Нескучная история (часть 1)
Лгал я с упоением, самозабвенно
Наслаждаясь той новой жизненной
Гармонией, которую создавал.
За такую соловьиную ложь я получил
от матушки в левое ухо, а от отца
бычьей жилой по заду.
Это нимало не печалило меня, а скорее
послужило толчком для новых вымыслов.
Владимир Набоков «Отчаяние»
Предисловие
Не записанный на плёнку
Был ли в самом деле я?
/Паша Кашин/
Оставив, наконец-то, работу, а мне повезло сделать это до повышения пенсионного возраста, я взялся перебирать свои бумаги и отрывочные дневниковые записи, которые, с завидным упорством, начинал раз десять за всю свою сознательную жизнь.
Из кипы бумаг заметно выделялся корешок меню ресторана «Большой Урал» 198... года. Не знаю, как сейчас, но тогда это было достойное заведение для почтенной публики. В малахитовой обложке только сейчас обнаружились две исписанных «Ленинским» почерком общие тетради. Это был дневник, почти что повесть нулевых лет.
Поскольку в новом статусе у меня, наконец, появилось свободное время, я попробовать придать запискам вид более-менее читабельный. И вот что из этого получилось.
* * *
На выставке
Первые два дня в южном городе Аньхуэй стоили мне нескольких лет жизни. Не считая выпитого по дороге, мы гуляли ночь по прибытии, днём за открытие выставки, вечером на банкете, а позже уже среди красных фонарей.
В скромной, можно сказать аскетичной, комнатке, где оказывались услуги, за красной шторкой вместо окна оказалась грубая кирпичная кладка, и о том, что рассвело, я узнал лишь в фойе, где заспанный служка оторвал голову от стойки, скользнул по мне оценивающим взглядом и указал на диван, где сидели свои: Мирохин, владелец мукомольных заводов и мэн с Администрации.
Над их помятыми лицами красовалась в вычурном окладе вольная копия с картины «Тайная вечеря»: лики, в принципе, те же, но дюже красны и глаза осоловелы. В руках учеников кружки с пенистым напитком, а Учитель, потупив очи, вот-вот затянет прощальную. Видимо, автор копии, не знакомый с Евангелием, по своему понял повод для застолья. Меня это не удивило: минуту назад, одеваясь, я любовался репликой «Дочерей Левкиппа» Рубенса, превосходившей оригинал экспрессией и гротескным эротизмом.
Тогда я не знал, что в здешней продвинутой провинции есть целые деревни «художников», которые специализируются на копиях классиков. Утомленные однообразием, наиболее талантливые из них порой позволяют себе обновить в духе времени работы древних мастеров для улучшения их товарного вида.
— Всё, погнали, — хрустнув пружинами дивана, тяжело поднялся капиталист.
— Так! Дожидаемся остальных, — голосом воспитателя детского сада попытался остановить его сосед.
Повернувшись к нему задом, Мирохин спросил меня:
— Едешь?
— Да что они там, уснули? — Засуетился мэн, испугавшись остаться один в притоне. — Эй, товалися! — обратился он к китайченку в замызганной жилетке, жестами показывая, что надо бы позвать оставшихся членов нашей группы. Обнажив никотиновые зубы в сонной улыбке, тот показал большой палец:
— Лосия калосо! Я любишь!
Мэн безнадежно махнул рукой:
— Ладно, не маленькие, сами доберутся.
— Чек возьми с печатью, — напомнил ему Мирохин.
— Зачем?
— Присовокупишь к представительским.
— Думаете, прокатит? — Всерьёз задумался чиновник.
Солнце, возможно, и взошло, март никак, но за высокими панельками, упрощённого варианта нашей 97 серии, его не было видно. Белесое небо в извечной дымке предвещало липкую духоту с запахом китайской кухни. Улицы были безлюдны, но интуитивно чувствовалось, как за бетонными стенами многоэтажных коробок начинает урчать канализация, и зажигаются газовые конфорки под соево-чесночным варевом. Ещё немного и гигантский муравейник придёт в движение: каждый, из полутора миллиардов мурашей, потащит свою соломинку в общую кучу и без того безмерного ВВП. А мы приедем и завалимся спать. Ещё тридцать лет и три года. Как минимум.
Я хотел заказать такси, но Мирохин остановил.
— Тачку? Вон их сколько, — показал он на тележки в которых крестьяне везли зелень и овощи на рынок. — И так вчера денег на месяц вперёд просрали.
— Такой богатый и такой жадный! — Покачал головой чиновник.
— Экономный, — поправил Мирохин. — Тем и живём. Это вы там щедрые, за казённый-то счёт. Давай этого татарина остановим, — встал он на пути велосипедиста. Поторговался и пригласил нас занять места в деревянном ящике. Тощая задница крестьянина приподнялась и педали заскрипели, медленно набирая обороты. С песней
«Из-за острова на стрежень,
на простор речной волны,
выплывали расписны-я
Стеньки Разина чалны!»
подкатили мы к отелю «Меридиан», к изумлению китайского пикколо в красной ливрее и шапочке на резинке. Приученный кланяться, открывать дверцы автомобиля, придерживая ладонью, чтобы гость не ударился затылком, он растерялся, не зная, как поступить с нашим транспортом.
В двенадцать, одинаково благоухающие парфюмом из гостиничного туалетного набора, мы были уже на открытии выставки. Согласно рекомендации организаторов все были в галстуках. Даже Фролякина, развесившая по соседству с моим стендом свои кости. Точнее, образцы достижений её ортопедической компании.
Город Аньхуэй, следуя новой китайской традиции провозгласил себя очередным Центром Передовых Технологий и, в подтверждение статуса, учредил ежегодную научно-техническую международную выставку. Поскольку развитые страны не спешили откликнуться на сомнительную инициативу (или авантюру, если угодно), организаторы начали раскрутку амбициозных планов с приглашения стран бывшего СССР, Монголии, Эфиопии, заманивая их подарками и бесплатными банкетами.
В нашем случае, это мероприятие каким-то таинственным образом пересеклось с громкой акцией Краевой администрации в поддержку малого бизнеса.
Выделенная мне под экспозицию часть общего стенда оказалась на четверть меньше оплаченных метров из-за того, что соседка установила на ней сборный скелет с тефлоновыми и титановыми суставами.
— Эй, товарисч! — Попытался я подвинуть его, — Вас тут не стояло.
Не тут-то было. Оказывается, хозяйка для устойчивости обула его в черные ортопедические ботинки, закрепив их подошвы саморезами к полу. Но я-то этого не знал! И чуть не оторвал ему стопы вместе с ботинками.
Что тут началось!
— Не трожь! Ручная работа! Сломаешь, — не рассчитаешься!... Не надо со мной так разговаривать, не на базаре! ...У нас тут все серьезно, людей спасаем, не то, что эти поделки, — брезгливо кивнула она на мой макет умного города. — Да будьте же мужчиной, в конце-то концов, пусть «Вася» постоит. Хотя бы на открытии. Ещё спасибо скажете за рекламу.
Под натиском соседки и её «Васи», который устрашающе скалил на меня зубы, устоять было невозможно. Я так разгорячился, что ослабил узел галстука. А потом и вовсе повесил его на шею «Васи», что Фролякина поняла так, будто я выкинул белый флаг и в знак примирения милостиво ознакомила меня со строением человека. Вначале на «Васе», а позже, в моем номере на живой натуре. Что, впрочем, и ей пошло на пользу. Во всяком случае, утром, после трогательного поцелуя на прощание, она призналась:
— Я так благодарна тебе. Это была хорошая профилактика от застойных явлений в области тазобедренного сустава.
С трудом отстояв следующий день, вечером, проигнорировав банкеты и фуршеты, я прямиком отправился в номер. Едва отключился, как закукарекал петух. В кромешной, из-за тяжёлых портьер, тьме решил, что проснулся на даче и уткнулся в стену, вместо привычной двери. Включив, наконец, ночник, долго метался по комнате, прежде, чем обнаружил, что кукарекает сувенирный будильник из сумки отсутствующего соседа. Придушенный подушкой, петух затих, но после следующей побудки, от удара в стену, разлетелся на комплектующие.
В изнеможении откинулся я на спину и увидел над собой налитую кровавую каплю, готовую вот-вот сорваться с потолка мне на лицо. Остановить поток самых невероятных предположений воспаленного воображения на сей счёт можно было только включив свет: оказалось, это датчик пожарной сигнализации.
Чтобы расслабиться, я включил телевизор и нашел программу «Россия 24», где интервьюируемый академик Российской академии академических наук, явный долгожитель, напоминавший Васю вставной челюстью, которую то и дело поправлял, вещал о новейших успехах нашей науки:
— ... Но к числу важнейших достижений нашего ученого мира за последнее десятилетие, несомненно, надо отнести то, что мы сохранили, хотя бы частично, научные наработки Советского периода...
Фраза настолько поразила меня, что я дословно записал её в дневник сотового телефона. Если это важнейшее, то какие же тогда остальные?
Видимо, я настолько болезненно воспринял этот факт, что сон пропал окончательно и звонок по внутреннему я воспринял спокойно.
— Спишь?
— Уже нет.
— А что делаешь?
— Посылаю тебе сигналы.
— Интересно, как я должна об этом узнать? Я ведь ортопед, а не телепат. Ты забыл?
Фролякина явилась с половиной торта из взбитых белков, в какие окунают лицом Голливудских артистов.
— Превед ортопед. Откуда еда?
— С приема, вестимо. От мэра Аньхуэя.
— Какого, какого хуэя?
— Я бы попросила не выражаться. Кстати, можешь гордиться: наши с тобой имена стоят рядом в списке.
— Форбса?
— Да нет, у китаяночек на входе, по которым в банкетный зал пропускали.
— Похоже, рядом мы потому, что утром, оставили здесь вот это. — Поднял я за бретельку бюстгалтер.
— О Боже! — Покраснела она, выхватывая его у меня. — Где ты его нашёл?
— Его не надо было искать, он висел на лопасти вентилятора. Сознайся, это маленькие женские хитрости? Повод вернуться?
— Для тебя они маленькие? — Примерила она лифчик. — Иду к лобби и думаю, чего это вся прислуга вокруг хихикает.
— Завидная популярность. — И показал на пакеты с логотипом выставки. — Это всё тоже с банкета уволокла?!
— Во-первых, не волокла, а доставила в посольском лимузине.
— Такой сервис надо заслужить!
— Авансом: у посла, оказалось, искусственный сустав. И не терзайся угрызениями, вся «еда» за счет участников. Можно сказать, твоя доля. На! — Подцепив на палец крем, она мазнула мне нос.
— Какая гадость... Посла на панели сняла? — Не унимался я.
— Других способов ты, конечно, не знаешь.
— Зачем усложнять?
— Простота порой хуже воровства. Пойду-ка я, пожалуй...
— Мне всё не съесть.
— Там у тебя на столике у тебя визитка с китайской девушкой. Позвони, поделишься. Чтобы не усложнять. Адью!
— Да постой же! — Преградил я ей путь.
— При одном условии: шампанское и мороженное в номер.
— Должен предупредить, и то и другое у них дерьмовые.
— Тогда утку по-пекински.
Я распорядился по телефону и перевел Фролякиной ответ:
— Они сказали, что у них ресторан Европейской кухни.
— Господи, да закажи хоть кофе на худой конец.
Через пару минут кофе на худой конец подали. Мы грустно посмотрели на мельхиоровый поднос с двумя пакетиками «Три в одном» и двумя чашками воды, наверняка нагретой в микроволновке. Фролякина вздохнула:
— И не подкопаешься, всё, как просил, со сливками. Ну что ж Гурин, придётся тебе отрабатывать натурой. Боишься? Ой, какой твердый у тебя! Матрац, имею в виду! — Попрыгала она на постели.
— Кокосовый. Специально для профилактики застойных явлений.
Телефон на тумбочке зазвонил совершенно некстати.
— Я тебя умоляю, — нахлобучила она на аппарат подушку, набитую вискозой. — Лучше поцелуй меня, нет, вот сюда.
Когда подушка свалилась, снова раздался звонок.
— Вэй! — Крикнул я в трубу гнусавым голосом, подражая китайцам. Мне вторило такое же «Вэй!», как эхо, а после — тирада на китайском.
— Моя твоя не понимай, — перешёл я на эсперанто, после чего услышал до боли знакомый голос:
— Саня, ты?
— Я.
— Это Фортунатов. Не узнал? — В трубке появились помехи и эхо, будто включили прослушку.
-Серый?! — Прижал я плотно, как мог трубку к уху, — блин, как звоночек с того света.
— Не торопи события.
— Как ты меня нашёл?
— В новостях показывали выставку и тебя крупным планом в обнимку со скелетом в галстуке.
— Скоты! И они это дали в эфир?
— Неплохо вышло, теперь ты Movie star! А звезду найти несложно.
— Ну вот, прославился из-за тебя, — сурово посмотрел я на Фролякину, которая искушала меня изо всех сих.
— Из-за меня? — удивился голос в трубке.
— Да нет. Ты где сейчас, дружище?!
— В Та-Чине.
— Это отель?
— Не, город такой. Два часа на машине.