одному доктору прислужницей устроилась. А потом заболела я лихо. Тогда пришла ко мне во сне тётка моя покойная и сказала: «Возьми, Нюра, мою силу. Ты будешь людей лечить, а я, наконец, упокоиться смогу». Я и взяла. Утром здоровее некуда была, да такие знания в голове появились, что не описать.
Бабка замолчала, отпила чаю можжевелового и продолжила:
— Пора мне уже и честь на этом свете знать. Пора знания отдавать. А кому, как не тебе?
— Вот чё ты удумала. Живи себе дале.
— Пора, говорю, не спорь. Семь дней мне смертушка выделила, потом я с ней уйду.
— Эко вы несёте, Нюр Григорьевна, — возмутился Кузька, от волнения даже перейдя на вы. — Мало того, что вы помирать собрались, так ещё хотите за семь дней меня научить тому, чему четыре моих жизни учились.
Нюрка вздохнула.
— Ты, сынок, мне не выкай. И не перебивай. Дослушай сначала. Знания сами в твоей голове все окажутся, только согласись в новолуние их перенять. И будешь людей спасать не хуже меня, видишь же, они в нас нуждаются. Я обряд проведу и уйду с Богом.
— Что за обряд такой? — обалдел Кузьма.
Бабка посмотрела в самую его душу и, не торопясь, заговорила.
— Чистый ты, с тобой выйдет. Помашу ножом у затылка, пошепчу немного. Да прирежем коровку старую. И всё, знания твои. Придёшь?
— Приду.
***
В новолуние Нюрка Кузьме венок на голову надела, посадила перед огнём на табурет и зашептала что-то, ножом потрясывая то над головой, то над пламенем.
Через три часа остановилась, пот со лба стёрла и говорит:
— Всё, ложись спать, во сне тебе все знания и перейдут. А чтобы они с тобой вовек остались, утром убьёшь обрядовым ножом того, кто первым в дверь войдёт. Силу только кровным родственникам можно передать. Или омыв нож кровью. Я Бурёнку заговорю, она утром в дверь и забредёт. Ты тогда не мешкай, режь, она тоже своё отжила.
На том и сговорились.
Ни свет ни заря ворвалась к Нюрке Кузькина мать.
— Ой, сынок, вставай, горим мы! — запричитала она. — Горим!
— Ты зачем здесь, Марфа?! — ахнула Нюрка. — Не поднимет он руку на тебя, всё ты испортила…
Встал Кузька, голова чумная, столько за ночь ему понаснилось. В руке нож держит, глазами в сторону матери хлопает и Нюрке мычит:
— А как же корова-то?..
— Марфа первой вошла, корова теперь ни при чём, — замотала головой старуха. — Мамке твоей недолго осталось, но ты всё равно не сможешь, пропало всё.
И Кузьма не смог. Нюрка, как и было сказано, через три дня преставилась. Спокойно ушла, только всё шептала: «Возьми силу, доделай дело…»
И снилась потом она Кузьке каждую ночь, молила знания принять и душу её освободить. Но Кузьма так и не смог, даже когда мать, от боли днями и ночами воющая, сама сына о смерти просила.
***
— Баб Нюр, опять вы? — я смотрю на приближающийся силуэт в пёстрой косынке. — Опять я, милая, — прикусывая губу, говорит старуха. — Прими дар, моя хорошая. Только ты у меня по крови и осталась одна родная душа. Забери мою силу, упокой меня старую.
— Не могу я, баб Нюр, страшно мне, — всхлипываю я.
— Пожалей меня. И людей пожалей. Ты же ого-го чего сможешь! Ты ведь уже вещие сны видишь, часть силы по роду переняла, — снова уговаривает бабка.
— Семья у меня, баб Нюр, не нужно мне магии этой, прости…те, — уже навзрыд плачу я.
Бабка разворачивается и уходит. А в голове ещё долго звучит: «Возьми! Возьми!»
Я просыпаюсь в холодном поту, плечи трясутся, в горле ком.
— Простите, — шепчу я уже наяву. И точно знаю, что бабка ещё вернётся.
У каждого свой путь, и в этой жизни мне с магией не по пути.
-
-
Каким получилось. Это семейная легенда, переосмысленная художественно
-
-
история, взятая за основу, записана со слов бабушки. Но сами знания в семейной легенде должны были передаваться чуть иначе. Отчасти да, быль. По крайней мере, так моя пра-пра рассказала прабабушке, а та уже — бабушке
-
Как интересно. У нас таких преданий нет в семье. Или надо поинтересоваться
-
После вашего рассказа пошла читать про духоборов. Интересно стало. Хорошо написано
1 -
спасибо. Приятно, что рассказ вызвал желание узнать побольше об "иноверцах". Ну и что история понравилась, конечно, тоже приятно.
-
-