От Петра до наших дней (на конкурс)
ОТ ПЕТРА ДО НАШИХ ДНЕЙ
Я прекрасно понимаю, что история моей семьи всерьез интересует только моих родственников и в несколько меньшей степени – друзей и знакомых. Для остальных потенциальных читателей, интересующихся свое родословной и пытающихся понять, как это самое древо вырастить, предлагаю такой вариант: читать книгу, начиная с конца. Ведь именно так ведется генеалогический поиск, сначала собираются все имеющиеся сведения, а потом, основываясь на них, начинаем двигаться в глубь веков. Получится что-то вроде методического пособия для начинающих генеалогов.
И надо, конечно, отдавать себе отчет в том, что если бабушек и дедушек большинство из нас помнят, поскольку общались лично, то вот о прадедушках все семейные воспоминания базируются, как правило, на легендах. И далеко не все из них подтверждаются потом документально. Впрочем, чаще всего рациональное зерно имеется и в мифах. В моем случае именно так и было.
Говорят, что составить генеалогию крестьянского рода дальше четырех-пяти поколений – редкая удача. Мне повезло: изучая метрические книги двух церквей села Рождествено (Вознесения Господня и Рождества Пресвятой Богородицы) и прочие генеалогические документы я раскопал историю своих предков по прямой мужской линии до десятого колена. Притом, что стартовые позиции были не ахти: мне были известны имена-отчества прадеда и двух его братьев, но ни дат рождения, ничего больше.
Начну с сенсации. Конечно, всемирно-исторического значения она не имеет, это такая внутрифамильная сенсация. Ведь все живущие потомки моего деда Василия Филимоновича Воронина убеждены, что их малая родина – деревня Парушино, которая нынче расположена в Лужском районе Ленинградской области, а когда-то – в Рождественской волости Царскосельского (до того – Софийского, Копорского) уезда Санкт-Петербургской губернии. А у меня есть все основания полагать, что в Парушино Воронины появились только в начале XIX века, и корни были пущены здесь переселенцами из Даймища, деревни, где родилась моя бабушка по отцовской линии, то есть жена (вторая) Василия Филимоновича – Евдокия Алексеевна, урожденная Букашкина.
Итак, первыми парушинскими Ворониными стали Семен Карпович с семьей, а также вдова и дети его покойного старшего брата Ефима Карповича. Этого Ефима до недавнего времени я считал самым старшим из известных на сегодняшний день моих прямых предков. И был уверен, что знаю свою родословную до седьмого колена, что уже казалось вполне приличным результатом. Но оказалось, что можно еще дальше продвинуться вглубь, добавив целых три поколения.
ГЛАВА ПЕРВАЯ, ОСНОВОПОЛАГАЮЩАЯ
Однако приступим к поколенной росписи. Итак, жил-был Петр. Ни отчества его, ни дат жизни я пока не знаю, хотя кое-какие шансы выведать хотя бы год его кончины остаются. Приблизительно можно ориентироваться на данные его жены, Анны Власьевны, которая родилась в 1652 году, что следует из того, что в исповедной росписи 1744 года указано, что ей уже 92. В ревизской сказке 1743 года Петра тоже нет, не дожил. Младший сын его Дементий родился в 1711-м. Вот такие вырисовываются временные рамки: родился около 1652-го, умер до 1743-го.
У Петра и Анны Власьевны наверняка было много детей. Девушки, понятное дело, повыходили замуж, кто-то умер во младенчестве. Удалось добыть информацию только об их сыновьях, очевидно, младших, – Дмитрии и Дементии. Шутка ли, Дмитрия Анна Власьевна родила, когда ей самой был 51 год, а Дементия и вовсе в 59 лет.
Собственно говоря, на Петре поиски можно останавливать. Тем более если он умер до 1718 года, когда была проведена перепись Ингерманландской губернии. Если позже, то в Российском государственном архиве древних актов (РГАДА), возможно, отыщется документ, в котором будет указан его возраст и отчество. Но не более того.
До 1703 года деревня Даймище находилось на территории, подконтрольной шведам. После Столбового мира 1617 года начался массовый отток русского населения в новгородские земли, а крестьяне, которым официально менять место жительства было запрещено, так и вовсе разбежались по лесам. В «Писцовых книгах Ижорской земли» (это шведская перепись 1645 года) во всем Даймище – три русских двора: Гордейко Иванов(ич) с сыновьями Марком, Афонькой, Парфейкой и Фатейкой; бобыль Мишка Мамунтов с сыном Фаллилейкой; бобыль Иваша. Женщин в писцовые книги, судя по всему, не вносили.
Имя Фаллилей (правильнее Фалелей или Фалалей) наводит на воспоминания о повести Достоевского «Село Степанчиково и его обитатели». Было бы забавно, если б так звали моего далекого предка… Кстати, имя это с греческого переводится как «цветущая маслина», но на Руси почему-то стало нарицательным для обозначения простака и просто глупого человека.
Поскольку о первом колене я все равно больше ничего не знаю, будет, наверное, уместно, в начале моей семейной «повести временных лет» (по крайней мере, тех, кто решил читать книгу не с конца, а с начала) объяснить эти загадочные, для непосвященных, термины: метрические книги, исповедные росписи, ревизские сказки. А они суть базовые инструменты при проведении генеалогических изысканий.
С метрическими книгами все просто. Они были заведены в России при Петре Великом. Это что-то вроде современных записей органов ЗАГСа о рождении, бракосочетании и смерти, смысл тот же – учет населения, только поручался он духовному ведомству. Атеистов тогда не было, и все записывались по своим приходам, это касалось не только православных, но и представителей других конфессий и вероисповеданий.
Исповедные же росписи учитывали только православное население, представители которого обязаны были хотя бы раз в год исповедоваться и причащаться Св. Христовых таин в храме. Раз в год исповедные ведомости и заполнялись. Некоторые наивные люди думают, что эти документы помогут им узнать все тайные помыслы предков, их грехи и прочее. Ничего подобного, тайну исповеди никто не отменял, и никаких подробностей в этих росписях нет, только отметка о том, был ли человек в таком-то году на исповеди и у причастия или не был, с указанием причины.
Наконец, ревизские сказки. Они больше всего напоминают перепись населения. Всего их было, с 1718-го по 1859-й, десять.
ГЛАВА ВТОРАЯ,
Следующие на очереди – братья Дмитрий и Дементий Петровичи. Сведений о них, конечно, больше, чем об их родителе, да только носят они, в общем, исключительно справочный характер.
Дмитрий Петрович родился в год основания Санкт-Петербурга – в 1703-м. Женился на Марии Петровне (1711 – после 1763). Они нажили девятерых детей: Гурий, Никита, Татьяна, Акилина, Акулина, Карп, Аксинья, опять Татьяна, Григорий.
Как видим, у одних родителей – две Татьяны. Самое простое объяснение, что первая умерла во младенчестве. Но, пообщавшись немного с любителями генеалогических изысканий, я выяснил, что дети с двумя одинаковыми именами в одной семье – не такая уж и редкость. В самом деле, была у русских крестьян благочестивая традиция: при крещении отдавать право выбора имени на откуп священнику. Тот открывал святцы – и выбирал. В метрических книгах это видно очень четко: в один день крестят одних Марий, в другой пошли Акилины и так далее.
Год кончины Дмитрия Петровича известен точно – 1746-й.
Его младший брат Дементий Петрович, родившийся в 1711 году, прожил подольше, 65 лет. Женат был на Анастасии Яковлевне. Дети: Филипп, Евстафий, Ефтифей, Филат, Прасковья.
Пора, пожалуй, сделать лирическое отступление, чтобы сказать еще несколько слов об истории деревни Даймище. Первые известные нам новгородские писцовые книги (они представляли собой что-то среднее между переписью населения и налоговой ведомостью) датируются 1500 годом. Парушино там не упоминается. А вот Даймище уже есть. Тогда деревня называлась Дамища, а к своему нынешнему наименованию пришла извилистым путем.
От Парушина до Даймища, кстати, всего-то верст десять, а какая разная судьба.
Эти земли в XVI веке лежали на границе между Спасским Орлинским и Никольским Грязневским погостами Копорского уезда Водской пятины Новгородской земли. Даймище точно относилось к Никольско-Грязневскому. Возле речки Грязны была Никольская церковь, отсюда и название. По преданию, церковь эта ушла под землю, когда в XVII веке пришли шведы. Вот такой вариант града Китежа. Позже практически на этом же месте возникло село Рождествено, названное так по церкви Рождества Пресвятой Богородицы.
В 1617 году, как мы уже говорили, это территория Ингерманландии под властью шведской короны. На шведских картах в 1676 году деревня обозначена как Damosoi, а в 1704 году уже как Domista.
После освобождения от шведов, в числе других деревень Куровицкой мызы, Даймище была пожалована Царем Петром Первым Наследнику Цесаревичу Алексею Петровичу. Далее деревней владели сначала царица Прасковья Федоровна (вдова Ивана V, если кто забыл – это родной брат Петра Великого и сначала они царствовали вместе), потом ее дочери Прасковья и Екатерина, следовательно, Даймище числилось по Дворцовому ведомству, а предки мои были дворцовыми крестьянами. Оброк платили так же, как и крепостные, но статус, мне кажется, повыше будет.
На карте Санкт-Петербургской губернии 1770 года деревня называется Домища.
По восшествии на Престол в 1796 году Император Павел Первый пожаловал десять деревень, в числе которых и Даймище, П. Ф. Малютину (1773-1820), тогда полковнику, а впоследствии генерал-майору. Так из дворцовых Воронины – мужики, бабы, а также дети их – превратились в господских, то есть в обычных крепостных крестьян.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ, СТАРОВЕРЧЕСКАЯ
Дальше – по прямой нисходящей линии нас интересует младший сын Дмитрий Петровича Карп Дмитриевич, родившийся в 1739 году О его жене, которую звали Параскева Степановна, доподлинно известно, что в 1821 году (это примерно время переезда Ворониных в Парушино) было ей 67 лет, и записана она в исповедной росписи, как и почти все последующие мои предки до прадеда включительно, раскольницей, то есть староверкой.
Хотя, пожалуй, не стоит горячиться: староверы тоже бывают разные. И если все крестили детей и венчались в церкви, то официально считались обычными православными. Время от времени (а не минимум раз в год, как положено) исповедовались и причащались не только дети, но и взрослые. Конечно, не все. (Кстати, у Дмитрия и Дементия Петровичей в исповедных росписях о расколе упоминаний нет, и в графе об исповеди и причастии значится: «Были».)
Но если с крестинами и свадьбами все более-менее понятно, то с отбытием в мир иной какая-то странность. Очень мало записей в метрических книгах об отпевании Ворониных, и объяснить этот факт я не могу. Запишем в загадки, как говорил Глеб Жеглов.
Вообще в тех местах большинство староверов были так называемого федосеевского толка, о которых некоторые ученые пишут, что они, дескать, придерживались безбрачия. Не знаю, как там у других федосеевцев, но моих наплодилось немало…
У Карпа Дмитриевича и Параскевы Степановны было, как минимум, двое детей – Ефим и Семен.
И вот еще: Карп Дмитриевич оказался единственным из моих предков XVIII века, чья дата кончины (от холеры) известна – 19 апреля 1783 года. И это самая старая запись в метрических книгах о моих родственниках, что удалось отыскать.
О братьях и сестрах Карпа Дмитриевича известно немногое, да и то не обо всех. Никита в 30-летнем возрасте женился на дочери бобыля села Рождествено Ирине Евстафьевне, а через два года помре. Акулину выдали замуж за жениха из села Красное Копорского уезда (подозреваю, что это то самое, нынешнее Красное Село). Аксинья по той же причине отправилась в деревню Замостье. Татьяна осталась старой девой. Григорий к тридцати с небольшим уже стал вдовцом, а всего прожил около 80 лет.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ, ПАРУШИНСКО-ВОРОНИНСКАЯ
Ефим Карпович Воронин родился, скорее всего, в 1776 году (соответствующая запись в метрической книге, впрочем, не найдена). В январе 1796 года обвенчался с Домной Егоровной из Поддубья. Запись гласит о том, что венчался «Дворцовой Рождественской волости деревни Дамища крестьянский сын отрок Ефим Карпов той же Рождественской волости деревни Лоддубья с крестьянской дочерью девицею Домною Егоровою оба первым браком».
Уже в декабре родился первенец – сын Василий. Всего детей было не менее десяти. Кроме Василия, еще Анна, Ефим, Ирина, Никифор, Арина (Ирина), Назарий, Марина, Трофим, Дарья, Гликерия...
Анна и Никифор умерли во младенчестве.
А самая младшая Гликерия родилась в 1812-м, незадолго до смерти отца. Но о детях – подробнее, насколько возможно, расскажу в следующей главе.
Умер Ефим Карпович в конце 1816 – начале 1817 года, похоронен, очевидно, в Даймище.
До отмены крепостного права в России еще было далеко, и крестьяне в метрических книгах, как правило, записывались без фамилий. Поэтому родство устанавливаем по отчествам и другим косвенным признакам – когда люди со знакомыми нам именами и отчествами выступают на свадьбах поручителями (по-современному – свидетелями) жениха или невесты. Очень часто это были близкие родственники. А уж обычай брать в крестные отцы и матери дядьев и тетушек и вовсе дожил до наших дней, он и меня коснулся: мою сестру крестил родной дядя, моей крестной стала двоюродная сестра, а моя дочь – крестная моего внука.
Как бы ни было оно удивительно и несмотря на пресловутые ужасы крепостничества, фамилия «Воронин» всплывает довольно рано. Упомянутого выше Василия Ефимовича (напомню, первенца Ефима Карповича) записали Ворониным уже в 1845 году, когда он венчался вторым браком, будучи вдовцом.
Но намного раньше, в 1816 году (!), еще в даймищенский период, у младшего брата моего прапрапрапрадеда Семена Карповича родилась дочь Александра. И отец указан в метрической книге как Семен Воронин. Так что первое упоминание нашей фамилии, из ныне известных, датируется 15 апреля 1816 года (да, забыл уточнить, все даты до революции традиционно даются по старому стилю). Увы, двухсотлетний юбилей прошел незамеченным.
Семен Карпович Воронин в 1821 году в метрической книге пишется уже как парушинский крестьянин, хотя по исповедной росписи вся его семья (как и семья Ефима Карповича) еще приписана к Даймищу.
Итак, Семен Карпович. У него было, как минимум, семеро детей. Судьбы этой побочной линии мы коснемся вскользь, с небольшими отступлениями, которые заслуживают внимания безусловно. Но известных нам детей Семена Карповича все-таки перечислим: Домника, Лука, Александра, Татьяна, Харитон, Петр, Василий. Еще несколько под вопросом, поэтому не упоминаем. Жил, например, в Парушино, деревеньке небольшой, Николай Семенович (рождения 1801 года), и теоретически он мог быть старшим сыном Семена, но никаких серьезных доказательств этого найти не удалось.
Умер Семен Карпович Воронин в возрасте 83-х лет в Парушино в 1863 году, похоронен на Даймищенском кладбище (в данном случае информация подтверждается документально). В его доме остались жить: его вдова Евдокия Ивановна, его дочь (старая дева) Александра, его сын Лука, вдовец, с детьми Иваном, Федором и Ириной, другой сын Харитон с женой Анной Ивановной и дочерьми Александрой, Евдокией и Екатериной.
ГЛАВА ПЯТАЯ, БАРСКО-КРЕПОСТНИЧЕСКАЯ
Мой прапрапрадед Ефим Ефимович Воронин родился в Даймище 18 декабря 1799 года. Да-да, в один год с Александром Сергеевичем Пушкиным. Восприемниками при крещении, то есть крестными, были «той же деревни крестьянина Марка Дометиева (значит Дементьевича) сын Лаврентий и крестьянина Исака Сергеев(ич)а жена Анна Кондратьев(н)а».
Ефим Ефимович был младше выше поминавшегося Василия Ефимовича всего на год. Женился «вотчины госпожи Данауровой деревни Парушина крестьянский сын отрок Ефим Ефимов» 14 февраля 1823 года на крестьянке Марине Евстигнеевне из Межна. Впрочем, Мариной она записана при венчании, в записях по другим случаям (и в метриках, и в исповедных росписях) ее величают также и Ириной, и Марией. Неизменны только отчество и имена детей. Одним из поручителей на свадьбе был как раз старший брат Ефима Василий.
Между прочим, обряд венчания совершался в Вознесенской церкви, которая была построена в 1781 году по случаю переименования села Рождествена в город и считалась соборной. Церковь же Рождества Пресвятой Богородицы тогда была еще деревянной, а вскоре сгорела (новая каменная, действующая и поныне, была достроена и освящена в 1883-м).
Кстати, если уж я упомянул Пушкина, то стоит, наверное, отметить и тот факт, что он проезжал эти места неоднократно. Как говорят исследователи, тринадцать раз останавливался в Выре на почтовой станции, что послужило потом поводом для написания повести «Станционный смотритель». А в 1972 году здесь открыли первый отечественный музей литературного героя. Единственного и неповторимого прототипа Самсона Вырина не нашли; похоже, это был собирательный образ. Но вот записи о смотрителях Вырской почтовой станции соседствуют в метрических книгах с записями о моих предках. Кроме того, не лишним будет упомянуть и о том, что старая дорога (во времена Пушкина) проходила в стороне, метрах в 300 от нынешнего Киевского шоссе.
В своем, так сказать, неклассическом произведении «Путешествие из Москвы в Петербург» Александр Сергеевич пишет о крепостных крестьянах наших мест так:
«Повинности вообще не тягостны. Подушная платится миром; барщина определена законом; оброк не разорителен (кроме как в близости Москвы и Петербурга, где разнообразие оборотов промышленности усиливает и раздражает корыстолюбие владельцев).
Помещик, наложив оброк, оставляет на произвол своего крестьянина доставать оный, как и где он хочет. Крестьянин промышляет чем вздумает и уходит иногда за 2000 верст вырабатывать себе деньгу... Злоупотреблений везде много; уголовные дела везде ужасны.
Взгляните на русского крестьянина: есть ли и тень рабского уничижения в его поступи и речи? О его смелости и смышлености и говорить нечего. Переимчивость его известна. Проворство и ловкость удивительны… В России нет человека, который бы не имел своего собственного жилища… Иметь корову везде в Европе есть знак роскоши; у нас не иметь коровы есть знак ужасной бедности. Наш крестьянин опрятен по привычке и по правилу: каждую субботу ходит он в баню; умывается по нескольку раз в день...»
Таковы были и мои предки.
В Даймище Пушкин, кстати, не заезжал, зато следовал мимо Порушина (именно через «о» чаще записывали название деревни в XIX столетии в документах, но иногда и через «а») регулярно.
Поэтому – лирическое отступление номер два: эпизоды из истории деревни Парушино.
После краткого владения графом П. Ф. Буксгевденом, с 1818 года Даймище и еще около десятка деревень становятся вотчиной госпожи М. Ф. Донауровой, вдовы тайного советника и кавалерственной дамы (кавалерственная – значит, награждена Императорским орденом Св. Екатерины).
Судя по всему, именно по почину Донауровой Парушино получило вторую жизнь. Само название деревни говорит о том, что с ней приключилось что-то неладное. Второе название – Шумиловка – до сих пор используется жителями окрестных деревень (сегодня их мало, старожилов), но встречается также и в исторических документах. Например, в церковной метрической книге мы находим запись о том, что 29 февраля 1820 года крещена «Госпожи Донауровой деревни Шумиловки у крестьянина Саввы Дмитриева дочь Евдокия».
В 1854 году, опять же в метрической книге, говорится, что у «вотчины г. Донаурова деревни Шумиловки крестьянина Иаокима Трофимова» умерла двухлетняяя дочь.
И еще раз, в скобках, название Шумиловка упоминается в «Памятной книжке С.-Петербургской губернии (описание губернии с адресными и справочными сведениями)», изданной в 1905 году.
Кажется, про Шумиловку это пока все, что известно.
Итак, в XIX веке деревня Парушино вошла в Царскосельский уезд, второй стан, Рождественскую волость, Вырское имение.
После Донауровых (сначала Мария Федотовна, потом ее сын Петр Михайлович) владельцем деревни Парушино (и иных) стал тайный советник В. М. Быков. Владел недолго: купил в 1860-м, а уже в 1861-м скончался. Так что выкуп из крепостной зависимости начался уже при его вдове, Марии Антоновне.
В 1860 году в Санкт-Петербурге был отпечатан справочник с длинным названием «Сведения о помещичьих имениях. Приложения к трудам редакционных комиссий, для составления положений о крестьянах, выходящих из крепостной зависимости». В нем о Парушино сказано следующее: «Число крестьян 20, дворовых 5 душ крепостных людей мужского пола. Дворов или отдельных усадеб – 6. Число тягол: 20 издельных, состоящих частью на оброке, частью на барщине – 240. Усадебной 2 дес(ятин), пахатной 16 дес(ятин), сенокосу 20. Не состоящей в пользовании крестьян кустарнику и лесу 1471. Сенокоса у них нет, а косят сено в кустарниках. Прочия же земли: усадебная, выгонная и неудобная показаны вместе господские и крестьянские. Всего вообще удобной земли в имении 4331,72 дес(ятин), неудобной 317,81».
Если сопоставить с данными 1862 года (число дворов – 3, жителей: 20 мужского пола, 30 женского), то понимаем, что женщин в справочнике 1860 года не учитывали.
Отмечу и такое важное наблюдение: в середине XIX века, судя по исповедным росписям, Ворониных в Парушино было не меньше половины деревни.
Возвращаюсь к биографическим данным своего пращура Ефима Ефимовича. По имеющимся данным, его первенцем стал Иван, родившийся в 1826 году. Другие дети (список вряд ли исчерпывающий): Петр и Матрона (в возрасте 23-х лет вышла замуж за крестьянина из Нового Поддубья, через год 1860 родила дочь Александру). Еще двое – Прохор и Андрей – умерли во младенчестве, прожив по несколько месяцев.
Известна не только точная дата смерти Ефима Ефимовича Воронина – 11 апреля 1848 года – но и причина: чахотка.
В этом поколении нашей семьи, конечно, играет заметную роль Василий Ефимович, уже неоднократно упоминавшийся старший брат. Он женился на крестьянке из Куровиц Евдокии Изотовне, и нажили они много детей, о некоторых из них я расскажу в следующей главе. Овдовев, Василий Ефимович, которому было уже под пятьдесят, женился второй раз – на Матрене Ивановне из Сивориц, тоже вдове, однако не прожил после этого и года, скончавшись в декабре 1845-го, и тоже от чахотки.
ГЛАВА ШЕСТАЯ, С ВЫХОДОМ
Мой прапрадед Иван Ефимович Воронин, будучи отроком, мог не раз видеть «солнце русской поэзии», проносящееся на тройке почтовых. Но дорог он мне, конечно, не этим, а тем, что дал жизнь следующему поколению Ворониных. Так что пока обойдемся без лирики, поскольку число персонажей растет и не хочется пропустить что-нибудь интересное из истории нашего рода.
Иван Ефимович родился и умер в один день – 5 февраля (1826 – 1854) и за свои полные 28 лет успел многое. Уже в возрасте 17-ти лет он впервые записан восприемником при крещении, а всего выступал в этом качестве примерно с десяток раз. А ведь еще неоднократно участвовал в качестве «свидетеля» в свадебных торжествах. Но надо сказать, что если в поручители жениха или невесты звали друзей-знакомых-родственников, то в крестные отцы, если не из родни, то старались обычно заполучить людей богатых или просто уважаемых. Иван Ефимович был в Парушино и окрестностях явно в почете.
Женился он тоже в феврале, 11-го числа 1845 года – на крестьянской девице Марии Даниловне из Кузнецово (деревня тогда принадлежала помещику Н. И. Кругликову). В семье было шестеро детей: Семен, Георгий, Филимон (мой прадед), Василий, Николай и Наталия. Расскажем хоть понемногу, но обо всех – как обычно, в следующей главе нашего повестоввания.
А пока что – о детях Василия Ефимовича и других Ефимовичах. Из всех известных нам Ворониных именно сын Василия Ефимовича Андрей первым вышел из крестьянского сословия, причем произошло это сразу после отмены крепостного права. К сожалению, подробностей мы не знаем, но все началось с того, что три сына Василия Ефимовича – Андрей, Николай и Калинник (было вполне обиходным когда-то такое имя, в просторечии превращенное в Калину, отсюда отчество Калиныч, да и фамилия Калинин тоже не от названия ягоды произошла) перебрались в 1850-е годы из Парушино в Выру. Как им это удалось и по какому поводу случилось, неведомо. Известно только, что Калинник Васильевич уже в 1853 году упоминается в метриках как конторщик Мызы Выры, а Андрей Васильевич Воронин, начиная с 1863 года числится как мещанин города Гатчины. При этом остается прихожанином Вознесенской церкви в Рождествено, исповедуется и причащается, да и всех своих детей (а потом и внуков) крестит там. А детей у Андрея Васильевича было двенадцать, из них трое, в том числе близнецы, умерли во младенчестве. Как видим, он уже не старообрядец, а присоединился (как, впрочем, и его братья) к господствующей Церкви.
Калина Васильевич Воронин пользовался в Выре уважением. Об этом свидетельствует тот факт, что, когда после отмены крепостного права создавали орган самоуправления – Вырское сельское общество, он вошел в его совет. Об этом сообщает в одной из своих публикаций гатчинский историк-краевед Андрей Бурлаков.
Поскольку о вырских Ворониных я знаю немного, то позволю себе слегка забежать вперед и сказать о том, что из всех многочисленных детей Калины Васильевича (не менее восьми) один уж точно прославился, и даже не на всю округу, а гораздо шире. Николай Калинович Воронин (1862 – после 1920) служил в армии, в чине фельдфебеля был бригадным писарем 23-й артиллерийской бригады. Но воинская карьера для Ворониных редкость, и Николай Калинович снискал себе славу в мирное время. Как выяснил вышеупомянутый Андрей Бурлаков, в 1905 году в Выре появилась собственная пожарная дружина, ставшая филиалом Сиверского добровольного пожарного общества. Вырские пожарные обслуживали Рождествено, 13 окрестных деревень и медно-литейный завод братьев Чикиных. Членом правления дружины и заместителем начальника был Н. К. Воронин.
Журнальный вестник «Пожарное дело» однажды сообщил:
«10 апреля 1908 года Государь Император соизволил пожаловать…
По Вырской С.-Петербургской губ., пожарной дружине – серебреные медали, с надписью «За усердие» для ношения на груди на Станиславской ленте: членам дружины, крестьянам С.-Петербургской губ., Царскосельского уезда., Рождественской волости: Ивану Волхонскому, Николаю Воронину, Евстигнею Андрееву, Николаю Кузимину и Николаю Петрову».
Возможно, что другой сын Калины Васильевича – Петр Калинович Воронин содержал в Петербурге булочную на Шлиссельбургском проспекте, 71 (такая информация содержится в справочной книге «Весь Петербург на 1894 год»). Но это только предположение, все-таки сочетание имени, отчества и фамилии не назовешь распространенным. Хотя кто его знает, это сегодня имя Калина – экзотика, а тогда…
ГЛАВА БЕЗ НОМЕРА, ПОКА НЕ СЕДЬМАЯ, ЗАТО ПРО ПОТОМСТВЕННЫХ ПОЧЕТНЫХ ГРАЖДАН
Далее переходим к Петру Ефимовичу, брату моего прапрадеда Ивана Ефимовича. Как уже было сказано, Петр родился в 1829 году. Его первая жена, Александра Евдокимовна из Тозырева, умерла в 1853-м, уже через два года после рождения первенца Ивана. Второй женой Петра Ефимовича стала Ирина Никитична из Лампово. Их дети: Анастасия, Николай, Алексей, Иван, Елена, Петр, Михаил, Василий, Мария.
Из детей Петра Ефимовича особо выдающимися стали Николай и Василий, о них я расскажу подробнее, несмотря на очередной хронологический скачок. Все-таки оба они – мои троюродные прадеды – потомственные почетные граждане. Было в поздней российской Империи такое звание, или даже сословие, среднее между купечеством и дворянством, промежуточное, так сказать.
Николай Петрович Воронин родился в 1858 году (восприемники при крещении – оба Воронины – Калина Васильевич из Выры и Матрона Ефимовна из Парушино). Служил в армии. В «Справочной книге о купцах Санкт-Петербургской губернии на 1889 год» указано, что состоит в запасе. При этом «происходит из крестьян деревни Порушино», в свои 29 лет является купцом 2 гильдии, «платит гильд(ейскую) повинность с 1888 года», проживает в Санкт-Петербурге: Коломенская часть, 2-й участок, на Екатерингофском проспекте. Содержит «ренсковый погреб» там же, по Садовой улице, 121.
Ренсковый погреб – это в переводе на современный язык магазин виноградных вин. Вот такой родственник.
Ну ладно, хоть вроде и «седьмая вода на киселе», проследим его судьбу дальше, благо в Петербурге уже тех времен это иногда гораздо проще, чем в советский период (имею в виду открытые источники). Меняет место жительства и место торговли: Большая Дворянская на Петроградке (до 1914 года – Петербургская сторона), потом – опять Коломна, угол Усачева переулка (ныне улица Макаренко) и набережной Фонтанки. В 1912 году из справочной купеческой книги Николай Петрович исчезает. Берем другой справочник – «Весь Петербург». Оказывается, что помимо погреба был у нашего Николая Петровича еще и собственный трактир. А в 1911-1912 годах – пивная. Эх, знатный предок! И вообще вторая гильдия – это доход более 20000 рублей в год. Но ведь не нынешних рублей, а тех, царских…
С 1913-го наш купец переезжает вглубь Усачева переулка, в дом № 3. В 1914-м опять пропадает. Зато в 1915-1917 годах гордо фигурирует по тому же адресу как потомственный почетный гражданин. Значит, были заслуги, о которых мы сегодня, недостойные потомки, и не знаем.
А дальше? Дальше – мировой катаклизм в виде революции. И в адресной книге «Весь Петроград на 1923 год» мы встречаем Воронина Николая Петровича, живущего в Усачевом переулке, дом 3. Но профессия у него… обойщик. В 65 лет менять стиль? Впрочем, жить захочешь &ndash